— Почему?

Иногда он напоминал Анжелике маньяка — вцеплялся в каждую ее незначительную фразу, глаза огнем загорались, выспрашивал все, настаивал, вытягивал из нее какие-то мнения и суждения…

— А ты думаешь, что с ней всю жизнь проживешь? — поинтересовалась Анжелика.

— Я не знаю. Я не могу сейчас решить это. Наверно, мне нужно время. Но почему ты так уверена, что я уйду от нее?

— А ты думаешь, что ваш брак будет продолжаться вечно? Мы уже говорили с тобой на эту тему, — Анжелика вновь примерила на себя интонации работника психологической службы. — Ты будешь подниматься, добиваться чего-то… И ты хочешь, чтобы вот это существо было рядом с тобой, когда ты будешь что-то значить в этой жизни? Я понимаю, что ты ее любишь, но…

— Я ее совершенно не люблю! — запальчиво воскликнул Рома.

Анжелика прокрутила перед внутренним взором запомнившиеся ей глянцевые картинки — фотографии Роминой жены. Эти печальные лошадиные глазки по бокам деформированно-треугольного лица, этот бесформенный, пятном, кровавый рот на серовато-зеленом лице… Гоблин какой-то. Неужели Рома не видит, что внешне его жена — просто урод из циркового шоу? И каким же прекрасным должно быть внутреннее содержание человека, чтобы терпеть такую его внешность, не замечать явной дисгармонии?

— Если ты ее не любишь, ты же должен видеть… — начала Анжелика, но тут же мысленно остановила готовый излиться поток откровений. — Как ты вообще можешь ставить ее на одну ступеньку со мной, например? Как ты можешь сравнивать ее со мной? Она же ничто! Анжелика вдруг представила, как Рома возвращается домой с ИХ свидания, где он только что целовал ее, Анжеликины, безупречные губы, ласкал ее тело, точно выверенное до миллиметра, сделанное часами и часами нудных физических упражнений, — и ложится в постель со своей Катей, угловатой, кривенькой, с невероятно широкими, расплющенными тазовыми костями… треугольник лица острием вниз, треугольник тела острием вверх. Так рисуют дети. Ее передернуло.

— Ну, ты не права, — вступился за жену Рома. — Вы с ней просто разные. Ты вся такая… совершенная. Ты моя мечта, понимаешь? А она — реальность. В моей жене тоже есть своя прелесть. Она вся такая домашняя… Она другим берет, не тем, чем ты.

— Ну да, конечно, — скептически согласилась Анжелика.

— То есть ты думаешь, я ее брошу, — раздумчиво повторил Рома.

— Я думаю, да, — сказала Анжелика. — Причем тогда, когда она меньше всего будет этого ждать. Просто ты поймешь… что больше не можешь. Не можешь видеть ее. Не исключено, что она будет беременна в этот момент или еще что-то, а у тебя в этот момент, вероятнее всего, никого не будет. Не будет любовниц. Так тебя меньше всего будут мучить угрызения совести.

— Я боюсь, что так и будет, — сказал Рома. — А потом я всю жизнь буду чувствовать себя негодяем.

— Ну почему сразу негодяем? Рома, это просто жизнь. Я не хочу тебя обидеть, но иногда ты рассуждаешь очень провинциально.

— Ну почему сразу провинциально? — покраснел Рома.

— А потому что посмотри вокруг! Люди по-другому живут. У меня куча знакомых, которые жили-жили себе с женами много лет, вместе начинали с нуля. А потом появились деньги, появилась возможность встречаться с более интересными женщинами… или просто время прошло. Если что-то уходит, или если появляется что-то новое — зачем сохранять то, чего нет? То, что мешает? То, что обуза? То, что тянет тебя назад, вниз? Рома, все гораздо проще, чем тебе кажется.

— Я знаю, — сказал Рома торопливо, — но я не хочу так жить. Я и сам уже почти такой… но я боюсь стать таким. Меня мама по-другому воспитывала.

— Ха! — воскликнула Анжелика. — Нас всех по-другому воспитывали. Мой бывший тоже на рыцарских романах воспитывался. Одна любовь, одна женщина — навсегда. Романтика. Ну и что? Я не знаю, сколько у него женщин было до первого брака… Не знаю толком, сколько раз он мне изменял… Что он сейчас имеет? Одну бывшую жену, одну тоже фактически бывшую с ребенком, который не от него, и одного своего ребенка на стороне, который никогда папочки не видел. И ничего. Я уверена, он считает, что все идет по плану.

— У твоего мужа есть ребенок на стороне? — ахнул Рома.

— Может быть, и не один, но про одного-то он точно знает. И знаю я.

— И когда он появился? Ты извини, что я спрашиваю, это, наверно, не мое дело, но я просто потрясен тем, что ты сказала.

— Да все нормально, — про себя Анжелика отметила непомерную «бабскость» Роминых интонаций. — Ребенок появился, когда мы уже были вместе. Рома, все просто в этой жизни. Ради меня Саша развелся с первой женой. С женой у него все было плохо, но была еще любовница. Вернее, любимая женщина. Она появилась задолго до меня. Но Саша развелся с первой женой и женился на мне. Не на той, которую любил, а на мне.

— Но почему?

— Потому что я эффектнее, — заявила Анжелика, поправляя волосы. — Потому что я красивее. Потому что мы вместе шикарно смотримся. Потому что его друзья сказали: «Вот это то, что тебе надо».

Это была правда. Горькая, но правда. Когда-то нестандартность ситуации сделала Анжелику счастливой. На несколько лет. Но уже все прошло…

— Я ничего не понимаю в вашей жизни, — вздохнул Рома, пошлепывая ладонями по рулю. — В твоей и в Сашиной.

— Ты вообще многого не понимаешь, — сказала Анжелика категорически. — Ты все видишь в черно-белом цвете. Владимир Маяковский. «Что такое хорошо и что такое плохо». Крошка сын к отцу пришел. Рома! Относись к жизни проще. Хорошо, когда мне хорошо. Рома гнул свою тему — Я не смог бы жить, зная, что где-то есть мой ребенок. Если бы тогда Ольга родила… не знаю, наверно, я бросил бы жену и ушел к ней. Этот ребенок стал бы для меня всем. Анжелика развела руками — Ну, у Саши теперь тоже есть шикарная возможность вернуться к своей настоящей любви. Только что-то он туда не очень торопится.

Рома день ото дня становился все более ручным, все крепче прилипал к Анжелике, не отодрать. Она уже без зазрения совести звонила ему, когда нужно было срочно поехать куда-то. Позвонила, например, чтобы отвезти дочь на очередной кастинг через весь город. Они опаздывали, Рома нервничал, чертыхался внутренне, но внешне все улыбался, пытался заговорить с девочкой. Катя, в сдвинутой на затылок разноцветной беретке, с выбившимися золотыми локонами, воображала, как перед новым мальчиком, надувала губки, хихикала, вертелась, рассказывала что-то про цирковое представление, которое она посетила в выходные.

— А мы вот с твоей мамой в пятницу на концерт идем, — зачем-то ляпнул Рома, заслужив неодобрительный Анжеликин взгляд.

— И леопарды там — вот такие! — продолжала Катенька, не услышав Ромы. — С вот такими зубами! «Концерт в пятницу» был концертом группы «Воскресение», весьма любимый Анжеликой. Она любила все этакое, с налетом старины, с вычурностью и простотой двадцатилетней давности; любила «Квинов», душу была готова отдать за разрывающий пространство голос Фаруха Балсара; любила старую «Машину времени», «Дип Перпл» и «Лед Зеппелин», вот и «Воскресение» любила тоже. С Ромой встретились днем. Анжелика уже была одета для концерта, к джинсам эксклюзивная джинсово-клетчатая куртка, жесткая, хрустящая, вычурно-стильная. С некоторым удивлением посмотрела на Рому-При-Полном-Параде, в отглаженном костюме с пиджаком… Не симфонический концерт все-таки! Анжелика, держась подчеркнуто прямо, шагала огромными своими ботинками, физически чувствуя, как хороши, как правильны, как чудно закручены ее темные локоны, каким ясным светом сияют ее глаза под длинными ресницами, как отточены и верны короткие движения рук, сопровождающие каждый шаг. Отчаянно окунулись в жужжащую толпу, ринувшуюся уже к дверям большого зала ДК Ленсовета. Приятное покалывание в предчувствии, волнение не волнение, нечто между ожиданием и счастьем. Странное время: хиты двадцатилетней давности уже не казались давно умершими; бритые мужчины в золотых цепях вскакивали в проходах в беспробудном экстазе — это была их юность. Рома вел себя сдержанно. Если бы не он, Анжелика бы тоже рванула в проход, а так она постеснялась даже спросить у него зажигалку. Никольский пел «Скрипача», маленькие огоньки качались справа и слева, целое море живых светлячков внизу; на пару мгновений Анжелика пожалела, что она здесь с Ромой. Всеобщее тепло, братство всеобщее подтачивало его лишь с краев, а внутренне он был целен, не пускал в себя жар танцующих звездочек; зато Анжелику переполняло это великолепное чувство, и она готова была, как во сне, шагнуть со своего верхнего яруса прямо в воздух, взмахнув руками, над головами всех, над этим городом огней… заливаясь слезами, растекаясь в счастье…После концерта был дождь. Стучал по крышам припаркованных вокруг ДК автомобилей, смывая блестящий гель с Анжеликиных волос, лил, раздваивая в лужах отражения круглых фонарей…