— Танька, мне-то карты вчера нагадали, слышь, чё? Вон, расскажу…

Таня пыталась перевести тему. А иногда бабка предлагала гадание Сашке. Этого Игорь уже вынести не мог, и начинался скандал.

— Смотри, она еще порчу будет на тебя наводить, знаем таких! — пошутил на работе Макаров. — У моего родственника мать пришлось в конце концов отослать в психушку. Она и газ открытым оставляла, и голой в подъезд выходила, и проклятьями сыпала тоже. Тебе заранее поговорить со специалистами не помешает, а с адвокатом — сам бог велел.

Игорь смеялся и отмахивался, но после какого-нибудь особенно «теплого» семейного вечера ему иногда приходила мысль хотя бы узнать у Макарова подробнее о том, как это вообще происходит.

Неделю назад Игорь, выходя утром из комнаты, наступил в землю. Кучка черной, жирной земли подстерегала его у порога. Почесав голову и спросив на всякий случай Саньку, он двинулся к теще. Та взвилась в духе:

— Сам натаскал с ботинками своими, ирод, а теперь людям проходу не даешь!

Так у нее это вышло ненатурально, что уже Таня стала кричать на мать, чтоб та бросила свои глупости. Анна Ильинична убрала землю в совочек и ни с кем не говорила три дня, только расцеловала Таню, провожая к сестре.

Теперь Игорь тупо разглядывал коллаж на стене: начерканный мелом косой крест и воткнутая булавка. Что-то в нем вскипело. Булавку прочь… нет, спрятать в карман — еще наступит кто… Крест стереть… да хоть плюнуть — и рукавом: времени-то нет! Хорошо.

Он с удовлетворением полюбовался чистой стеной, сунул ногу в ботинок и вдруг дернулся от резкой боли.

Временами Анна Ильинична могла двигаться совершенно бесшумно. Сейчас она оказалась у Игоря за спиной, дождалась, пока тот нагнется, двумя пальцами схватила несколько торчащих волос у него на затылке и дернула изо всех сил.

Игорь подскочил и обернулся, теща отпрянула, взмахнула руками и осела на табуретку около телефона.

— Ах ты! Руками махать! Совсем сдурел, поди?

— Я?! — стоя в одном ботинке, побледневший от бешенства Игорь с горечью осознавал, что день не будет спокойным и ложное затишье кончилось. — Это я сдурел? Никто вас пальцем не тронул! Что вам надо?

— Это тебе что надо! Зачем обои трешь? — Анна Ильинична мгновенно перешла к хамовато-базарному тону.

— Я не тру, а за вами убираю! Что у вас за заморочки, вообще?

— Не твое дело. Не ты делал, не тебе стирать! Вы тут интриги плетете! Думаете, будто я не знаю?

— Не понимаю, что вы несете, — Игорь лихорадочными движениями натягивал второй ботинок. — Подкрадываетесь ко мне, таскаете за волосы… Вам правда в дурдом уже пора! Еще и ко мне какие-то претензии…

Анна Ильинична, уже вполне оправившись, поднялась с табуретки и стала пятиться к кухне:

— Ох, какой нежный — тронуть его нельзя! Я тебе всё могу делать, а ты меня не тронь! И ребенка с Танькой не тронь. Думаешь, я не знаю, кто такой змей — кто их подговорил меня сначала из того дома выжить, а теперь из этого? Дерьмо ты, и сына такого же вырастить хочешь, вот что я тебе скажу!

У Игоря сверкнуло что-то в голове, он оскалил зубы и занес над головой руку, в которой еще держал ложечку для обуви. Вряд ли он смог бы нанести удар — вспышка ярости через секунду ушла, оставив легкий дух бессильной злобы, похожий на запах горелой проводки. Теща, однако, на удивление стремительно отбежала в кухню и издала приглушенный крик.

— Ишь, и-ишь! Ох, куда ж люди смотрят! Безумный, на вторую мать свою руку заносишь! — она убрала ладонь от лица и вдруг ехидно улыбнулась, отчего у Игоря по спине пробежала дрожь. Мать Тани даже в самом хорошем настроении редко улыбалась. — Ну ничего, это ты припомнишь: и все свои интриги, и как меня хотел на улицу выгнать! Нет тебе покоя на этом свете, не будет и на том.

Довольно спокойно проговорив это, она зажгла конфорку газовой плиты, помахала зятю рукой, в которой осталась зажата щепоть его коротких темных волос, и бросила их в пламя. Игорь обалдело глядел на эту сцену. Анна Ильинична замерла, уперев кулаки в бедра. Лицо ее вновь ничего не выражало. В воздухе запахло горелыми волосами.

Игорь вышел из оцепенения, ударил кулаком в стену:

— Больная! — схватил куртку, сумку и вышел из квартиры, одолевая по пути очередной приступ злобы.

Что это должно было, собственно, значить? Сатанинское проклятье, деревенское колдовство? Игорь в глубине души считал, что такие завороты должны автоматом означать путевку в психбольницу. Надо было не стирать мазню, а сфотографировать на мобильник и показать жене.

Чёртова перечница! С утра он осторожно радовался затишью и даже, казалось, отыскал на дне души жалкий запас терпения еще на сутки житья один на один со старухой. Теперь-то понятно, что если день начался так, он ничего, кроме проблем, не принесет.

Проблема, и правда, появилась, как только Игорь вышел из дома, — в виде полгода не мывшегося и столько же беспробудно пившего мужичка неопределенного возраста, заступившего ему дорогу. Игорь попытался обогнуть бомжа, инстинктивно делая шаг шире, ступая по дуге, максимально удаленной от источника едкого зловония. Неосторожно поставив ногу, он утопил ботинок в луже. Мужичок сейчас же метнулся вбок каким-то крабьим движением и вновь встал перед Игорем.

— Не понял.

— Парень! — голос у мужика оказался под стать внешности. Казалось, он пытается говорить через вставшую поперек горла паленую водку. — Пойми, парень! Денег нет, трубы горят… Я, вон, аж дышать не могу уже! Ты понимаешь, мне бы хоть минералочки — запить…

— Какой я тебе парень? Совсем офонарел, пьянь? Работать надо!

Игорь дернулся вперед, плечом чиркнув по пожелтевшей от грязи куртке попрошайки. Он проскочил мимо и сделал несколько шагов в нужную ему сторону, когда неожиданно цепкие пальцы схватили его сзади за рукав.

— Слышь, добр человек…

Ладонью свободной руки Игорь ударил по локтю бомжа. Тот не просто отдернул грабли, а еще и сделал пару неловких движений назад и с размаху сел в лужу, простонав на весь двор что-то матерное.

Игорь вспомнил, как так же отпрянула и едва не упала Анна Ильинична, будто ее снесло воздушной волной от резкого движения. Он отвернулся и зашагал к остановке, а сзади доносился сбивчивый монолог попрошайки:

— …пойти некуда, пить нечего… Родная сестра из дому выставила. Вот так. Паспорт отобрала и говорит: «Давай на катере к такой-то матери!» Вот так. А сам-то ты, сам-то ты чего семье жить не даешь? Сына-то, сына куда тащишь с собой? Потащил в сумке — думаешь, не видит никто?

Бомж, подтверждая худшие опасения Игоря, не остался сидеть в луже, а поплелся за ним. Надо было остановиться и дать в рожу охамевшему прилипале, но слова бомжа, еще сильнее напомнившие полубезумную старуху, здорово перепугали Игоря.

«Надо сделать вид, что я этого не слышу, — решил он. — Я ведь еще не сошел с ума! А если вступлю в конфликт, получится, что сошел. Вон, к счастью, и остановка!»

Из-за остановки уже показались пара мужиков, привлеченных криками алкаша. Один из мужиков поинтересовался у Игоря:

— Чё этому надо?

— Откуда я знаю? Сначала мелочь просил, теперь увязался… Мараться неохота только, а то заткнул бы урода!

— А что в сумке? — спросил второй прохожий.

В спортивной сумке у Игоря лежала одежда для тренажерного зала, куда он надеялся заглянуть после работы, и какие-то забытые распечатки договоров.

— Ты чего, его слушаешь, что ли? — возмутился Игорь.

— Да не, я просто. Пойдем, спросим.

Бомж уже подошел близко, и стала заметна ниточка слюны, стекающая изо рта, нехороший блеск глаз. Трое не слишком решительно повернулись навстречу. Первый мужик, высокий и грузный, крикнул:

— Слышь, чего ты разорался?

Бомж остановился, широко расставив ноги, ухмыльнулся так, что глаза превратились в щелки, а челюсти обнажили почерневшие зубы. Затем нагнулся и подобрал с земли осколок бутылочного стекла, сверкнувший на солнце. Мужчины остановились. Алкаш постоял немного без движения и медленно присел на корточки у края тропинки.