Иван посмотрел на крышку люка, из которого выбрался. За ней находилась его жизнь: отец, Мира, друзья, мудрые деды, безумные прадеды. Они передавали Факел Жизни, двигаясь по кругу внутри Обиталища. Ради чего?

От последней мысли Ивану стало не по себе. Всё, во что он верил, потеряло смысл. Обиталище — просто клетка, созданная для того, чтобы сохранить человеческий род. Единственное, что оставалось значимым — семья.

Отец…

Он обязательно расскажет остальным о том, что выход есть. Они сами сделают свой выбор. Решат, что для них важнее: жить по Правилам в закопанной коробке или стать — как там писали в книгах? — свободными.

Иван подошел к краю платформы. В лицо ударил ветер.

«Свобода» — еще одно непонятное слово из детских сказок…

Игорь стоял у двери в коридор с пустой кружкой в руках и прислушивался. Уже три минуты в квартире висела обманчивая тишина. Хотелось в туалет. Однако не время: Анна Ильинична совершенно точно уже встала и проковыляла по квартире в сторону кухни. Теперь она либо склонилась там над плитой, либо заперлась в ванной для ежеутренних гигиенических процедур, настолько, должно быть, отвратительных, что Игорь изо всех сил гнал от себя мысли о них.

Он посмотрел на себя в зеркало. Небритый, в трусах и мятой футболке — и, конечно, нисколько не выспавшийся. Тане было наплевать, что у «мамы» ночью горит свет и противно отражается в зеркале, проникая через застекленные двери. Когда Игорь случайно просыпался, этот маячок долго не давал ему снова забыться.

С недавнего времени старуха начала еще и ходить по ночам.

Теперь зашаркало в коридоре. Ближе, ближе… Да, тень показалась за стеклом, на ужасное мгновение застыла перед спальней и уплыла к себе в комнату. Прикрыла дверь с отвратительным скрипом.

Можно выбираться из укрытия.

Обычно Игорь стремился подождать подольше: никогда не знаешь, когда ей захочется еще поваляться утром, а когда она, нацепив халат поверх комбинации, помчится в кухню разводить бурную деятельность по приготовлению скромного завтрака. Однако сегодня он еле услышал будильник, забывшись часа в четыре ночи, и теперь минуты до работы стремительно таяли. Что ж, толкнуть ручку, пять широких шагов и направо — вот и кухня. Стукнуть кружкой о стол, нажать кнопку на электрочайнике. Полтора шага — перемещаемся в ванную, там туалет и бритье за рекордный срок. Кстати, это его ошибка: надо было одеться перед выходом и, допив кофе, сразу шмыгнуть в подъезд. Теперь придется совершать лишние маневры.

«Мама» появилась в доме три месяца назад. Он ужасно устал за это время. Таня сказала, что старушка останется у них максимум на месяц, пока не завершится размен квартир: сестра Тани с мужем переезжали в центр города, и ее квартира должна была остаться старухе в безраздельную собственность. Почему-то в пересменок сочли удобным затеять ремонт, и Анна Ильинична со своими вязаньями, кроссвордами и гаданьями осела в комнате напротив. «Всё равно комната стоит пустая», — говорила Таня. Игорь плевался и отвечал в том духе, что если разбрасываться жилплощадью, можно сразу сдать место цыганскому табору или вообще заложить вход кирпичом, что Сашка не должен расти в атмосфере коммуналки, и тому подобное. Жена на это только усмехалась, прижималась головой к его плечу и шептала, что всё ненадолго и быльем порастет, что ей тоже тяжело, но нельзя же вот так бросать пожилую женщину, и прочее. Игорь успокаивался.

Что-то звякнуло на кухне. Игорь замер, едва коснувшись станком щеки. Нет, шарканья вроде не слышно. Это просто ветер или еще что.

Конечно, произошло то, чего Игорь и опасался: говорят, нечистая сила может войти в дом, только если ее пригласить, зато уж потом ни за что не уйдет. Теща осталась. Освободившуюся квартиру было решено продать. Сын Сашка был вне себя от радости: у бабушки были забавные истории, карты и телевизор, который не держали прогрессивные родители, сидящие в Интернете.

Когда Игорь закатил первый действительно серьезный скандал, с участием всех членов семьи, Таня заплакала, Сашка заплакал, а теща осмелилась сделать зятю выговор.

— Ты сам бездельник! С работы пришел, дома разлегся — и хочешь, чтоб тебе ужин в постель подавали да под ногами не путались, ишь! Ни с ребенком поиграть, ни жене помочь, а туда же — на́те, какой барин: указывать будет, кому где жить… Это дочь моя. Я за нее кому хошь горло перегрызу, никуда от себя не пущу! Да скорее тебя вперед ногами отсюда вынесут, а я рядом с родней помру!

Таня крикнула:

— Мама, ну что ты такое говоришь!

Игорь побледнел от злобы, заклокотал горлом, всплеснул руками и плюнул куда-то под ноги старухе, так и не найдя слов. Отвернулся от рыдающих жены с ребенком, схватил куртку и ушел, слыша вслед:

— Ах ты гнида такая, аспид! Да я плюну — ты не отмоешься потом, тебе ботинок твой поганый прожжет! Будешь знать…

Тогда же он впервые за семейную жизнь по-настоящему напился. И, конечно, вернулся в неуловимо чужой теперь дом. Таня взглянула ему в лицо, покачала головой и бросилась на шею. Ночью они ходили смотреть, как спит Сашка, и всё шептались до рассвета, рассчитывая свою жизнь дальше.

Ну, пора на кухню. Удивительное затишье сегодня, определенно. Игорь с сожалением посмотрел на сковороду: времени быстро приготовить яичницу не будет, придется давиться чем-нибудь покупным на работе. Кофе и пряник в одиночестве за столом тоже сойдет. Приходилось забывать и об этом, если карга начинала готовить. Она стряпала что-то вроде жареной селедки, и даже если делала это с утра, запах, казалось, дожидался его возвращения с работы. Игорь поморщился.

Когда Анна Ильинична начала играть в то, что он называл про себя «кухаркиным шпионажем», он даже невольно зауважал чертовку. Суть игры была в том, чтобы дождаться момента, когда Таня или Игорь пойдут на кухню готовить обед, и тут же змеей проскользнуть следом. Или идеально точные биологические часы, или — Игорь склонялся к этой версии — всё же шпионаж. Если не поддаваться давлению и продолжать заниматься на кухне своими делами, старуха, побурчав под нос, потоптавшись вокруг и с грохотом достав что-нибудь ненужное с полки над раковиной, все-таки удалялась. Но если вы думали поставить воду или чайник и пойти, скажем, посмотреть, как ребенок учит уроки, об обеде можно было забыть на пару часов. Обосновавшись на временно отвоеванной территории, Анна Ильинична немедленно устанавливала там вонь, грохот и почти непрозрачный чад, и из всего этого доносились истерические нотации:

— Что ж ты родную мать куском хлеба попрекаешь, шагу ступить не даешь! Да где ж мне жрать-то?

Третий день Таня гостила у сестры. То есть это так называлось, что гостила. У той были какие-то семейные проблемы, муж не появлялся дома. Таня приехала к ней для поддержки, а заодно чтобы рискнуть уговорить погруженную в депрессию сестру повременить с продажей маминой квартиры. А может, и пожить там с мамой, погоревать вместе, посмотреть, как другим приходится.

В любом случае, Игорь считал, что Таня в гостях явно отдыхала душой, хотя и самой себе стыдилась в этом признаться. Сегодня утром она, правда, заехала ни свет ни заря, чтобы отвести сына в школу. Игорь что-то пробормотал во сне, когда она зашла в комнату, но не захотел окончательно просыпаться и особенных угрызений совести не испытывал.

Мирный завтрак окончился быстро, как всё приятное и мирное. Надо было одеваться и идти.

Карты, знаки, булавки, приговоры, соль через плечо… Игорь в жизни не встречал человека более суеверного, чем теща. Когда он еще ухаживал за Таней, ему доводилось бывать в «маминой» квартире, и там вечера порой кончались раскладыванием какого-то особого гадательного пасьянса. Масти регулярно обещали Тане разных трефовых королей, бубновых валетов и богатство, а Игорю — казенные дома с дальними дорогами. Он возмущался первые разы, скорее для виду, — подумаешь, чудачества одинокой тетки, да и та отшучивалась вполне добродушно. Но после переезда доходило до того, что теща волоклась на кухню в середине семейного ( ихсемейного) обеда, шамкала губами несколько секунд (у Игоря застывала во рту ложка) и роняла как бы между прочим: