Все склонили головы. Краем глаза Иван увидел, что Мира не последовала общему примеру и внимательно оглядывала собравшихся.
— Мы стали свидетелями чуда, — продолжил Старейшина, — и теперь должны решить, как помочь нашим внукам найти свое пристанище, путь к которому был прерван столь внезапно…
— А мы и так нашли свое пристанище! — резкий голос Миры перекрыл речь ее деда.
В зале завертели головами и зашикали: прерывать Старейшину не полагалось ни при каких обстоятельствах.
— В Правилах сказано, — продолжила Мира недрогнувшим голосом, — что Лифт отвезет новое поколение Обиталища на Этаж, который станет их новым домом. Мы сели в Лифт. Он привез нас сюда.
— Внученька! — обратилась к Мире Анна Матвеева. — Конечно, мы рады всех вас видеть и разделить с вами наши кров и пищу. Но брикетов на всех не хватит. Запас пищи и воды рассчитан Обиталищем только на нас.
— Теперь это наш дом! — отрезала Мира. — Таковы Правила. Кто согласен со мной?
Молодые неуверенно подняли руки. Иван отметил, что большинство проголосовавших не нашли на Этаже своих родственников.
— Мира, так нельзя! — запротестовал юноша. — Мы должны разобраться, что произошло.
— Ванечка, все и так ясно! Мы уже дома, и я предлагаю всем проголосовать за тебя, как за нового Старейшину, прямо сейчас. Это станет началом новой эры в Обиталище!
— Голосования здесь объявляю я, — в голосе Бориса Матвеева прорезалась сталь. — Если ты заявляешь, что вы останетесь здесь, то чем будете питаться? Брикетов на всех не хватит. А вам еще нужны запасы на будущее поколение.
— А кто сказал, что мы будем жить вместе, дедушка? — последнее слово Миры прозвучало скорее саркастично, чем уважительно. — Каждое поколение Обиталища живет отдельно, разве Старейшина может об этом забыть? Факел Жизни, и все такое. Я еле стерпела последние годы с мамой и папой, а уж с дедами и вовсе жить не стану! Лифт привез нас сюда, значит, Этаж наш. А вам придется поискать себе другое местечко.
— Мира! — Иван встал и отпрянул от девушки. — Мы не должны злоупотреблять гостеприимством! Единственный путь отсюда — шахта. Я думаю, надо карабкаться наверх, куда нас вез Лифт.
— Ты предлагаешь мне залезть в темную шахту и карабкаться по отвесным стенам? Мы понятия не имеем, каково расстояние между Этажами. Мы не знаем, что происходит наверху.
— А ты думаешь, что лучше отправить туда стариков?
Мира отвернулась от Ивана. Он абсолютно перестал ее интересовать.
— Я никого из вас не держу. Хотите вернуться к мамочкам и папочкам — пожалуйста! Хотите карабкаться в неизвестность — вперед! Я предлагаю вам, мои друзья, прислушаться к Правилам и остаться здесь, заняв достойное место в Обиталище.
— Я не позволю тебе! — Борис вскочил на ноги, но несколько крепких парней из молодежи, сидевших до этого поодиночке, силой усадили его на место.
— Я также предлагаю заложить новую традицию, — заявила Мира, не взглянув на деда. — Назначить Старейшиной меня. Я — женщина. И горжусь тем, что могу взять на себя ответственность в трудную минуту.
— Внученька, перестань! — Анна залилась слезами, точь-в-точь как мама Миры при прощании. — Нам нужно научиться жить вместе…
— Нет! — Мира была непреклонна. — Я не собираюсь выслушивать ваши советы и клянчить брикеты. Я принимаю на себя обязанности Старейшины и объявляю этот Этаж нашим!
Дальнейшее случилось стремительно. Все начали говорить одновременно, даже голос Бориса Матвеева потонул в общем гуле. Иван попытался подойти ближе к Мире, но был жестко отстранен крепкими парнями из ее «свиты».
На выручку Старейшине поторопились несколько мужчин — в ответ «свита» ощетинилась кулаками. В мгновение ока драка охватила весь Большой Зал. Женщины пытались разнять дерущихся мужчин, но тщетно. На стороне поддерживающих Миру оказались сила и молодость.
Ивана, поспешившего на помощь Старейшине, огрел по голове кто-то из своих. Юноша упал на пол и отполз в укрытие, чтобы его не затоптали.
Между тем защитники Этажа неожиданно оказались в большинстве — на их сторону встала молодежь, нашедшая своих бабушек и дедушек. Идея выгнать родственников с Этажа не пришлась им по вкусу, и теперь вчерашние друзья обрушивали друг на друга кулаки и спинки стульев.
Наконец сторонники Миры были вынуждены отступить перед численным перевесом. Часть нападавших удрала из Большого Зала через боковой вход. Мира не стала бежать. Она мученически вздернула подбородок и закричала:
— Вы не имеете права! Это нарушение законов Обиталища! Я… я…
— Будешь жаловаться маме? — тяжело дыша, прервал ее Борис. Его седые волосы растрепались, из разбитой губы сочилась кровь. — Ты меня разочаровала, Мира! Я никогда не понимал, зачем законы Обиталища велят поколениям жить врозь, но теперь начинаю догадываться.
Мира плюнула ему в лицо.
Отец
Ближе к вечеру все обитатели Этажа собрались возле Уничтожителя. Родители Кати подготовили тело своей дочки. В белоснежном платье девушка напоминала спящего ангела, окруженного облаченной в черное толпой.
Уничтожитель располагался на окраине Этажа. Сюда редко заходили случайные гости. Даже в разговорах жители старались не вспоминать место, где жизнь пересекалась со смертью.
— Обиталище наше всесильно и бесконечно! — облаченный в черную мантию Старейшина стоял на трибуне и свысока смотрел на собравшихся людей. Толпа опустила головы и вслух повторила за главой Этажа первую строчку Молитвы. — Надежный дом, в котором заточены мы навечно! И не угаснет Факел Жизни наш! Перенесут его дети на свой Этаж!
Старейшина поднял над головой потрепанный Свод Правил.
— Здесь — истина. И сказано в ней: «Тела отдавать Уничтожителю!» Таковы Правила, такова наша воля!
Старейшина положил тетрадку на трибуну и сплел пальцы в замок. На перстнях заиграли блики.
Родители Кати перенесли тело дочери в вагонетку, которая по рельсам должна была отправиться в Уничтожитель. Через несколько минут распахнутся затворки, страшно хрустнут железные челюсти машины, перемалывая человеческие останки, и новое имя появится на доске навсегда ушедших. «Катя, 19 лет» — символы, которые ничего не скажут о человеке.
На трибуну взбирались люди с памятными вещами: первой прочитанной книгой; колечком, подаренным папой; платьем, сшитым мамой на День Этажа…
Последним на трибуне оказался Андрей. Старейшина вручил ему пульт, запускающий механизм Уничтожителя. Молодой человек сказал лишь одно слово перед тем, как нажать на кнопку:
— Прости.
Вагонетка тронулась с места, машина завибрировала, ожила, словно дрожала от голода. На секунду Сергею показалось, что парень вполне может сигануть в жернова вслед за погибшей девушкой. Но тот просто стоял на месте и смотрел, как закрываются затворки и машина перемалывает часть его жизни.
«Не надо идти следом! — подумал Сергей. — Живи. Ради нее…»
Сергей свернул в коридор боковой улицы и ускорил шаг. Люди еще долго будут стоять возле Уничтожителя — говорить, вспоминать, грустить. Делать все, что угодно, лишь бы не осознать очевидное: пока они тратят время, дети нуждаются в помощи. Впрочем, главное, что весь Этаж пуст. Дорога к Лифту свободна…
Сын
Иван подошел к покореженной двери Лифта. За спиной у него был рюкзак с парой брикетов. Юноша не попрощался с Борисом и Анной. Его терзал жгучий стыд за Миру и за все свое поколение, которое ответило черной неблагодарностью собственным предкам. Его последней надеждой оправдаться было разыскать семью своего деда, Федора Антоновича, и поговорить по душам, но отсек Шестовых оказался опечатан, что по Правилам Этажа означало одно: его обитатели уже совершили последний путь в Уничтожитель.
Судьба смешавшихся поколений на Этаже оставалась неопределенной: одна часть жителей требовала изгнать внуков по шахте обратно к родителям, вторая говорила о принудительных работах и Тюрьме. Но никто толком не знал, что делать с запасами брикетов. Потенциально их хватило бы на несколько лет совместного существования. Но что потом?
