Она рассказывала спокойно, будто ничего особенного не произошло или по крайней мере словно не она была виновницей случившегося.

— А машина? Вы же не станете отрицать, что вскочили в машину и помчались на ней, как на пожар… И прежде чем красавец Альберто успел прийти в себя…

— Альберто? — Кэт снова обрела почву под ногами. Поистине ничего не может вывести ее из равновесия. — Альберто был в машине. Правда несколько потрепанный, но в общем — о'кей, потому я и села за руль. А вообще–то он милый, если вас это интересует.

— Хм, — произнес я неопределенно.

— Чтобы отчет был исчерпывающим, добавлю, что я отвезла его домой, выгрузила перед квартирой и затем на такси приехала сюда! У меня есть доказательство: счет за такси, который агентство должно будет оплатить!

— У вас не было и дырявого цента! — уличил я Кэт во лжи.

— Я заняла у Альберто! Верну сегодня вечером! — защищалась от прямого удара секретарша.

— Сегодня вечером?

— Сегодня вечером!

Я покачал головой.

— А вы? Где это вы слонялись? — сразила она меня контрударом.

— Я?

— Вы и ваш мифический дружок?

Я рассказал ей все. И как мы вошли в закусочную, и как отправились за ними, за ней и Альберто, когда подошло время расплачиваться, и как я познакомился с Рэдом Брауном, и как видел ее, Кэт, крадущей машину. (Это была не кража! — прервала она меня.) Ладно. И как я видел, что она уезжает в машине, и как кричала владелица закусочной, и как мы спасались в грузовике, и как уехали из Нью–Йорка.

— Из?.. Почему из?

Я объяснил ей, что в грузовиках до сих пор не вывешивают ни расписания, ни маршрута движения, а поскольку у нас не было ни времени, ни охоты выбирать, то мы воспользовались первым попавшимся транспортным средством, которое покидало бензоколонку и владелицу закусочной.

— И как прошел уикенд? — насмешливо допытывалась Кэт.

Нам было неудобно, хотелось, чтобы машина остановилась. Сначала мы барабанили по кабине, надеясь, что водитель остановится и мы сможем пересесть в обратную сторону, а ему все нипочем. Затем, когда мы выехали из города, он остановился без нашего желания и потребовал оплатить проезд. По известной причине этот вопрос отпал, и мы поехали дальше, до какого–то склада, где нужно было загрузить машину фруктами. Мы поддались его уговорам и согласились выполнить работу, это продолжалось ровно до той минуты, когда шоферу вздумалось выпить пива. Воспользовавшись темнотой, мы убежали, наскочили на полисмена и попросили его помочь. Он доставил нас в участок, но не для того, чтобы помочь, а за бродяжничество, как он нам заявил. Там, к счастью, нес службу кое–кто поумней, и он позволил нам воспользоваться телефоном. Звонил Диззи, не знаю кому, во всяком случае кому надо, потому что после нескольких слов, которыми он обменялся с собеседником, он передал трубку полисмену, тот внимательно выслушал говорившего, а потом очень вежливо объявил, что мы свободны. Однако финансовые затруднения не позволили нам воспользоваться его любезностью, и тогда милейший человек, которого зовут Барт, не знаю как дальше, но имя Барт я никогда не забуду, пригласил кого–то еще и приказал отвезти нас на служебной машине. Мы мчались сквозь ночь под завывание полицейской сирены и прибыли прямо сюда, взбудоражив весь квартал. В агентстве мы оказались часа за три до рассвета, но ее, Кэт, конечно, там не было.

— Я была!

Не замечая ее протеста, я продолжал рассказывать, как заставил Дионисия Пиппинса подписать договор о поручении нашему агентству его дела, точнее, дела Дорис, как мы мучились с решением вопроса об авансе, который, по его мнению, не мог быть взыскан, и как нам необходима была она, то есть Кэт, вернее, секретарша, просто как опытная машинистка, которая бы набело переписала текст договора и проставила соответствующие суммы. И тогда…

— И тогда какие–то звуки донеслись из соседней, точнее, из этой комнаты. Мы же вели переговоры в вашей, а оттуда…

— Бросьте, не преувеличивайте…

— Оттуда до нас донеслись какие–то непонятные звуки. Диззи испугался, считая, что это не иначе как грабитель, хотя меня это не встревожило, поскольку я знал, как в агентстве обстоит дело с наличными деньгами. Я достал револьвер и потихоньку открыл дверь. В темноте я нащупал выключатель, зажег свет и вошел с револьвером на изготовку. А за моим столом сидела, точнее, лежала, опустив голову на руки, известная особа и громко храпела, совсем как сборщик хлопка!..

— Не храпела!

— Храпела!

— Я никогда не храплю. Не имею привычки. Можете спросить…

— У кого?

Она отвернулась.

— Вы храпели, пока мы мучились в приемной, и, кроме того, я потратил массу времени и денег, пытаясь дозвониться вам домой и еще бог знает куда, стремясь отыскать вас!

— Вам достаточно было войти в свой кабинет, чтобы найти меня!

— Кто бы мог подумать?!

— Все это потому, что вы не привыкли сидеть на своем месте.

— Вы слишком много себе позволяете!

— Я?!

— Вы! И вообще, ваше поведение… должен сказать с полной ответственностью, что ваше поведение переходит всякие границы!

— Ах, так? — ответила она дерзко и выходя за рамки приличия. — А я считаю, что заслуживаю вознаграждения за сверхурочную работу, даже премии!

Затем я… нет, нет, вам это уже известно, не стану повторять, мне самому это невмоготу — ссора с Кэт, столкновение с секретаршей, тирания мисс Карсон.

В ушах у меня еще звучал стук двери, которую она захлопнула.

Нахалка!

Ох, как же я устал! Умиротворенный Диззи быстренько помчался домой и теперь, наверное, спит себе в мягкой постели, на удобной подушке, заткнув ватой уши. А я должен бодрствовать, терпеть издевательства, трепать себе нервы, и все это невыспавшийся, утомленный, с тяжелой головой. Уф!

Ручка двери незаметно изменила положение, дверь скрипнула, приоткрылась, в узкой щелке показался огромный глаз.

— Кэт, родненькая!

Грудной голос, в котором плавали колючие льдинки, произнес:

— Между прочим, к вам клиент!

— Пригласите его, Кэт!

— Это моя обязанность!

— Какая обязанность?

Дверь еще немного приоткрылась, и показалось плечо и грудь, обтянутые маечкой из египетского хлопка.

— Я здесь случайно, — сказала она, — точнее, перед уходом. Хочу сообщить вам о человеке, сидящем в моей комнате, только из любезности, которую я оказала бы любому жителю Соединенных Штатов.

Я попытался жестом пригласить ее в кабинет. Какое–то время она колебалась, победила многомесячная привычка.

— Что еще?

— Кэт, у меня нет времени ссориться. Забудем все, что было, я забуду все, что вы мне наговорили, и…

Теперь она находилась в моем кабинете и закрыла за собой дверь, которая отгораживала нас от неожиданного посетителя.

— Вы забудете? Вы?! А что, например? Что сказанное мной не было истиной, самой подлинной истиной, самой нерушимой и откровенной, подкрепленной неопровержимыми доказательствами?!

Я дождался, пока она вынуждена была вздохнуть, и прервал ее:

— Кредитор или клиент?

На какой–то момент она заколебалась. Совсем ненадолго: ситуацию надо было использовать до конца.

— Вы думаете, он может заплатить?

— Тот, за дверью?

Я убежденно кивнул и уставился прямо в ее темные зрачки.

— Не хотите же вы сказать, что там опять Дионисий Пиппинс?

Она решительно покачала головой.

— И речи быть не может. Это деловой человек, хорошо одетый, изысканный, с серыми глазами, уверенными движениями. Джентльмен!

— И давно он там?

— Да… — Кэт задумалась. — Вы как раз рассказывали о любезном полицейском, который предоставил вам служебную машину. Я тогда выскочила за носовым платком и застала его там…

— Так долго ждет?

Она пожала плечами.

— У нас были неотложные дела, ведь так, шеф? Кроме того, разве плохо, если клиент некоторое время потомится?

Я улыбнулся на это «шеф», однако чуть–чуть. Думаю, она вообще не заметила. Тем более что продолжение разговора было официальным, холодным, таким, каким подобает быть беседе работодателя с подчиненным.