— «Дж. Дж. Рокфеллер подарил своей секретарше по случаю ее выхода на пенсию бриллиантовое колье», — читала Кэт с пафосом.

— Браво! — развеселился я. — Выходите на пенсию!

Она остановила меня холодным взглядом.

— Главное не пенсия, а подарок! — с убежденностью возразила она.

— Дж. Дж. Рокфеллер не финансирует агентство «Фиат–люкс»,[27] — объяснил я своей секретарше существенное различие между нами. — Кроме того, его родители оставили ему приличный куш, а мне мои — ничего…

— Шеф, жара безусловно оказывает вредное воздействие, — осторожно прервала мои объяснения Кэт, — однако я не вижу иных причин, кроме упрямства и слабоволия, которые бы мешали человеку понять суть дела. Никто не сравнивает вас с мультимиллионером, хотя кое в чем вы и схожи — у вас обоих есть секретарши!

— Да у него их тьма!

— Может, и вы желаете заполучить еще одну Кэт Карсон? — ухмыльнулась она.

Меня передернуло.

— У обоих есть секретарши, — констатировала она. — Следовательно, у обоих есть обязательства в отношении их. Он доказывает это подарком: за выход на пенсию преподносит бриллиантовое колье. Вы могли хотя бы выплатить то, что мне причитается.

— У меня нет денег, — отрезал я.

— И…

— У меня ничего нет, — мрачно констатировал я. — Нет даже мелочи на прохладительный напиток. К тому же, если Джимми не даст нам в долг…

— Меня интересует не прохладительный напиток, а причитающаяся мне сумма!..

— Но касса пуста!

— Кто сказал?

— Я!.. Или, может?..

Ее пухлые губки растянулись в презрительной улыбке. Кончиками пальцев она коснулась выреза маечки.

— Кэт, дорогая!

Она поморщилась.

— Без сантиментов, шеф, — произнесла холодно. — Мы говорим о важных вещах. О моей зарплате, о долге…

— Откуда я вам возьму деньги? Насколько я…

Она удовлетворенно фыркнула.

— Пятьдесят кусков! У старухи Уэндел. Я уверила ее, будто она должна нам еще сотню за то, что нашли ее Фифи в джунглях столицы. Она поломалась, и я согласилась на половину. Ну и вот…

Во мне проснулась совесть.

— Но ведь собачку привел живодер…

— Он привел ее к нам, а мы передали Фифи миссис Уэндел. У нас были расходы…

— Два доллара и пачка сигарет!

Моя секретарша не дала сбить себя с толку.

— У нас были расходы, — повторила она. — Кроме того, оплачивается и престиж фирмы… Таким образом, наш тариф гораздо выше… Я объяснила миссис Уэндел, что мы пошли ей навстречу, поскольку она и ее Фифи наши постоянные клиенты…

Кэт завелась и теперь могла рассказывать до светопреставления.

— Кэт, — прервал я ее тираду, — я приглашаю вас выпить чего–нибудь холодненького!

— А долг?

— Будет и плата! Но сначала мы пойдем и чего–нибудь выпьем. Эта жарища меня доконает!

— Шеф, у меня есть предложение лучше! — воодушевилась секретарша. — Мы отправимся на природу!

— С пятьюдесятью долларами? Вряд ли мы доберемся до Никарагуа!

— Мы отправимся на Лонг–Айленд![28] Искупаемся, освежимся! Это, конечно, не Майами–Бич,[29] но… надо ли обращать внимание на столь пустяковые различия?!

Меня раззадорила мысль нырнуть в прохладную прозрачную морскую воду.

— Едем! — обрадовался я. — По дороге мы обсудим вопрос о долге. А может, и о повышении зарплаты.

Она с сомнением поглядела на меня и не отреагировала.

— Я возьму ваши плавки, — только и сказала.

— Не забудьте и свои, — хохотнул я, обретая обычное расположение духа. — Или, может, мы отправимся на нудистский пляж?

— Я свой купальный костюм всегда ношу с собой, — отрезала она официальным тоном и вытащила из огромного кармана металлическую коробочку.

— А это случаем не пудреница?

Кэт мне растолковала, что это действительно пудреница, однако, поскольку пудра кончилась, она теперь носит в ней купальник, ароматизированное бумажное полотенце, губную помаду и еще кое–какие мелочи. Мне не захотелось затевать разговор о размерах купального костюма, умещающегося в обычной пудренице, ибо нас ждало море, ныряние, покачивание на волнах и прочие летние радости.

По пути мы все–таки завернули к Джимми и поразили его, выложив пять долларов в счет долга, а после того как увеличили его на семь с половиной — на скорую руку выпив два коктейля «джинджер» и проглотив кое–что из еды, — мы отправились на Нью–Йоркский пляж.

Добрались мы туда через три часа сорок семь минут взмокшие и, естественно, раздраженные толкотней среди других таких же взмокших и раздраженных любителей природы, растерзанные и помятые, но счастливые, ибо всем неприятностям пришел конец и нас ожидали только наслаждения.

— Нужно подыскать удобное местечко на берегу, поближе к отмели, — посоветовал я своей секретарше, которая летела на три шага впереди меня и ловко обходила менее агрессивных кандидатов в купальщики.

В общем–то это не проблема — найти место на пляже протяженностью в десять с чем–то миль, где расположилось всего–то два–три миллиона отдыхающих. После блуждания в поисках удобного местечка, продолжавшегося не более пятидесяти минут, мы остановились на песчаном бугорке, с которого можно было увидеть море, если чуть вытянуть шею и продраться взглядом сквозь лес зонтиков и стену медно–опаленных, кроваво–поджаренных и невинно–молочных тел жителей Нью–Йорка и его пригородов. Пусть мне теперь кто–нибудь скажет, что китайцев очень много!

Я разделся, довольный, что натянул плавки еще в конторе, ибо здесь на пятьсот миль вокруг не было ни единого кустика, за которым можно было бы скромненько с этим управиться. Я хотел было спросить Кэт, как она собирается решить проблему с переодеванием, и повернулся к месту, где она сбросила свой полотняный мешок. Там я обнаружил, что на нее то ли накинулся рой ос, то ли случилось нечто непоправимое. Это мне пришло в голову, когда я глядел на ее судорожные телодвижения, руки, спрятанные под юбкой, заведенные глаза.

— Кэт! — осторожно окликнул я.

Она подняла ресницы и улыбнулась. Сделала еще несколько неловких танцевальных па, высвободила руки, потянулась к концу молнии — благо было недалеко! — и резко поднялась.

Я закрыл глаза, бормоча что–то осуждающее по поводу аморального поведения в общественном месте. Когда же я открыл их, моя секретарша с равнодушным видом оглядывалась, одетая в состоящий из двух частей купальный костюм интенсивного желтого цвета, правду сказать — минимальный, но все же костюм, по крайней мере кое–что прикрывающий. Я облегченно вздохнул.

— Вы, женщины, — сказал я своей секретарше, — обладаете качествами, которые иной раз ошарашивают.

— А что теперь вы хотите отметить? — удивилась она. — Разве был повод?

Я промолчал. Пнул красно–зеленый пластиковый мяч, передвинул чью–то ногу, переставил плетеную корзину — имитация мочала — и сел на руку женщины с индийским носом, на котором сушилась какая–то бумажка. Женщина что–то пробормотала, вытащила из–под меня руку, и я коснулся песка. И взвизгнул, ибо песок был обжигающе горяч, а мое тело к этому еще не приспособилось.

— А ботинки? — поинтересовалась Кэт.

— Успею, — буркнул я, похлопывая по тем частям тела, которые после соприкосновения с раскаленным песком зудели.

— Как, разве мы не пойдем в воду? — капризничала секретарша. — Зачем же мы сюда приехали?

Я процитировал ей извечную мудрость своей тетушки Полли, которая никогда не была на пляже, но достоверно знала, что, придя туда, надо некоторое время отдохнуть, дабы успокоить организм, остыть и что–то там еще, и только потом, спустя полчасика, а то и больше, осторожно войти в воду, причем погружаться в нее постепенно. Я всегда придерживался этих правил и теперь потребовал этого от Кэт, которая злилась, покуда не заметила двух горилл с заросшими шерстью грудью и спиной, которые непристойно таращились на нее и на все то, что ее купальный костюм не скрывал. Я разгреб верхний слой песка, ввезенного, скорее всего, из Абу–Даби[30] вместо нефти, и улегся навзничь на мягкую естественную постель. Хе–хе–хе, вот это да! Природа, солнце, свежий воздух, пляж, Фифи, миссис Уэндел — может ли быть что–нибудь лучше?