Матейка оперся локтями о ручки кресла и начал постукивать своими короткими пальцами друг о друга.

— Ну, пан... пан капитан... Чем я могу вам помочь?

— Не знаю, — чистосердечно ответил Экснер, — может, каким-нибудь наблюдением, замечанием.

— Боюсь, от меня, человека пожилого, вы не дождетесь метких замечаний. Не говоря уж о наблюдениях. — Он махнул рукой и тихо засмеялся. — Кто же вам посоветовал прийти ко мне?

— Не помню. — Экснер лгал с ледяным спокойствием. — Кто-то из замка. Вы даже не представляете, со сколькими людьми я сегодня говорил, — добавил он.

— Отчего же, вполне представляю, — возразил Войтех Матейка. — Я слышал, посадили молодого Коларжа.

— Да, он арестован, — подтвердил капитан Экснер несколько хмуро, но с явным удовлетворением. — Однако мы обязаны проверить все обстоятельства дела. А вы, вы, говорят, относились к числу друзей пана Рамбоусека. К числу его доброжелателей.

Маэстро Матейка снисходительно улыбнулся.

— Это не совсем точно. Видите ли, пан капитан... Мы были почти ровесники. Оба родились в Опольне. Вместе ходили в начальную школу. Потом, как часто бывает, наши пути разошлись. Мы никогда не были друзьями в подлинном смысле слова. Мы были ровесниками. Я, как и все в Опольне, считал Славека чудаком...

— Пан Рамбоусек занимался живописью всю жизнь?

— Где там! — засмеялся Матейка. — Если его мазню вообще можно назвать живописью.

Капитану Экснеру, разумеется, даже в голову не пришло цитировать высказывания доктора Яромира Медека.

— Да, я видел его вещи, — сказал он. — В живописи я не очень-то разбираюсь и вообще для дела, для данного случая, это не имеет значения, но у себя я такое на стену не повесил бы.

— К сожалению, — вздохнул художник, — современная эпоха благоприятствует дилетантам. Вместо музыки — крик, вместо литературы — описания убийств, грабежей и пьянства, вместо живописи — «смелость» красок. А что... все это имеет отношение к убийству Рамбоусека?

Михал Экснер пожал плечами.

— Одному богу известно да святому Вацлаву, маэстро...

Они встретились на площади. Капитан Экснер и поручик Беранек. Остановились, оглядывая друг друга.

— Мы с тобой как два ненормальных привидения, — сказал капитан Экснер. — Боже мой, почему ты не идешь спать?

— Подышать вышел, — объяснил поручик, все еще стоя поодаль. — И знаешь, мне пришло в голову...

Они машинально зашагали к белой светящейся табличке с надписью «Общественная безопасность».

— ...взглянуть, как там наша охрана. У них две собаки.

— С одной я знаком, — заметил Экснер. — Она гналась за мной вчера в парке.

— Пойду лягу.

— Гостиница — там, — показал Экснер через плечо.

— Ну да, а ты идешь не туда.

— Хочу еще кое с кем поговорить.

— Уже ночь, капитан.

— Что делать, если я любопытен, — вздохнул Экснер. — Не знаешь случайно — ты ведь знаешь почти все, — где живет доктор Чернох, директор музея?

Беранек достал из нагрудного кармана черный блокнот и стал его листать.

— Камил?

— Он.

— Площадь Мира, двадцать пять.

— Где это?

— Совсем рядом, — Беранек взглянул на номера ближайших домов, — Восемнадцать, семнадцать, двадцать... Вон там.

— Гм. А пани Шустрова?

— Шустрова? — удивился Беранек. — Не слышал о такой. — Он листал блокнот, стараясь, чтоб свет уличного фонаря падал на страницы. — Нет, не знаю. А кто она?

— Квартирная хозяйка доктора Медека.

— Ну, это другое дело, это есть. Подскальная, тридцать один.

— Ага...

— Ничем не могу помочь, капитан, не знаю, где эта улица.

— Спрошу у кого-нибудь. Ну а доктор Гаусер?

— Впервые слышу. Это еще кто такой?

— Хирург.

— Тебе нужна операция?

— Ты устал, — сказал Экснер сухо. — Здорово устал. Иди спать, а я еще поработаю.

— Подожди, ты не объяснил, зачем тебе хирург.

— Я слышал, он играет в канасту, — ответил капитан Экснер.

— Ага. — Поручик Беранек громко захлопнул свой черный блокнот. — Тогда спокойной ночи.

Экснера провели в кабинет. Окна, закрытые плотными вязаными занавесками, смотрели на запад, на сады и виллы. За окнами была уже кромешная тьма. Ему предложили кресло у старинного торшера с огромным пергаментным абажуром. Торшер заливал комнату теплым желтым светом.

Ничем не угощали, оставалось только смотреть на второе кресло, в котором, потирая руки, сидел старик с растрепанными волосами; нос у него был испещрен красными жилками; он потирал руки с таким усердием, что сухая кожа шуршала.

— Ну конечно, — засмеялся Чернох. — Всему, что он умел, его научил Войтех. Давал ему краски, а на первых порах и холст. Разумеется, он не принимал его всерьез.

— Кто кого?

— Войтех Рамбоусека, конечно. Вы видели этих его чудищ?

Капитан Экснер кивнул.

— Забавно, да?

Капитан Экснер опять кивнул.

— Дело в том... — Доктор Чернох перестал потирать руки. Вместо этого он принялся дергать себя за волосы. — Это было бы забавно. Если бы не нашлись пропагандисты. Да.

— Что вы имеете в виду, пан доктор? — учтиво спросил Экснер.

— Доктор Медек и ему подобные ради самоутверждения выискивают всякие курьезы и провозглашают их истинными ценностями. И стригут купоны. Как сами они, так и те, кого пропагандируют.

— Доктор Медек — состоятельный человек?

— Откуда мне знать, пан капитан. Думаю, не бедняк. Можете быть уверены. Судя по тому, как он держится. Да и жена его такая же.

— А пан Рамбоусек?

Доктор Чернох засмеялся:

— Ну, у него-то денег куры не клевали. Усердный, работящий, почти ничего не тратил, к тому же скупердяй.

— Вот как, — сказал Михал Экснер с наигранным простодушием. — А куда же девались эти деньги? Мы ничего не нашли. И на книжке ничего не было.

Доктор Чернох закинул ногу на ногу и с довольным видом сложил руки на груди.

— Здо́рово, — произнес он. — Честное слово, здорово! Убийство с целью ограбления. Я вам не завидую, пан капитан!

— Это еще не самая сложная проблема, пан доктор.

— Нет?

— Хуже, когда убивает маньяк. Убийца-грабитель рано или поздно чем-то себя выдаст.

— Понимаю, — улыбнулся доктор Чернох самодовольно, — убийцу-маньяка искать трудно. Я где-то читал. — Он помолчал и через минуту добавил: — А вас в наших краях знают...

— В запаснике вашего музея работает Эрих Мурш. Это он вам рассказал?

— Нет. Эрих будет хорошим исследователем. О семейных делах он не говорит никогда. О деле в Мезиборжи я знаю из другого источника. Вы надолго задержитесь у нас?

Михал Экснер пожал плечами.

— Вы упомянули о докторе Медеке. И мне пришло в голову, что неплохо бы с ним поговорить. Вы, верно, знаете, где он живет?

— У пани учительницы Шустровой. Если идти с площади вниз, по направлению к вокзалу, первая улица налево. Впрочем, я сомневаюсь, что вы застанете его дома.

— А где же тогда?

— По вечерам он сидит в кабачках, пан капитан. И флиртует с весьма юными девицами, — сказал Чернох с ненавистью, которую может вызвать только зависть.

Учительница Шустрова встретила его в шелковом халате и провела в музыкальный салон.

— Откуда мне было знать, — извинилась она, — что в такое время придет столь необычный гость. Кофе хотите?

Он расположился в кресле в углу, откуда мог обозревать всю комнату.

— Прекрасный инструмент, — показал он на рояль.

Она легко вздохнула.

— Да, подарок родителей, я тогда успешно сдала вступительные экзамены в музыкальное училище.

— Выходит, это старый семейный дом.

— Действительно старый и действительно семейный. Кофе?

— Немного минеральной, если вас не очень затруднит. — Он слегка поклонился.

Марта Шустрова принесла бутылку минеральной и старинный хрустальный бокал.

Потом она уселась напротив, сложив большие руки с длинными пальцами.