Он буквально захлебывался от высоких номиналов иностранных марок, сомнений быть не могло — наследница собирается начать распродажу.

— Жаль, что у вас нет первой «Польши». Как я уже сказал, сейчас меня интересуют номерные штемпеля на марках «За лот».

— Да, но то, что я предлагаю, — он снова показал большим пальцем в зал, — это больше, чем если сложить коллекции этих горе-филателистов в одну кучу. Вместе с альбомами председателя клуба.

— Если бы там была первая «Польша»… — настаивал я. — Серьезный коллекционер может вложить в коллекцию «За лот» двадцать или тридцать тысяч злотых. На таких марках никогда не потеряешь. Цены на них все время растут…

— Да, вы твердый орешек, — вздохнул Трахт, не реагируя на приманку.

У него был вид человека, обманутого в своих ожиданиях. Со мной у него явно не получалось. Его красочные описания, как мы можем «сделать состояние», разбивались о стену моего равнодушия. И было очевидно, что повторяемое мной упорно «10 копеек за лот» тоже его совершенно не трогало. Среди названных им марок не было ни одной из тех, что украли в Западном районе. Значит, он всего-навсего охотился за наследством!

Я вытащил первую «Норвегию». Впрочем, во время моих сумасшедших сделок я оперировал этой маркой так, что все должны были заметить: она в моих руках. Трахт не проявил к ней интереса, так же как и другие.

— К сожалению, эта «Норвегия» не котируется, — отрезал он, скривившись.

Хотя разговор наш приближался к концу, я постарался оставить калитку для дальнейших контактов открытой. Я сделал вид, что колеблюсь, как будто продумываю его эффектное предположение. Он должен это заметить.

— И все же… я еще позвоню вам, — сказал он.

— Как хотите…

Я встал, и мы разошлись.

От всего этого у меня разболелась голова. Я разыскал маму и пригласил ее в кафе на мороженое…

Скука воскресного послеполудня, несмотря на перемирие, проходила для нас обоих под знаком обиды.

Я вовсе не был в восхищении от мытья тарелок, доставшегося мне в удел. Кухонный фартук был мне чересчур короток, и я забрызгал брюки и ботинки.

Дорогая мама, отключившись от домашних забот и хлопот, занялась, конечно, марками.

— «Норвегию», поскольку мы потеряли первую марку, — размышляла она вслух, говоря о себе во множественном числе, — собирать не будем. Но Швеция тоже приятная страна. Посмотрим в каталог. Так, Швеция выпустила пятьсот три марки, а комплект «Норвегии»… — слышал я шелест страниц -…комплект «Норвегии» состоит из пятисот шестидесяти восьми штук…

Насвистывая мелодию из оперетты, я делал вид, что все обстоит прекрасно.

Закончив подметать кухню, я полил цветы, которые уже выпали из круга маминых интересов.

Она совсем потеряла голову. А ведь это только начало. «Что же будет дальше? Что-то необходимо предпринять, каким-то образом защитить домашний очаг…» — думал я, усаживаясь наконец в кресло, чтобы выкурить сигарету. Фарфоровые статуэтки на полке были покрыты слоем пыли, мысль о том, что, кроме мытья посуды, придется заниматься еще и уборкой, а в дальнейшем, возможно, стиркой и глаженьем, была невыносима.

Я решил выйти подышать свежим воздухом.

— Идешь прогуляться? — донеслось до меня из соседней комнаты.

— Да.

— Вот и хорошо. Это тебе полезно. Только советую почистить ботинки. В следующий раз, когда будешь мыть посуду, надевай домашние туфли!

«Не только мне, но и тебе было бы полезно оторваться от марок», — подумал я выходя.

Заметив телефон-автомат, я решил предложить НД совместную прогулку. У него была машина, и мы бы могли выехать за город.

Но его дома не было. Несмотря на воскресенье, он торчал в лаборатории.

— А, это ты, Глеб? — Он не дал мне слова сказать. — Я только что разговаривал по телефону с Западным районом! Хорошо, что ты позвонил. Наследница сидит в кафе «Заря» и поглощает мороженое. Она там с каким-то типом, А этот тип может всыпать в мороженое яд, как вдове…

— Слушай, болтун… — прервал я его, пораженный неожиданным известием. — Нужно немедленно ехать туда!

— Думаешь, мне очень хочется? В воскресенье?…

— Перестань дурить, Юлек! Бери машину и немедленно приезжай за мной, — начал я горячиться. — Я иду от Рыночной площади к центру!

— Идешь, значит? Ну… ладно, — сказал он нерешительно. — Жди зеленую «варшаву»…

Он еще что-то говорил, но, чтобы не терять времени, я бросил трубку. Ведь не исключалось, что вдову отравили в кафе, что убийца подсыпал ей яд замедленного действия!

Вскоре рядом со мной резко затормозила зеленая «варшава».

— Садись! — крикнул НД.

Он сидел за рулем машины и улыбался.

— Ничего подобного еще не бывало, Глеб. Баба, если останется жива, запомнит это до конца жизни!

— Что запомнит? — Я вскочил в машину.

Не было времени размышлять над происшедшей с ним внезапной переменой. К ужасу шофера, сидевшего сзади, НД с места развил скорость сто километров.

— Олесь ждет ее у стола!

— Почему у стола?

— А где же он должен ждать? В трамвае? Ну и вопросы ты задаешь! За нами едет «скорая помощь». Бабе нужно прополоскать желудок!

Значит, он говорил об операционном столе…

Все проходило в головокружительном темпе. Я не успевал следить за ходом событий.

Мы остановились на площади Коммуны.

— Теперь, — говорил НД, идя первым в сторону кафе «Заря», — бабу на носилки, в санитарную машину и мигом к Олесю. А этого типа надо немедленно взять!

Мы прибыли как раз вовремя. Взглянув через большое зеркальное окно, я увидел, как они встают из-за столика. Наследница и… Трахт!

НД вошел в кафе и запретил официантке убирать со стола посуду. Я отскочил за пивной киоск.

Трахт на улице весьма галантно прощался с наследницей. Разошлись в разные стороны. Санитарная машина двинулась вправо, за наследницей. В ста метрах слева оперативник и шофер усаживали ошеломленного Трахта в служебную зеленую «варшаву».

Вся операция была проделана без шума.

Теперь мы с НД могли догнать шлепавшую не спеша наследницу. Под мышкой НД нес картонную коробку с чашками из «Зари».

— Они съели по две порции мороженого, выпили фруктового соку и по чашке кофе. В залог я оставил официантке свои часы. Чтобы не тратить времени. Если она их испортит, ты мне заплатишь, — сказал посмеиваясь НД.

— Заплачу! — отрезал я.

Санитарная машина, обогнав наследницу, встала на углу, в пятнадцати метрах от виллы.

Наследница шла не спеша, посматривая на облака, на цветы. Радовалась жизни и не подозревала, что ее ждет.

Мы обогнали ее и преградили ей путь.

— А-а, это вы… — Она вздрогнула от неожиданности.

— Да… Вы, должен вас огорчить, отравлены, — объяснял НД, а один из санитаров насильно вливал в нее бутылку молока. — Прошу вас, глотайте и не сопротивляйтесь. Ваша жизнь в опасности!

У нее глаза полезли на лоб; теряя сознание, она упала на руки второго санитара.

Тотчас появились носилки. Собрав последние силы, наследница улеглась на них. Через секунду носилки были в машине.

НД протянул санитарам картонную коробку из «Зари».

— Это немедленно передайте доктору Кригеру! — распорядился он и принялся разгонять собравшуюся детвору. Санитарная машина помчалась к площади Коммуны.

Мы с НД направились в комиссариат Западного района.

— Уф, — вздохнул НД. — Вот у нас и первые, сомнительной ценности успехи.

— Почему сомнительной? — спросил я, вытирая пот со лба.

— Вдруг ее отравили и Олесь не сможет ее спасти…

Приятного было мало.

Дежурный сержант доложил, что Трахт сидит в одиночной камере. Осмотр его одежды произвел сам комендант комиссариата.

— Вот ключи от камеры. А завтра утром прошу дать ордер на арест. Ничего подозрительного не обнаружено. То, что человек угостил женщину мороженым, еще не свидетельствует о каком-то преступлении, Глеб!

Я промолчал и обратился к НД:

— Узнай у Трахта, зачем он встретился с наследницей. А я позвоню Олесю.