Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

<1935–1936>

«Петя входит в ресторан и присаживается к столику…»

Петя входит в ресторан и присаживается к столику. Официант приносит карточку и кладёт её перед Петей. Петя выбирает «бёф-буи» и говорит официанту:

Петя: Дайте мне, если можно, бёф-буи.

Официант: Чего изволите?

Петя: Если можно, бёф-буи.

Официант: Как вы сказали?

Петя (краснея): Я говорю, мне бёф-буи.

Официант (выпрямляясь): Что прикажете?

Петя (испуганно): Дайте мне бёф…

(Официант выпрямляется, Петя вздрагивает и замолкает. Некоторое время — молчание.)

Официант: Что прикажете подать?

Петя: Я бы хотел, если можно…

Официант: Чего изволите?

Петя: Бёф-буи, бёф-буи.

Официант: Как?

Петя: Бёф…

Официант: Бёф?

Петя (радостно): Буи!

Официант (с удивлением): Буи?

Петя (кивая головой): Бёф-буи. Бёф-буи.

Официант (задумчиво): Бёф-буи?

Петя: Если можно.

(Официант стоит задумавшись некоторое время, потом уходит. Петя придвигает стул к столу и собирается ждать. Через некоторое время появляется второй официант, подходит к Пете и кладёт перед ним карточку. Петя с удивлением смотрит на официанта.)

<1935–1936>

Евстигнеев смеётся

Водевиль о трех головах

Действующие лица:

Евстигнеев

I-ый Володя

II-й Володя

Евдокия — жена Евстигнеева

Вера Александровна Сулипанова — двоюродная сестра Евдокии

Дворник Петр Перец

Дворничиха

Амуры, зебры и античные девушки.

Действие первое

Евстигнеев стоит посередине комнаты и старается издать звук на флейте.

Жена Евстигнеева Евдокия стоит перед ним на коленях.

ЕВДОКИЯ: Евстигнеев! Дорогой муж мой! Супруг мой! Любимый человек и друг! Евстигнеев! Ну молю тебя, не дуй в флейту! Евстигнеев!

ЕВСТИГНЕЕВ смеётся: Хы-хы-хы!

ЕВДОКИЯ: Евстигнеев! Четыре с половиной года ты дуешь в эту флейту и, все равно, ни звука издать не можешь! Брось! На коленях прошу тебя! Вот видишь? Я целую твои ноги. Неужели ты меня не слышишь? Ты злой, нехороший человек, Евстигнеев! Я тружусь дни и ночи, чтобы мы не голодали с тобой. Я служу, бегаю по лавкам, готовлю обед, мою посуду, убираю комнату, стираю твоё бельё… Ты видишь на что стали похожи мои руки? Я больная и несчастная делаю непосильную для себя работу. А ты? Знай дуешь в свою флейту! И ведь хоть бы прок был какой! А то не только сыграть чего-нибудь, а даже звука издать не можешь! Опомнись! Опомнись Евстигнеев!

ЕВСТИГНЕЕВ смеётся: Хы-хы-хы!

ЕВДОКИЯ: Нет, больше не могу! Это не человек, а зверь какой-то! (Поднимаясь с колен). Слушай Евстигнеев! Я делала все, чтобы образумить тебя. Ничего не помогает. Я слабая и не могу сама отнять у тебя флейту. Ты меня просто поколотишь. Поэтому я решила прибегнуть к крайнему средству. Ты слышишь, что я тебе говорю, Евстигнеев! Ты слышишь?

ЕВСТИГНЕЕВ дует в флейту: фю-фю-фю!

ЕВДОКИЯ: Да ты слышишь, что я тебе говорю? Ах, так! И слушать не желаешь! Ну ладно: сейчас прибегну к тому крайнему средству, о котором я тебе говорила. Не слушаешь? Ладно! Сейчас пойду и позову дворника!

ЕВСТИГНЕЕВ перестаёт дуть в флейту.

ЕВДОКИЯ: Ты слышал? Сейчас позову дворника.

ЕВСТИГНЕЕВ: Зачем?

ЕВДОКИЯ: А затем, что мы с дворником отнимем у тебя флейту, сломаем ее и выбросим на помойку.

ЕВСТИГНЕЕВ: Нет? Хы-хы-хы!

ЕВДОКИЯ: Не нет, а именно да!

ЕВСТИГНЕЕВ: Как же так? (рассматривает флейту и пробует в неё дунуть).

ЕВДОКИЯ: Ах, ты опять! Ну, ладно…

(Стук в дверь)

Евстигнеев и Евдокия молча стоят и слушают. Стук повторяется.

ЕВДОКИЯ: Кто там?

ГОЛОС ЗА ДВЕРЬЮ: Дорочка! Это я! Открой, силь-ву-пле!

ЕВДОКИЯ; Ах, это ты, Вера! Сейчас, одну минуту. (Евстигнееву). Спрячь флейту!

ЕВСТИГНЕЕВ смеётся: Хы-хы-хы!

ЕВДОКИЯ: Дай сюда флейту! Сию же минуту дай сюда флейту!

ЕВСТИГНЕЕВ (пряча флейту за спину): Хы-хы!

ЕВДОКИЯ: Сейчас Верочка! (Евстигнееву): Ты дашь мне флейту? Ах так!.. (подходит к двери и открывает её.) Входи Верочка!

(Входит Вера Александровна Сулипанова)

ЕВДОКИЯ: Вот познакомься: Евстигнеев, мой муж. А это Вера Александровна Сулипанова — моя двоюродная сестра.

СУЛИПАНОВА (подходя к Евстигнееву): Очень рада с вами познакомиться!

ЕВСТИГНЕЕВ: Хы-хы-хы!

ЕВДОКИЯ: Садись, Вера, вот сюда и рассказывай как ты живешь?

(Сулипанова садится с ногами на стул)

СУЛИПАНОВА: О, душа моя, столько новостей! Я брежу театрами и светской жизнью. Да, милочка, я вся для общества! Грегуар подарил мне тончайший заграничный чулок, но к сожалению только один. Так что его нельзя носить. Но я, когда ко мне приходят гости, бросаю этот чулок на диван, будто забыла его убрать, и все, конечно, думают, что у меня их пара. Борман увидал этот чулок и сказал: «Такими чулками кидаться нельзя!» А я ему сказала: «О! У меня их целая куча! А вот туфель нет!..» Ах, да, милочка, же сюи малад, у меня болит под мышкой. Это Зайцев лез ко мне рукой за шиворот, но я его дальше подмышки не пустила. Не дам же я Зайцеву хватать себя!

ЕВСТИГНЕЕВ: Хы-хы!

СУЛИПАНОВА: Ой! Я говорю такие вещи в присутствии мужчины. Но вы все-таки муж моей сестры и потом, мы, люди высшего общества, можем позволить себе некоторые фривольности.

ЕВСТИГНЕЕВ: Хы-хы! (дует в флейту).

СУЛИПАНОВА: Что это?

ЕВДОКИЯ: Да это мой муж хочет на флейте играть.

СУЛИПАНОВА: Господи! Зачем же это?

ЕВДОКИЯ: Ах Вера! Он целые дни изводит меня этой флейтой. Вот видишь? Так он с утра до вечера.

СУЛИПАНОВА: Да ты спрячь от него эту трубку,

ЕВДОКИЯ:

<1935–1936>

1937

«— Н-да-а! — сказал я ещё раз…»

— Н-да-а! — сказал я ещё раз дрожащим голосом. Крыса наклонила голову в другую сторону и всё так же продолжала смотреть на меня.

— Ну что тебе нужно? — сказал я в отчаянье.

— Ничего! — сказала вдруг крыса громко и отчётливо. Это было так неожиданно, что у меня прошел даже всякий страх. А крыса отошла в сторону и села на пол около самой печки.

— Я люблю тепло. — сказала крыса, — а у нас в подвале ужасно холодно.

<До января 1937>

«У одной маленькой девочки начал гнить…»

У одной маленькой девочки начал гнить молочный зуб. Решили эту девочку отвести к зубному врачу, чтобы он выдернул ей её молочный зуб.

Вот однажды стояла эта маленькая девочка в редакции, стояла она около шкапа и была вся скрюченная.

Тогда одна редакторша спросила эту девочку, почему она стоит вся скрюченная, и девочка ответила, что она стоит так потому, что боится рвать свой молочный зуб, так как должно быть, будет очень больно. А редакторша спрашивает:

— Ты очень боишься, если тебя уколют булавкой в руку?

Девочка говорит:

— Нет.

Редакторша уколола девочку булавкой в руку и говорит, что рвать молочный зуб не больнее этого укола. Девочка поверила и вырвала свой нездоровый молочный зуб.

Можно только отметить находчивость этой редакторши.

27
{"b":"186126","o":1}