Спиридон-то, кстати, и свел своего именитого земляка с неким молодым человеком, среднего роста блондином с приятным бритым лицом, то ли датчанином, то ли норвежцем, по имени Нильс Лундгрем, весьма неплохо говорившим по-русски!

— Это потому, что я в Санкт-Питер-Бурхе и на Москве жил, — пояснил Нильс при встрече с Андреем. — И нынче — одному важному русскому господину служу. Мой господин в Париже живет, а ныне уж месяц как проездом в Кане, и про вас, уважаемый Андрей Андреевич, все уже знает, паче того, очень хочет с вами увидеться.

— Так пусть приезжает, — Громов махнул рукой. — И мне самому будет интересно с ним пообщаться. Земляк ведь!

Таинственный русский земляк, навестивший Андрея уже на следующий день, оказался человеком вполне светским, в дорогом синем кафтане и белых чулках, при шпаге и парике, он бегло говорил по-французски, а также знал и английский, правда, не так хорошо. Впрочем, беседа, естественно, проходила на русском:

— Ах, любезнейший мой Андрей Андреевич! — соловьем разливался гость. — Если б вы только знали, как сильно Отечество наше нуждается в таких вот людях, как вы! Опытный капитан, мореплаватель, еще и канонир, зело дело свое ведающий. Нам бы таких побольше — давно бы свею шею свернули! Но покуда своих маловато, приходится из иных земель приглашать… Вот и я к тому — присматривался во Франции, Голландии да в немецких землях к людишкам, кого и позвал — около сотни человек набралось, все люди надежные, справные, вот думаю теперь — как их в Россию-матушку переправить? В Саксонии, Польше и прочих землях — войска свейского короля Карла. А, Андрей Андреич? Может, присоветуешь что?

Светлые глаза гостя смотрели на Громова с холодной серьезностью, хоть тонкие губы и кривила самая любезная улыбка.

— Чую, куда вы, Данила Петрович, клоните, — усмехнувшись, Андрей искоса глянул на Бьянку.

Та все прекрасно поняла, удалилась, сославшись на неотложные дела, так, чтоб оставшиеся наедине мужчины могли без помех говорить о главном. Да, собственно — и начали уже.

Данила Петрович Райков, дворянин российский, был, как давно уже догадался Громов, представителем новой российской дипломатии, по наказу царя Петра, заменяющей прежнюю систему посольств, бывших в Европе лишь наездами и своим заскорузлым поведением вызывавших лишь плохо скрываемый смех.

Новые же «птенцы гнезда Петрова» проживали в крупных европейских городах постоянно, знали языки, прекрасно разбирались в местных реалиях, шпионили помаленьку, добывая важные для своей страны сведения, или вот, как Райков, вербовали нужных людей.

— Так что, Андрей Андреич? — хитро улыбнулся гость. — У вас — корабль, у меня — надежные люди. Не рвануть ли в Россию? Нет, нет, я понимаю — шведы, так мы под курляндским флагом пойдем, а то можно и под французским — французы ведь шведам вроде бы не враги. Торговыми людьми скажемся, патенты у меня готовы, все честь по чести — комар носа не подточит. Тем более, в Ревеле и Риге свои люди есть, они все, что надо, сделают.

— Авантюра! — Громов рассмеялся прямо в глаза собеседнику.

Тот ничуть не обиделся, лишь ухмыльнулся да испросил разрешения закурить трубку.

— Курите, курите, — махнул рукой капитан. — Вон свеча — прикуривайте, а я открою окно.

— Хорошо тут у вас, — выпустив изо рта клубы ароматного зеленоватого дыма, Райков расправил плечи и с лукавым прищуром спросил:

— Домишко-то неужели свой?

— Арендую, — хмыкнул Андрей. — Неужто не знаете?

— Да знаю, конечно, — гость не стал прекословить. — Так просто, для беседы, спросил. И, кстати, хочу заметить — вы б могли в Санкт-Петербурге иметь ничуть не хуже. И не арендованный, а свой!

— Да неужели?!

— Очень даже запросто! Царь Петр Алексеевич нужных людей ценит вельми.

— Однако ведь и службу потребует? — покусав губу, капитан разлил по стаканчикам кальвадос. — Как вам мое питье, Данила Петрович?

— Замечательно! — искренне похвалил гость. — Куда лучше дрянной мекленбургской водки. Да! А насчет службы царской скажу так: все точно то же самое, что и здесь. Порт, корабли, рейды. Только заметьте — не за короля Людовика, а за Родину. Нет ничего слаще, нежели Отечеству своему услужить! Что так щуритесь?

— Громких слов не люблю, — капитан Гром улыбнулся. — Да, признаться, таковым и не верю. Весь пафос — он для глупой толпы.

— А толпа и не бывает умной, — тут же парировал дипломат. — Хоть афинский охлос, хоть римский плебс… Помните — «Хлеба и зрелищ!». С тех давних времен ничего не изменилось, да. А вы умный человек, Андрей Андреевич… Впрочем, я навел справки.

— Интересно, — Громов покачал головой. — Что вы обо мне еще знаете, любезнейший Данила Петрович?

— Да все, — развел руками Райков. — Если хотите — скажу. Правда, не вдаваясь в подробности. Так рассказать?

Андрей молча кивнул.

— Вы, друг мой, из небогатых дворян, — с улыбкой продолжил гость. — Поверьте, понимающему человеку это хорошо видно по вашему воспитанию и манерам. Попали в Америку, скорее всего — через немцев, завербовались в наемники — или сначала шведский плен, а уж потом немцы, не важно. Потом вас продали англичанам — ганноверцы целыми полками продавали, англичане вас увезли в свои колонии — воевать с французами за испанскую корону, а откровенно говоря — мексиканское серебришко под себя подгребать. Ну таскать для других каштаны из огня вам быстро надоело, и вы бежали, нашли охочих людей, захватили корабль, много чего натворили, прославились не хуже, чем какой-нибудь Лолоне или Морган, и, по примеру последнего, приняли верное решение поступить на государственную службу, правда, не в колониях, а в Европе. Что ж, Франция — неплохой выбор, и король Людовик — не хуже других. Правда, он уже далеко не в прежней своей силе. Что, друг мой, Андрей Андреевич? Так все было?

Громов развел руками:

— Ну как-то так.

— Вы вот еще что поймите, — докурив, Райков положил трубку на стол. — Прошлое ваше никого в России интересовать не будет, берем вас таким, какой есть — и в том, поверьте, заинтересованы преизрядно. Служба та же самая, правда, не скажу точно — где, в Архангельске или в Санкт-Петербурге. Родине будете служить… Тьфу, что это я?! Жалованье — в три раза больше! И от всех призов — треть вам и команде.

— И каперский патент от царя Петра? — грустно ухмыльнулся капитан. — В Шведском-то озере.

— Может, еще и замиримся со свеями, — гость покрутил ус. — Царь Петр Алёксеевич по всей Европе посредников ищет, был бы на месте Карла кто-нибудь другой — давно бы договорились. А этот, вишь, Ингрию требует, Санкт-Петербург — отдай, мол! Черт упрямый, тупой солдафон! Погоди, изведаешь еще русской дубины!

— Изведает, — согласно кивнул Андрей. — Да еще как! Мало не покажется.

— Вот-вот! — Райков весело засмеялся и, подняв стакан, предложил выпить за победу.

— За нашу победу! — посмеиваясь, уточнил капитан.

— Так что с моим предложением? — выпив, осведомился Данила Петрович. — Принимаете?

— Мне надо подумать, — Громов покусал губу, задумчиво глядя в окно на чистое голубое небо и видневшиеся вдали деревья на плато де Грас, там, где часовня.

— Конечно, подумайте! — всплеснув руками, расхохотался Райков. — Я же вас не неволю. Только давайте уговоримся — ровно через неделю вы мне дадите ответ. Видите ли, мои парни… их надо как можно скорее отправить. Не получится с вами, с кораблем, придется искать иные пути, ведь саксонский король Август Сильный нам нынче не друг — договорился тайно с Карлом в Альтранштеде, признал Лещинского польским государем. А царь Петр Алексеевич Августу, как брату, верил. Да, Андрей Андреич, не в службу, а в дружбу — вы не могли бы опытным своим глазом посмотреть набранных мною людей? Знают ли воинское дело, может, с парусами кто управляться умеет? Они здесь недалеко, на старом хуторе в Бомон-ан-Ож, верст десять-двенадцать отсюда. В субботу поехали бы с супругой своей на верховую прогулку — как раз и посмотрели бы. А? Как?