В первый день К Р. сидит за столом и размышляет «о многочисленных великих тайнах, которые Отец Света позволил мне узреть в милосердии своем».[988] Здесь следует отметить, что словосочетание «Отец Света» ни разу не появляется в Ветхом или Новом Завете.[989] Однако в первые века христианской эры оно было в ходу у манихеев и гностиков как одно из наименований Доброго Бога; существовала также секта христианских гностиков, члены которой называли себя «сынами Света».[990]

Посреди глубоких размышлений К. Р. его посещает сияющая крылатая фигура «восхитительно красивой женщины… в синих одеждах, усеянных золотыми звездами, словно небосвод». Она достает «маленькое письмо», кладет его на стол, делает реверанс и сразу же улетает, громко трубя в рожок[991] Когда К. Р. открывает письмо, то видит приглашение на «свадьбу Царя» и загадочное предупреждение, которое он должен внимательно изучить, прежде чем принять решение.

Какая свадьба может быть опасной для гостей, которые имеют нечистые намерения или говорят неправду? Это первый намек на то, что мы имеем дело не с повествованием о реальных событиях и даже не с чистым вымыслом, но с жанром, который Адам Маклин удачно называет «эзотерической аллегорией». Можно с уверенностью утверждать, что аллегория свадьбы здесь используется для обозначения поисков знания и обретения духовной истины. Во многом так же, как в истории о поисках святого Грааля, испытания и нравственные проблемы, встающие перед приглашенными на свадьбу, которые они должны решать совместно для осуществления сложного алхимического действа, сами по себе являются частью тонкого процесса очищения и преображения.

Как и поиски Грааля, «Химическая свадьба» часто считается сочинением эзотерического христианства, но Адам Маклин задается вопросом: «Где здесь христианское содержание? Это гораздо больше напоминает древнее «таинство посвящения», чем христианский религиозный опыт».[993]

В конце первого дня своего паломничества Кристиан Розенкрейц обдумывает предупреждение, содержавшееся в приглашении на свадьбу. Он изучает внешние и внутренние стороны своей личности с абсолютной искренностью и находит ряд изъянов:

«Мне стало ясно, насколько я лишен проницательности и слеп в эзотерических делах… я также обнаружил, что моя физическая жизнь, поведение и братская любовь к ближним далеки от совершенной чистоты. Я был полон плотских желаний, направленных лишь на то, чтобы служить моему тщеславию и стремлению к мирскому блеску, а не к благополучию других людей. Я всегда думал о том, как пользоваться моим опытом ради сиюминутной выгоды, чтобы достигнуть высокого положения и навеки прославить свое имя в мире…»[994]

Интересно, что К. Р. упрекает себя в (1) эзотерической слепоте и отсутствии внутреннего гнозиса и (2) в мирском и материалистическом поведении, тем не менее он решает, что должен присутствовать на свадьбе. Одетый в белую льняную куртку с кроваво-красным поясом, повязанным крест-накрест на плечах, с четырьмя красными розами в шляпе, он отправляется в путешествие. Так заканчивается первый день.

На второй день Розенкрейц вступает в густой лес и через некоторое время выходит на поляну. Там ему предлагается «выбрать один из четырех путей, по каждому из которых ты можешь достигнуть королевского замка, если не останешься на обочине». Один путь короткий и опасный, другой длинный и извилистый и так далее. В конце концов К. Р. находит дорогу к замку, где уже собрались другие гости. Появляется прекрасная Дева, которая произносит предупреждение, напоминая гостям, что им нельзя присутствовать здесь без надлежащей подготовки:

Мы не будем шаг за шагом вести читателя через остальные пять дней «Химической свадьбы», на третий день которой действительно произошло символическое «взвешивание гостей», где одни из приглашенных добились успеха, а другие нет. Тех, кто оказался «слишком легким на весах», ожидали различные наказания, а худших нарушителей («тех, кто не мог перевесить даже одного груза») убивали на месте.[996] Многие элементы этой любопытной сцены напоминают этап загробного путешествия, известный как «взвешивание души» и описанный в Египетской Книге Мертвых. Предполагается, что в XVII веке ни один европеец не был знаком с этим текстом, созданным во II тысячелетии до н. э. Другие элементы ландшафта «Химической свадьбы» тоже имеют древнеегипетский подтекст — например, Феникс, бог Гермес, королевская лестница, в которой насчитывалось 365 спиральных ступеней, «Дом Солнца», сцены смерти, ритуал возрождения («нам пришлось пребывать на этом острове до тех пор, пока мы не сделали все необходимое для оживления обезглавленных тел»),[997] пирамида, пятиугольник, яйцо, возникающее в результате алхимических процессов, птица, вырастающая с чудесной скоростью, возрождение короля и королевы и возвышение некоторых гостей до статуса «рыцарей Золотого Камня».

В конце седьмого дня Кристиан Розенкрейц вписывает свое имя в огромную книгу под следующим загадочным девизом: «Вершина знания — ничего не знать».[998]

Мы считаем, что «Химическая свадьба» представляет собой великую аллегорию смерти, возрождения и духовного преображения и что Адам Маклин прав, когда сравнивает весь этот процесс с древним таинством инициации. В конце «седьмого дня» мы понимаем, что посвященный, который теперь стал адептом, достиг гнозиса, посредством которого «душа может освободиться от уз материального бытия».[999] В таком случае, независимо от особенностей стиля и символики, глубинный смысл «Химической свадьбы» практически такой же, как в сочинениях александрийских герметистов, гностиков, манихеев, павликиан, богомилов и катаров — всех, кто был связан великой «цепью ересей». Поскольку «Химическую свадьбу» в определенном смысле можно рассматривать как кредо ордена розенкрейцеров, вполне ясно, что их «великая всемирная реформа» имеет герметическую природу.[1000]

Это подтверждается и тем фактом, что даже поверхностное изучение \атт Fama, Confessio и «Химическая свадьба» показывает, что розенкрейцеры пользовались сочетанием герметической магии, Каббалы и алхимии в структуре, имевшей внешние признаки христианства. Эти сочинения в свое время наделали много шума не только из-за предложенной в них мировой реформы по розенкрейцерскому образцу, но и потому, что в них использовался интеллектуальный арсенал великих европейских герметистов, таких, как Пико делла Мирандола, Джордано Бруно и Томмазо Кампанелла. Еще более любопытно, что благодаря своей связи с Иоганном Валентином Андреа розенкрейцеры также принимали участие в замысле утопического города-государства, который они называли Христианополем — некой идеальной модели мира под управлением жрецов — правителей герметического толка.[1001] При таком сходстве терминологии, символики и конечных целей уместно задать вопрос, не было ли движение розенкрейцеров каким-то образом связано с длительным пребыванием Бруно в Германии с 1588 по 1591 год (см. главу 11), а также с контрабандным вывозом экземпляров «Города Солнца» Кампанеллы в эту страну. Эти события произошли незадолго до первой публикации манифеста розенкрейцеров.