Наконец, после многократного возвращения во Флоренцию с менее ценными трофеями, Леонардо был чрезвычайно горд тем обстоятельством, что он нашел древние книги, которыми стремился обладать его господин. Это были книги знания, якобы написанные самим Тотом, богом мудрости древних египтян, который был известен грекам под именем Гермеса Трисмегиста, и, хотя ни Леонардо, ни Косимо не знали об этом, таинственные «герметические» тексты были собраны в Александрии в течение первых трех столетий христианской эры, то есть примерно в то же время и в том же месте, что и гностические тексты из Наг Хаммади. Связь между двумя собраниями становится еще прочнее с учетом того, что фрагмент одного из «герметических» текстов, которые приобрел Леонардо, — документа, известного под названием «Асклепий», — был также воспроизведен в гностическом своде знаний, захороненном в Наг Хаммади в конце IV века и обнаруженном лишь в 1945 году.[648]

Никто не может оспаривать, что римская католическая церковь имеет долгую историю энергичного противостояния всем формам знания, литературного творчества, научных исследований и религиозного самовыражения, которые не соответствуют ее собственным взглядам. Читатель помнит, что толпы христиан, подстрекаемые Феофилом, архиепископом Александрии, разграбили александрийский Серапеум в 391 году н. э. Они убили всех «язычников» и гностиков, которые скрывались внутри, и сровняли с землей замечательную библиотеку, располагавшуюся в соседних приделах, уничтожив редчайшее собрание древних книг и папирусных свитков. В главе 5 мы имели возможность убедиться, что это злодеяние было лишь одним из многих в процессе безжалостного подавления гностицизма и язычества католической церковью и почти повсеместного уничтожения их текстов и традиций.

Другим выражением такого же неприятия любых знаний, выходивших за узкие рамки ортодоксальных взглядов, было закрытие прославленной Академии Платона в Афинах по приказу христианского императора Юстиниана в 529 году.[649] Основанная самим Платоном в 380 году до н. э. в священном месте, расположенном на расстоянии одной мили от Афин, Академия просуществовала более 900 лет, пока Юстиниан и христианские фанатики не закрыли ее за распространение «языческих» идей. Сейчас мы точно не знаем, чему учили и как преподавали в Академии, однако богатое литературное наследие самого Платона привело большинство ученых к выводу, что первоначальный учебный план Академии заключался в подготовке ограниченного круга высокообразованных мыслителей, обладающих глубокими познаниями в математике (включая теорию гармоник и астрономию), диалектике, естественных науках и политической теории,[650] которые «уходили бы из Академии в политику, но не в качестве претендентов на власть, а как юридические и политические советники для тех, кто находится у власти».[651]

Известно, что Валентин, выдающийся представитель христианского гностицизма, который был египтянином, изучал философию Платона в Александрии в начале II века н. э.,[652] поэтому неудивительно, что христианский апологет Ипполит (170–236) обвинял гностиков в том, что они являются «учениками Платона» и пользуются платоновской системой для создания «арифметической науки как основополагающего принципа своей доктрины».[653] Также интересно отметить, что Платон первым использовал термин «демиург» — «общественный ремесленник» в переводе с греческого — для обозначения творца материального мира. Точно так же, как впоследствии гностики, он имел в виду, что Творец был силой низшего порядка, а не истинным Богом,[654] что материальный мир является искаженной и несовершенной копией идеального мира.[655] Тим Фреке и Питер Гэнди указывают на то, что Платон часто цитировал распространенную фразу из языческих мистерий того периода — soma sema, или «тело как гробница». По их словам, «посвященные гностики понимали, что те, кто отождествляется с воплощенным физическим телом, духовно мертвы и нуждаются в возрождении для вечной жизни…»[656]

Подробный разбор сходных черт и отличий между учением Платона и гностицизмом выходит за рамки этой книги. Мы хотим лишь подчеркнуть, что закрытие Академии Платона в 529 году было частью гораздо более широкой атаки на альтернативные системы познания, также включавшие практически полное уничтожение христианского гностицизма, вновь появившегося в Болгарии лишь в X веке под видом богомильства. В Средние века сожжение книг считалось церковью благочестивым поступком, а гонение на ученых, выходивших за жесткие границы религиозной доктрины, считалось актом справедливости и служения Господу.

Историки не без основания называют период с V по X век н. э. «темными веками», но после этого тьма сгустилась еще сильнее, прежде чем европейская культура смогла увидеть первые проблески света. Мы уже говорили о поразительном «мини-Возрождении», сопровождавшем внезапный расцвет катаризма в Окситании в XII веке. Мы говорили и о реакции со стороны церкви — об альбигойских крестовых походах, опустошивших регион и разрушивших его культуру, о столетии терроризма и бесчинств и, наконец, но не в последнюю очередь, об инквизиции.

Теперь читателю должно быть ясно, что катары и католики имели очень разные подходы к использованию знаний и контролю над ними и что эти подходы были обусловлены совершенно разными философскими взглядами.

Для катаров, наследников гностической традиции, бедствием человечества было его невежество; таким образом, знание представляло единственный надежный путь к спасению, а поскольку они верили, что величайший запас знаний содержится в Новом Завете — основополагающем тексте христианства, — они считали, что каждый катар должен иметь возможность прочитать Новый Завет на собственном языке.

Поэтому катары из Окситании перевели Новый Завет с латыни, не доступной для широких масс, на простонародный langue doc и пустили в обращение большое количество тщательно подготовленных рукописных копий. Спрос на дешевый и удобный материал для изготовления таких копий сделал их пионерами бумажного производства в Европе. Они основали множество мастерских, занимавшихся новым ремеслом,[657] и внесли огромный вклад в последующее распространение этой просветительской технологии.

Благодаря этому дети катаров учились читать и изучали Новый Завет с раннего возраста, получая дар грамотности, очень редкий в Европе этого исторического периода. Еще большей редкостью был тот факт, что мальчиков и девочек обучали одинаково, в то время как в других местах грамоте учили только мужчин.[658] В результате грамотные, образованные и свободомыслящие женщины часто встречались в катарских общинах в то короткое время, пока еретическое вероучение развивалось и процветало.

В этом отношении, как и во многих других, поведение катаров можно назвать просветительским, а их кампания по изготовлению общедоступных изданий Нового Завета на простонародном языке далеко опередила свое время. С другой стороны, католическая церковь строго запрещала мирянам иметь книги Нового Завета, за исключением «Псалтири, молитвослова и Часослова». Более того, даже эти немногочисленные книги существовали только на латыни, а переводы на простонародный язык были «строго запрещены».[659]