Так кто мы такие, чтобы утверждать, что эти существа представляют собой всего лишь плод нашего воображения и не имеют ни малейшего отношения к объективной реальности? Что мы на самом деле знаем о том месте, которое шаманы называют "миром духов", или о состоянии транса, которое открывает путь к этим измерениям? Почему мы так уверены в собственной правоте, если те самые ученые, чье мнение служит для нас эталоном, ни разу в жизни не соприкоснулись с состоянием измененного сознания и с презрением отвергают любую возможность обрести подобный опыт? Получается, что их оценка сверхъестественного базируется на их же собственных предрассудках относительно природы реальности, а вовсе не на личном опыте. Стоит ли в таком случае придавать особое значение этой оценке?.

С другой стороны, именно личный опыт и глубокое знание галлюцинаторной реальности заставляет шаманов всех времен и народов настаивать на том, что лишь тонкая завеса отделяет наш мир от других уровней бытия, населенных сверхъестественными существами. Благодаря своей научной одаренности Дэвид Льюис-Вильямс сумел доказать, что именно это восприятие действительности, равно как и связанный с ним вид галлюцинаций легли в основу наиболее древнего искусства в истории человечества. И они же ответственны как за создание религии, так и за появление того загадочного фактора в эволюции человечества, который вывел наших предков на совершенно новый уровень развития. Мы уже говорили о том, что подобное изменение имело место около 40 тысяч лет назад, свидетельством чему — многочисленные факты, полученные в результате археологических раскопок.

Однако именно в этом месте теория Льюиса-Вильямса, придававшая особое значение измененным состояниям сознания и оттого выделявшаяся из общего потока работ, плавно и незаметно вернулась в русло прежней традиции. Я уже говорил в предыдущих главах о том, что профессор разделяет мнение подавляющего большинства своих коллег по вопросу "иной реальности" и "сверхъестественных существ". Как бы искренне ни верили доисторические художники в реальность мира, открывшегося им в состоянии транса, Дэвид Льюис-Вильямс твердо уверен в том, что все эти образы сводятся в итоге к лихорадочным иллюзиям, обусловленным изменениями в привычной картине мозга — то есть к иллюзиям. В научной вселенной профессора просто нет места для сверхъестественного, нет потребности в каком-либо ином мире, а значит, нет и намека на возможность существования разумных нематериальных созданий.

Я понял, что не могу оставить проблему так, как она есть. Ведь сказать, что истоки пещерного искусства и первобытной религии следует искать в изменении мозговой деятельности человека, а первые духовные прозрения людей отнести на счет биологических процессов, протекающих в нашем организме, означает свести возвышенное к смехотворному. И я хотел бы еще раз подчеркнуть, что установить роль галлюцинаций в создании пещерного искусства — это одно. И с этим, на мой взгляд, вполне удачно справился Дэвид Льюис-Вильямс. И совсем другое — понять, что представляют из себя эти самые галлюцинации и какое место они занимают в общем спектре человеческого восприятия. И пока что ни Льюис-Вильямс, ни какой-либо другой ученый не вправе утверждать, что им и в самом деле удалось приблизиться к разгадке этой тайны. Любому одаренному и опытному шаману, к какой бы культуре он ни принадлежал, известно куда больше, чем нашим титулованным ученым. И потому было бы логичным прислушаться именно к словам шаманов, повествующих об истинном характере и неизмеримой сложности реального мира, чем цепляться за те упрощенные представления, которые были навязаны нам технологическим обществом.

Мои собственные эксперименты с ибогеном и аяуаской потрясли меня до глубины души. И в результате я решил продолжить исследования дальше, изучив те экстраординарные возможности, которые наука не желает принимать в расчет и от которых столь небрежно отмахивается профессор Льюис-Вильямс. С одним из таких феноменов я столкнулся лично благодаря африканским и южноамериканским галлюциногенам, причем мои собственные догадки оказались подкреплены фактами, известными любому опытному шаману. Я говорю сейчас о возможности того, что мир духов и его обитатели являются абсолютно реальными, что сверхъестественные силы и нематериальные создания действительно существуют и что человеческое сознание — при определенных условиях — способно освободиться от уз тела и установить контакт с этими самыми "духами". Причем не просто установить контакт, но и учиться у них многим полезным вещам. Иными словами, не получилось ли так, что тот эволюционный рывок вперед, который имел место около 50 тысяч лет назад, был обусловлен вовсе не социальными и материальными благами (как побочным продуктом шаманизма), но тем обстоятельством, что наших предков и в самом деле обучали и вдохновляли некие сверхъестественные существа?

Я понимаю, что сама эта идея звучит абсурдно для любого, кто был воспитан в западных традициях позитивистской логики. И все же, чем глубже я погружался в изучение этой проблемы, тем отчетливее понимал, что это и в самом деле вопрос первостепенной важности. И можно лишь сожалеть, что наука с ее политикой насмешки и пренебрежительного равнодушия раз за разом пресекала любые попытки серьезного исследования в этой области.

Океан сверхъестественного огромен и непредсказуем. В нем нельзя плавать без карт. Следует использовать все возможности, чтобы отыскать ориентиры, по которым и выстраивать затем свой курс.

Первым моим ориентиром и первой загадкой, побудившей меня начать эти исследования, стало осознание того, что самое древнее изобразительное искусство на земле отразило встречи со сверхъестественными существами — я имею в виду изображения териантропов, появившиеся впервые около 30 тысяч лет назад. Затем я узнал, что шаманы, принадлежащие к современным охотничье-собирательским культурам, также встречают подобных существ во время пребывания в трансе. Наконец, я и сам столкнулся с подобными созданиями под влиянием тех галлюциногенов, которые традиционно употребляют шаманы Африки и Южной Америки. И это окончательно убедило меня в том, что здесь кроется какая-то тайна, которую необходимо изучить.

Разумеется, те загадочные "существа", которых я увидел благодаря аяуаске и ибогену, вполне могли оказаться порождением моего собственного мозга, взбудораженного галлюциногенами (как считают, например, западные ученые). Однако мое впечатление от этих встреч было совсем иным. Все, через что провели меня растительные галлюциногены, оказалось более чем убедительным. Это было похоже на то, как если бы передо мной открыли двери в совершенно иную, непохожую на нашу реальность. Этот опыт затронул самые глубины моей души. Как я уже сказал, он был на редкость убедительным, волнующим, а в ряде случаев — даже зловещим и пугающим.

Сколько я ни пытался, я не мог убедить себя в том, что вся эта сложная картина мира вкупе с удивительными образами, не имеющими ничего общего с моей прежней шкалой интересов, является всего лишь порождением моего бедного мозга, взбудораженного приемом наркотиков. Интуиция подсказывала, что мне удалось уловить — пусть на короткое время и в искаженной форме — кусочек иного мира с населяющими его существами. И эти существа, игнорируемые наукой, были по-своему абсолютно реальны. Обитая рядом с нами, они не просто знают о нашем присутствии, но и испытывают к нам глубочайший интерес. Однако вибрации их мира соответствуют частотам, недоступным ни нашему восприятию, ни нашим инструментам, так что обычно эти создания остаются для нас невидимыми.

Разумеется, я был далеко не первым, кому пришла в голову подобная мысль. Еще в 1901 году, вдохнув психоактивную дозу веселящего газа и испытав вслед за тем интенсивные галлюцинации, известный психолог и философ Уильям Джеймс был поражен метафизическим откровением относительно способов взаимодействия нашего сознания с реальностью: