После этого он каждый год совершал набеги на земли падишаха Лоди, но никогда у него не было и мысли остаться здесь.

И вот все Делийское королевство с несметными богатствами пало к его ногам. Бабур возблагодарил Аллаха за свой успех, но не забыл также отблагодарить и человека, который помог ему осуществить завоевание, сделав Ричарда одним из своих визирей.

Ни Бабур, ни Ричард Блант ничуть не заблуждались в том, сколь грандиозную задачу им предстоит решить. Действительно, первый кризис возник всего через несколько недель после прихода Могола в город.

Сражение при Панипате произошло 20 апреля по европейскому календарю. В это время погода оставалась умеренно холодной. Но к середине мая наступил летний зной, сменившийся в июле муссонами, приходящими сюда позже, чем на западное побережье полуострова. Монголы, привыкшие к значительно более умеренному климату, страдали от жары, потели и ругались. Сокровища Агры разграблены, и они захотели вернуться в Афганистан, в условия, более привычные для них, Бабуру понадобилось употребить все свое красноречие, чтобы убедить своих людей в том, что их будущее — в этой плодородной, хотя и очень жаркой долине.

— Чтобы сохранить воинов, я должен занять их делом, снова отправившись с ними на войну, — объяснял он. — Это единственное, что они знают.

Впервые Ричард Блант вынужден был столкнуться с серьезными заботами правителя. Он достаточно хорошо знал историю, чтобы понять это. Двести лет назад первые среди равных английские короли были окружены знатью, состоящей с ними в кровном родстве. И с этой неопределенной ситуацией удалось покончить только кровопролитием в войне Алой и Белой розы, из которой Генрих VII вышел неоспоримым хозяином государства. Господство укрепил его сын Генрих VIII. Так же и на континенте никто уже не сомневался, что королям Франциску Французскому и тем более Карлу Испанскому стоит только повелеть, как их люди беспрекословно последуют за ними.

Еще более деспотичными, как он слышал, были османские султаны, впрочем, этого никто не знал наверняка, и правители Лоди и Бегарха из Гуджарата, который недавно умер, оставив все в наследство своему сыну Бахадуру.

Тем не менее у Бабура, Ричард в этом не сомневался, было больше таланта и способностей, чем у многих других правителей. Только не слишком ли он ослабил дисциплину среди своих свирепых монгольских воинов. Ричард не мог определить, было ли это источником его силы или слабости.

Бабур признал ситуацию как факт, поскольку никогда не знал ничего другого, а потому не слишком старался понять, что оккупация Агры — всего лишь первый шаг в его кампании, для завершения которой потребуется время.

Подсчитав выступающие против него силы, он встревожился.

В Кабуле он легко управлялся с группой вождей-грабителей, немного менее удачливых, чем он сам. Его набеги на Дели и Пенджаб не сразу, но постепенно стали подталкивать Лоди к решительным действиям.

Теперь же, когда основные силы Бабура были сосредоточены на юге, афганские соперники подняли головы и стали выступать против него. Кроме того, было получено известие, что раджпуты собирают новую армию, возглавляемую Рана Сангой, князем Читора; а с востока грозит брат Ибрагима Лоди Махмуд Лоди, объединивший остатки разбитых при Панипате в новую силу.

— Меня беспокоит это осиное гнездо, Блант-эмир, — объяснил Бабур. — Сейчас я полностью окружен. Какой толк обладать всеми богатствами мира, когда сидишь в тюрьме? — Он склонился над кубком вина, ибо был скорее человеком степей, чем рьяным мусульманином. — Я просчитался.

— Будут ли афганцы сражаться на стороне Махмуда Лоди, мой государь? — спросил Ричард.

— Никогда.

— А за Рана Сангу?

— Они наследственные враги раджпутов.

— Пусть так, а не объединятся ли раджпуты с Махмудом Лоди?

— Я думаю, что это вполне возможно, — сказал Бабур, — судя по тому, как они поступали раньше.

— Но по нашей информации раджпуты на западе, армия же Махмуда на востоке.

— Таким образом, нас поймают посередине, — проворчал Бабур.

— Мое мнение таково, — заявил Ричард. — Поскольку мы посередине, не следует ли нам атаковать их по очереди, до того как они соединятся? В европейском военном искусстве это называется действиями на внутренней линии.

Бабур нахмурился. Очевидно, за время, проведенное в конных походах по Азии, он не научился стратегии, хотя в тактике весьма преуспел.

— С ними необходимо разделаться последовательно, — продолжил Ричард. — Итак, мой государь, будут ли афганские вожди стремиться напасть на Дели?

— Нет, нет, — уверенно ответил Бабур. — Они подождут, пока меня разобьют здесь, в Индии. А напасть постараются, когда я буду возвращаться в Кабул.

— Итак, ваши главные враги раджпуты и Махмуд Лоди. Кто из них опаснее?

— Рана Санга, вне сомнения. Махмуд истинный брат Ибрагима. Он не сделает ни шагу против нас, только собирает людей и угрожает. Как я полагаю, он тоже выжидает, надеясь, что меня скинут раджпуты.

— Тогда нам придется прежде всего иметь дело с раджпутами?

— О Аллах, скорей всего ты прав, — согласился Бабур. — Но мы позволим им прийти к нам. У меня недостаточно людей, чтобы захватить город за стеной. Сражаться в открытом поле, конечно, совсем другое дело. — Он позвал Давлат-хана и спросил: — Когда Рана Санга двинется против меня?

— Он будет ждать окончания сезона дождей, мой государь, — ответил Давлат-хан.

— Это годится, — сказал Бабур. — У нас будет несколько месяцев на подготовку.

А дождевые тучи уже начали собираться.

У монгольского вождя ныне была одна задача — направить усилия своих эмиров, бахадуров и прочих храбрых рыцарей на подготовку к сражению. Монгольское рыцарство могло быть заслужено только доблестью на поле битвы и оценивалось значительно выше, чем у их западных коллег. Бабур не терял даром времени. Он продолжал увеличивать численность армии, используя сокровища Ибрагима Лоди, попутно обучая новобранцев монгольской манере ведения боя, и возводил оборонительные сооружения в самом городе.

Однако было легко заметить, что он не очень-то верил в городские укрепления. Его победа будет завоевана в поле.

Ричард работал так, как не работал вот уже несколько последних месяцев. В самом деле, ему ведь приходилось учиться не меньше, чем любому новобранцу, чтобы приспособить свой опыт к монгольской тактике.

В европейском военном искусстве, по крайней мере, как учил великий испанский генерал Гонсало де Кордова, который даже через десять лет после своей смерти оставался признанным авторитетом для каждого солдата, уже устарел подход к кавалерии, которая считалась решающей силой для победного завершения сражения. Он был опровергнут английскими лучниками при Креси, Пуатье и Агинкорте, и похоронный звон по нему разнесли швейцарские пикинеры по всей Европе.

Вслед за швейцарскими испанские терцио, или бригады, насчитывающие около трех тысяч человек, стали наемными. Они были известны как инфантерии, потому что каждой командовали, по крайней мере номинально, инфанты или принцы королевской крови. Маневрировали они на большом пространстве и состояли большей частью из пикинеров, но всегда имели на флангах взводы аркебузеров. Терцио нельзя было подавить кавалерией или победить пехотой, менее тренированной и дисциплинированной, чем сама терцио, что, в сущности, означало ее непобедимость для любой пехоты в мире.

Кавалерия использовалась для разведки и для преследования, когда враг уже разбит и покидает поле боя.

Бабур, конечно, понимал значение дисциплинированной пехоты, он видел, на что способны знаменитые османские янычары. Но у него никогда не было таких своих пехотинцев. Монголы — или моголы, как их на свой лад называли индийцы — были всадниками азиатских степей, и воевать они умели только верхом, что с успехом и делали, используя луки, чтобы расчистить путь для решающей атаки кавалерии.