- Я уже сказала: кроме тебя некому!..Рассказывай лучше честно – как ты все это вытворяешь?..

    Слово за слово – мать с дочерью крепко поругались. Скандал завершился, когда Галина в сердцах воскликнула сквозь слезы:

    - Господи, как же хорошо, что в школе я последний год! Закончу школу, и больше ты меня не увидишь! И никогда не попрекнешь, что я на шее твоей сижу…

    - Ой, напугала-то ежа голой жопой! – отвечала мать. – Не увижу я ее… Да куда ты денешься!

    - В Москву поеду. В институт поступлю… Своей жизнью жить буду.

    - Как Виталик твой, что ли? Я говорила тебе – кобель он, как и все! Обещал потом приехать, да адрес свой оставить, а сам хвостом вильнул, и был таков! Нужна ты ему, как коню пятая нога… У него там в Москве таких, как ты, теперь навалом! Он и думать про тебя забыл! Уедет она…

       Галка вдруг разрыдалась. Мало того, что мать в самой грубой форме обвинила ее черт знает в чем, в таких вещах, которых Галя сама совершенно не понимала, так она еще и задела самую больную рану в ее душе, ведь дня не проходило, чтобы Галка не вспоминала о Виталике, не задавала себе вопросов: где он? почему не приезжает, не пишет? все ли у него в порядке? Порой чувствовала себя покинутой, даже плакала по ночам в подушку. Матери, конечно же, ничего не говорила. А тут она сама ей и сказала. Да как сказала – будто ножом по живому… И сделала так нарочно, чтобы дочке было  как можно больнее.

     Почему так? за что? Чем  она такое отношение заслужила?

     Плачущая Галка опрометью бросилась в малую комнату и упала на кровать, обильно орошая подушку горючими слезами. Антонина даже не посмотрела вслед дочери, откинувшись спиной на свои подушки, заботливо взбитые Галиной. Через некоторое время лениво позвала:

    - Галк, хватит там сопли распускать! лучше чаю мне принеси – я чаю попью и спать буду. А то самой вставать уже ни сил, ни  охоты нет… Слышь, что ли?..

    …Той ночью Галке долго не спалось. Душа болела, изнывая от горькой незаслуженной обиды. Один раз ей показалось, что мать тоже не спит, что стоит только подойти к ней, как Антонина позовет ее к себе, протянет к ней теплые материнские руки, обнимет нежно, скажет: «Ну прости меня, прости… Я не хотела тебя обижать, не хотела делать тебе больно… Прости!» И она, конечно же, непременно простит – все простит, самую горькую обиду. Галка даже подошла в полной ночной темноте к дверному проему, соединяющему две их смежные комнаты, и тщательно прислушалась. Но до ее напряженного слуха донеслось только ровное сопение и глубокое дыхание матери. Антонина спала сном невинного младенца. Галка постояла немного в дверях, потом тихо вернулась в свою кровать.

      Через какое-то время она заснула, и спала как-то странно: понимала, что спит, и в то же время осознавала происходящее вокруг. Слышала, как ритмично тикают настенные ходики над ее столом. Непонятным образом «видела», как в окно падает сноп желтого света от одинокого уличного фонаря…

    Тишина, ночное безмолвие.

    Галке тоже сделалось очень покойно и умиротворенно: обида на мать, тревога за Виталика, тяжесть на сердце – все ушло куда-то вглубь и далеко.

   Галка словно бы парила в черном и мягком мраке, похожем на ласковый бархат, и просыпаться совсем не хотелось. Сквозь дрему ей вспомнилось, что сегодня уже воскресенье, и в школу не идти, а потому не надо вставать затемно.И это хорошо… Воскресенье… Она каждый выходной ждала, что из Москвы приедет Виталик и непременно навестит ее, чтобы узнать, как у ней дела. Он непременно приедет! Она ведь так ждет…

     Вдруг Галка заметила, что возле дверного косяка напротив окна, скрываемая мраком, возвышается высокая черная фигура. Это была женщина… Сперва Галине подумалось даже, что это мать все же проснулась и пришла к ней в комнату, чтобы приласкать ее… Но она тут же поняла, что это не так: слишком высока для матери была эта женщина. А в следующую секунду Галка вдруг «увидела», что женщина в черной и длинной одежде уже сидит на ее кровати, прямо подле нее. Ошеломленная Галка вскочила, словно подброшенная пружиной, ей сделалось нестерпимо страшно…

    «Тихо, тихо, - успокаивающе зашептала женщина, - не бойся, милая… Меня не надо бояться…»

   На ее голову был наброшен черный платок, сейчас он распахнулся, и прямо перед Галкой предстало ее лицо – иссиня-бледное, но такое красивое, будто выточенное из белого мрамора. Глаза – большие, чуть запавшие, были почти черными и смотрели на Галку нелюдским взглядом – пристальным, немигающим, страшным…

     Конечно же, Галина мгновенно узнала ее. Все та же покойница с проклятой фотографии, втиснутой ей в руки покойником-фотомастером. Никогда еще она не видела ее так близко…

     Галке мучительно захотелось проснуться. Надо было, чтобы кошмар кончился, а для этого необходимо прервать этот тяжкий мучительный сон – немедленно и решительно. Девушка билась, дергалась, извивалась всем телом, глухо стонала… Однако сон не уходил, не прерывался, и она все глубже погружалась в леденящий душу кошмар. А между тем в ушах продолжал звучать вкрадчивый, мягкий и такой сладостный шепот:

 « Ну что ты, лапушка… Что ж ты бьешься-то, горлица моя нежная… Не бойся же меня, не страшная я и не злая… Ну, иди ко мне… приласкаю, пригрею тебя.»

     Женщина длинными тонкими руками мягко обняла Галку за плечи, ласково притянула ее к своей груди. Галка вдруг ощутила столь неодолимую силу в этих руках, что сопротивляться им она совершено не могла, даже если бы захотела. А она и не хотела… возникло страстное желание отдаться во власть этих рук, раствориться в их теплой уютной силе, предоставить этим рукам делать с собой все, что им будет угодно. Галя ощутила себя маленьким человечком, этаким младенцем, только что явившимся на свет. Она доверчиво прильнула к упругой груди этой высокой и сильной женщины, совершенно не замечая, что от ее тела веет пронизывающим холодом. Ей только смутно подумалось, что подобным образом чувствовал себя арденсеновский Кай, оказавшись в убаюкивающих объятиях Снежной Королевы…

    « Иди же ко мне… Милая… славная… я ведь не такая, как все они… Я никогда не брошу… никогда не предам тебя… Тебе ведь хорошо, правда?..милая…»

    « Мне… хорошо... - мысленно отвечала Галка. – Мне так хорошо!..»

     Она прижималась головой к телу женщины, наслаждаясь упругостью ее крепких грудей, ей было так блаженно и удобно! Прижимая голову Галки ладонью одной руки к себе, пальцами другой руки она нежно перебирала ее волосы. И девушке казалось, будто она устроилась на руках доброй и ласковой матери… И что никто никогда так сильно ее не любил.

    Только однажды мелькнула у нее странная мысль – а почему она не слышит, как бьется сердце этой такой сильной и такой ласковой женщины? Ведь она прильнула к самой ее груди! Но – мысль эта мгновенно куда-то исчезла, ушла, где-то затерялась… Галке было хорошо. И страха никакого она больше испытывала…

     « Ты… будешь мне мамой?..- спросила Галка. – Будешь?»

     « Ну конечно, Галочка! Конечно, мой птенчик… Я буду с тобой. Я буду твоей мамой. Ты только слушайся меня, ладно? А я стану тебя любить и оберегать…»

     Галка сладостно улыбнулась в блаженной полудреме. Ее будут любить и оберегать! Счастье какое… такого в ее жизни и не было никогда.

    « А как тебя зовут?..- спросила она. – Ты будешь мне мамой, а ведь я даже имени твоего не знаю. Или это твой секрет?..»

    « Ну почему же, горлинка моя… Нет у меня от тебя секретов… Августой меня зовут…»

    « Августа… имя какое странное…»

    « Что же в нем странного? Есть ведь имя – Юлия! От него прозывается июль месяц… А от Августы – август месяц. Есть даже и такое имя – Октябрина…»

    « Ну, такое имя придумали давно! – радостно сообщила Галя. – После Октябрьской революции.»

    « Правильно! После революции, - женщина улыбнулась ей, и ее черные глаза лукаво блеснули. – А вот Августа – это придумали еще раньше! Намного раньше! Когда люди в древних богов верили. Августа – означает божественная…»