— Этот раздолбай сейчас занят. Может быть, кто-нибудь еще сможет вам помочь?

— Дело в том, что Ганнисон звонил мне сегодня утром и просил заехать к нему. Я из службы окружного прокурора.

— Так вы и есть Белл?

— Да.

— Приятно познакомиться. А я детектив Левин. Идите сюда, присаживайтесь. Я сейчас пойду скажу этому раздолбаю, что вы уже здесь.

Хэнк прошел за ограждение и сел за один из столов. Левин тем временем зашел в кабинет лейтенанта и мгновение спустя появился оттуда в сопровождении Ганнисона.

— Мистер Белл? — уточнил Ганнисон.

— Да, приятно познакомиться.

— Я лейтенант Ганнисон. Вы не могли бы уделить мне несколько минут?

— Конечно. Что у вас?

— У меня здесь сегодня утром был один посетитель. Восемнадцатилетний парень по имени Доминик Саварезе. Вам это имя о чем-нибудь говорит?

— Нет, боюсь, что нет.

— Шпана драная, впрочем, как и весь этот сброд из местных. А еще он вроде бы как за основного у Громовержцев. Они называют его Большой Дом.

— Ах да! Я слышал о нем.

— Да… ну вот, значит, он поведал мне кое-что интересное, хотя, конечно, насколько я могу судить, далеко не все. Все они здесь редкостные говнюки и козлы, уж можете мне поверить.

— И что же он вам рассказал?

— Мне бы хотелось, чтобы вы услышали это от него самого. Так что если у вас есть немного свободного времени, то я знаю, где мы с вами можем его разыскать.

— Время у меня есть.

— Отлично, тогда идемте. Вот только шляпу возьму.

Они шли по улицам Гарлема, и Хэнк обратил внимание на то, что все это время с лица Ричарда Ганнисона не сходило брезгливое выражение. Можно было подумать, что карманы его брюк набиты тухлятиной, но вместо того, чтобы выбросить непотребную ношу в ближайший мусорный бак, он предпочитает стоически терпеть невыносимую вонь, как бы бросая тем самым вызов всему окружающему миру. Время от времени он мельком поглядывал по сторонам и морщился от одолевавшего его отвращения.

— Гарлем, — проговорил он наконец. — Миленькое местечко, не правда ли? В этом году исполняется уже двадцать четыре года, как я торчу в этой вонючей дыре. Уж лучше, наверное, отсидеть срок в русском концлагере, где-нибудь в Сибири. Вы только взгляните на них!

— Люди как люди, — отозвался Хэнк.

— Вы так говорите, потому что совсем их не знаете. Это же сплошное ворье. Каждый, кого ни возьми. А если не вор, то сутенер. Или шлюха. Или игрок. Или наркоман. Вон, видите, идет старуха с хозяйственной сумкой?

— Да, — сказал Хэнк.

— Подойдите к ней и спросите, какое число ей выпало сегодня. Ответит без запинки. Уличный тотализатор — это незаконно, и все в Гарлеме знают это. Но после обеда здесь можно поинтересоваться у любого бродяги: «Что в фаворе?» — и они все вам подробненько расскажут. Они не могут прокормить своих детей, но зато всегда наскребут пару-тройку баксов на то, чтобы сделать ставку.

— Поймите меня правильно, я вовсе не поощряю правонарушения, — заметил Хэнк, — но, возможно, эти люди просто не видят в такой игре ничего предосудительного. Между прочим, во многих других странах подобные тотализаторы существуют вполне легально.

— Но здесь вам не «другие страны», это Гарлем, здесь это запрещено законом, и наши ребята уже сбились с ног, устанавливая и отлавливая нарушителей. Нет, вы только взгляните на них! Из тех, кого вы сейчас видите на улице, добрая половина — наркоманы. Это вы можете себе представить? У нас в Гарлеме столько зелья, что при желании им можно было бы обеспечить весь мир на десять лет вперед.

— Так почему же вы с этим не боретесь?

— Боремся! По крайней мере, пытаемся. И группа по борьбе с распространением наркотиков тоже не спит. Но нам не хватает людей. И вот что я вам скажу, Белл. За всю свою жизнь я еще не встретил полицейского, который принял бы взятку при произведении ареста наркоторговца. Это чистейшая правда. Я не утверждаю, что все полицейские в этом городе такие уж неподкупные и при желании с ними нельзя было бы договориться, разойдясь полюбовно, даже если речь идет об убийстве. Но наркотики — исключено. Во всем городе вы не найдете ни одного копа, который позарился бы на деньги и согласился бы замять дело, связанное с наркотой. Так что вы не можете обвинить нас в том, что мы сидим сложа руки. У нас просто не хватает людей. Знаете, сколько человек проживает в этом районе? Тысячи! А за нашим 27-м участком закреплено всего-навсего сто восемьдесят пять патрульных полицейских и восемнадцать детективов. Как такая жалкая горстка людей может уследить за тем, чтобы все эти аборигены не перерезали друг другу глотки, не кололись бы, а также не промышляли бы воровством, грабежами, сбытом краденного, сводничеством и проституцией? И вот что я вам скажу, друг мой: это невозможно. Неужели вы думаете, что мы допустили бы существование этих уличных банд, будь у нас достаточно полицейских? Да мы отходили бы этих сопляков дубинками вдоль и поперек, если бы они посмели хотя бы взглянуть искоса на кого-нибудь. И добрая половина из них этого вполне заслуживает.

— Может быть, — согласился Хэнк.

— Никаких «может быть»! Сброд — он и есть сброд, а эти ребята ничего из себя не представляют. Да стоит только врезать как следует любому из этих сопляков, как они тут же хвосты подожмут и нюни распустят. — Он замолчал. — Мы сейчас идем в бильярдную, что на Второй авеню. Большой Дом должен ошиваться там.

— Значит, вы считаете, — уточнил Хэнк, — что достаточно просто применить грубую силу — и проблема подростковой преступности будет ликвидировала сама собой, да?

— Именно. От одного хорошего пинка под зад куда больше пользы, чем от всего этого слюнявого сюсюканья. С каких это пор психиатры решают, что хорошо, а что плохо? Преступник — он и есть преступник! В дурдомах и так полно психов, так что нечего вступаться за каждого урода и отмазывать его от наказания лишь потому, что у него, видите ли, не все в порядке с психикой. А кого сейчас можно считать нормальным? Вас? Меня? Все мы немножко того, с прибабахом, у каждого свои закидоны, однако это не мешает нам оставаться законопослушными гражданами. Вышибать нужно таким уродам мозги к чертовой матери, и точка. Если у сопляка совсем поехала крыша — посадить его под замок и выбросить ключ! Только и делов-то. — Он замолчал, чтобы перевести дыхание. — А вот и бильярдная. Сейчас вы познакомитесь еще с одним говнюком, которого давным-давно следовало бы упрятать за решетку, когда ему еще только стукнуло шесть лет.

Они начали подниматься по лестнице, ведущей на третий этаж. В воздухе держался стойкий запах мочи, и Хэнк вдруг подумал: а найдется ли во всем Гарлеме хотя бы один лестничный пролет, где не пахло бы человеческими экскрементами.

Они застали Большого Дома у стола, находящегося в дальнем углу просторного зала бильярдной. Он небрежно кивнул лейтенанту, а затем собрал шары в центре стола и сделал первый удар. Очевидно, он собирался выбить один угловой шар из аккуратного треугольника, однако из этой великолепной задумки ничего не получилось, и шары разлетелись по всему столу. Тогда он поднял глаза, передернул плечами и равнодушно заметил:

— Дурацкий удар.

— Вот, Дом, это окружной прокурор, — сказал Ганнисон. — Он хочет поговорить с тобой и услышать ту историю, которую ты рассказал мне сегодня.

— Да ну? — Большой Дом принялся внимательно разглядывать лицо Хэнка. — Мистер Белл, неужто вы с кем-то подрались? — поинтересовался он.

— Хватит умничать, урод! — строго прикрикнул на него Ганнисон. — Мы знаем, что ты у нас грамотный и газеты читаешь. Просто расскажи мистеру Беллу ту историю, которую утром рассказывал мне.

— Запросто, — согласился Большой Дом.

Это был и в самом деле очень невысокий юноша с широкими плечами и могучей шеей. Теперь он собирался произвести удар в дальний угол, для чего пришлось бы перегнуться через стол, и, похоже, с этим у него возникли кое-какие трудности. У юноши были длинные темные волосы, сверху старательно зачесанные назад и уложенные в высокий кок, а боковые пряди свисали свободно, прикрывая уши. В мочке левого уха поблескивало маленькое золотое колечко, но это, казалось бы, дамское украшение ничуть не умаляло его мужественности. Было достаточно одного взгляда на него, чтобы понять, что он силен, как бык. И, едва увидев его, Хэнк понял, что все рассуждения предводителя Всадников Фрэнки Анарильеса об этом парне были глубоко ошибочны. Ибо при всех своих недостатках — а похоже, неумение играть в бильярд было одним из них, — этот невысокий юноша обладал ярко выраженными задатками лидера. Совершенно не смущаясь присутствия лейтенанта полиции и окружного прокурора, он продолжал катать шары с достоинством нефтяного магната, в чье обширное поместье, раскинувшееся среди Калифорнийских холмов, нагрянули незваные гости. Промахнувшись два раза кряду, он со знанием дела оглядел свой кий и изрек: