Но тут, увидел Бобби, Марвин начал вдруг действовать.

Колпачка на бутыли уже не было, он отвинчивал его медленно и осторожно — с зажатой в губах сигаретой, зажигалкой в правой руке и большим пальцем на колесике. Левая рука орудовала за скамейкой, прилаживаясь к горлу бутыли. Гарри по-прежнему сидел спиной к нему. Клайд только что отвернулся. Настало время — пора!

Левая рука Марвина встряхнула бутыль и опрокинула ее. Правая извлекла огонек пламени из зажигалки. Бесцветная жидкость потекла из горла бутыли на деревянный пол. Боже, не дай, чтобы это оказалось водой! — мелькнула в голове у Марвина страшная мысль. Гарри резко повернулся. Жидкость растекалась, она уже вовсю бежала из горлышка бутыли тонкой быстрой струйкой, устремляясь к центру малярки.

— Что за дьявольщина? — вырвалось у Гарри, но именно в этот момент Марвин уронил в струю с горящим фитильком зажигалку. И тут же отпрянул назад, так как жидкость у его ног полыхнула, и пламя устремилось назад, к бутыли, которая вскоре взорвалась под скамейкой, разметав куски стекла, как осколки ручной гранаты. Огненный след стремительно протянулся по всей длине помещения, уже почти коснувшись канистр с олифой, возле которых сидели Эймос и Сельма. Гарри словно застыл посреди малярки: его челюсть в изумлении отвисла, когда пламя стремительно пронеслось рядом. Клайд развернулся, держа ружье на высоте пояса, готовый выстрелить в любого, но Марвина на скамье уже не было. Он метнулся к стеллажу, и вторая бутылка оказалась у него в руках.

— Не надо! — заорал Бобби и, выскочив из упаковочной клети, бросился к Марвину, который уже поднял бутыль над головой, готовый бросить ее в огонь.

Он вцепился обеими руками в запястье Марвина и попытался вырвать у него крепко зажатую в руке бутыль. Марвин, как защитник в регби, пытающийся освободиться от плотной опеки игрока противника, шарахнулся от Бобби назад, влетел в стену, извернулся и понял, что ему никак не обойти Бобби — этот проклятый дурак-алкоголик готов был испортить все! Костигэн был уже на ногах и кричал, Марвин не мог разобрать — что. Он видел, как встает его отец, видел, как отец встал, видел, как отец пересекает помещение, чтобы повиснуть на руке у Бобби, попытавшись тем самым оттащить его от сына, чтобы Марвин мог бросить бутыль. Трое людей, словно в гротескной картине абсурда, молча боролись, может быть, не более тридцати секунд, а Костигэн кричал, и Марвин никак не мог понять его, зная только одно: он, Марвин, хочет швырнуть и вторую бутыль в середину малярной, но не в состоянии этого сделать, потому что Бобби мертвой хваткой схватил его запястье, а отец пытается заставить Бобби разжать его руку. Наконец до него дошло, что кричит Костигэн, и он дал бутыли упасть там, где ее поджидали его протянутые руки, и она попала прямо ему в ладони, пока отец Марвина боролся с Бобби. Прогремел выстрел, и Марвин увидел, как его отец попятился, схватившись за грудь, и встревожился: не попала ли в того пуля; и только тут он понял, что пуля попала не в доктора Танненбаума, а в него самого, только тогда почувствовав боль. Костигэн швырнул бутыль. Она разбилась и вспыхнула ярким пламенем в другом конце малярной, возле упаковочной клети, обильно припорошенной древесной стружкой. Жидкий огонь взмыл вверх, заполз в клеть, охватил ее, воспламенил канистры с олифой возле стены. Раздался взрыв — и теперь внезапно ярко запылала уже вся малярка.

Марвин рухнул на колени, вцепившись руками в кровоточащую грудь.

Раздался еще один выстрел.

Затем другой...

Сондра увидела языки пламени из окна спальни в доме Уэстерфилда. Какое-то мгновение она не знала, что предпринять. Ее охватила паника, так как Родж сказал ей перед тем, что собирается оглядеть все вокруг. И надо же такое: сейчас где-то в городе вспыхнул пожар.

Сондра неподвижно стояла подле окна в течение нескольких секунд, учащенно дыша. Потом, закусив губу, быстро направилась к телефону. Совсем уже было собравшись снять трубку и набрать номер оператора, она увидела список телефонов, который Майрон Уэстерфилд оставил возле аппарата. Второй по списку значился номер пожарного департамента в Биг-Пайн-Ки.

Она быстро стала набирать этот номер.

В тот же миг, как только Люк распахнул створки дверей, ветер с океана начал раздувать пламя по всему полу, заставив языки огня взобраться по стене, сплошь утыканной деревянными колышками, на которых висело множество инструментов, а потом к потолку и начать лизать его. Гарри тем временем ринулся к огнетушителю на стене возле душевой. Клайд пятился от наступавшего огня, в панике стреляя из ружья, словно мог этим остановить пожар. Люк ухватил Саманту за руку и потащил ее через верхние створки почти волоком. Позади он услышал, как дважды выстрелил Клайд. Ноги Люка зарылись в песок.

— Люк!.. — позвала Саманта.

— Бежим! — выкрикнул он.

Марвин внес свою лепту в дело всеобщего спасения, и сейчас лежал распростертый на полу малярки, с пулей в груди и жгучей болью в плечах и вдоль руки. Гарри что-то кричал Клайду. Слышался топот ног прибывающих людей.

— Ко мне! На помощь! — выл Гарри. — Нам здесь нужна вода и еще огнетушители!

— Марвин! — произнесла Сельма, склонившись над ним. Он не мог отчетливо видеть ее лицо, так как его очки свалились с носа, когда он упал. Марвин взглянул на нее и снова заморгал от боли в груди, подумав: я почти сделал это, почти удалось... — Марвин, — допытывалась она, — с тобой все хорошо?

— Оставь меня одного, — ответил он.

— Марвин!..

— Бога ради, оставь меня одного! — взмолился он. — Неужели ты даже не можешь мне дать умереть спокойно?

— Я люблю тебя, — сказала она. — Марвин, я люблю тебя!

Это прекрасно, подумал он. Она любит меня. Это делает все чудесным и восхитительным. Любовь сильнее всего. Любовь снимет эту жгучую боль у меня в груди, любовь разрушит замыслы Джейсона Тренча, любовь спасет мир и человечество.

У меня для тебя новости, мелькнула у него мысль — и тут его голова откинулась, глаза безжизненно закатились.

— Он мертв, — ни к кому не обращаясь, объявила Сельма и ощутила почти облегчение.

Люди Джейсона бежали от дома, и первым побуждением Люка было тащить Саманту в противоположном направлении, в сторону дома Танненбаума, в западном конце шоссе S-811. Затем он вспомнил, что эти люди вооружены и что любой, кто будет бежать от малярки, немедленно вызовет подозрение, и они, возможно, откроют огонь. Какой-то один, отчаянный миг он размышлял, не кинуться ли в самую гущу приближающихся людей, выкрикивая команды и указывая, что необходимо делать в горящей малярке, придав силу и направление бессмысленно бегущей толпе, привлеченной зрелищем пожара. А Саманта? Что о ней подумают? Они, может быть, и примут его за одного из своих бандитов, но если увидят женщину... нет! Только на побережье!

— Этой дорогой! — прошептал он, крепче хватая ее за руку, когда развернулся и побежал к океану. У него не было четкого представления, что делать дальше. Самым важным в данный момент показалось: надо было исчезнуть с глаз долой террористов, бегущих от дока к малярке, и, наверное, как можно быстрее добраться до того места, где начинался берег, а затем кружным путем вернуться к доку. Дальше этого планы Костигэна не шли, не было даже четкого представления, что может произойти в следующую минуту. Если их схватят. Мелькнула смутная мысль, что их, скорей всего, убьют, но смерть казалась какой-то нереальной, наверное, в той же степени, насколько нереальным виделось и вторжение Джейсона в город; впрочем, как и все остальное, что произошло этим утром на рассвете.

Люк Костигэн не имел права на страх, не мог позволить себе роскошь руководствоваться эмоциями, ибо в основе плана Джейсона лежала интеллектуальная концепция, уменьшающая страх перед смертью в пользу абстрактной идеи и отодвигающая на задний план реальность того, что их с Самантой в ближайшие несколько минут могут настигнуть пули. Его рука, сжимающая ее руку, ничуть не вспотела. Его сердце колотилось в груди только от изнеможения, вызванного необходимостью бежать, увязая в песке, а вовсе не от страха. Он знал — они должны выбраться отсюда, должны выбраться из города, чтобы предупредить власти, но он не знал, какие именно, — полицию, береговую охрану, армию — кого? Он чувствовал наряду с отчаянием уверенность, что ему никогда не удастся выбраться из города живым, но страха при этой мысли все равно не испытывал. Люди Джейсона сейчас находились повсюду. И в ресторане на западном конце дороги — тоже, а из него просматривались как вход на U.S.-1, так и шоссе S-811, так что эти места исключались. Но если они с Самантой побегут вверх по побережью, по направлению к дому Танненбаума, то их, возможно, засекут люди, борющиеся с пожаром в малярке, которая стояла в низине, и от нее берег хорошо просматривался. Даже если им удастся как-то миновать здание склада, все равно оставались еще люди Джейсона во всех домах вдоль побережья, и любой из них представлял для беглецов потенциальную опасность. Нет, пожалуй, только док являлся тем самым местом, куда следовало теперь пробираться, и он направился к нему сначала лишь в поисках убежища; но, увидев длинный пустой деревянный настил и белую «Крис-Крафт» у конца мола — яхту Джоэла Доджа, — Костигэн внезапно понял, что она — прекрасное средство для передвижения, и соответственно тотчас изменил план.