Нас обмундировали по-зимнему. И сегодня же нашего полку прибыло: в мой экипаж явился наводчик Алексей Зайцев, а в отдельный экипаж к Ходосько — заряжающий с замковым.

По случаю полного укомплектования нашего экипажа добываю у знакомых в Птицеграде два литра водки, чтобы отпраздновать это немаловажное событие: нет ничего хуже, когда новичок появляется в машине чуть не перед самой атакой. Экипажный вечер удался: все познакомились поближе, не спеша поговорили по душам; и, конечно, не обошлось без хороших песен. 25 ноября

Забираю в банке свой небогатый вклад: не беречь же его, когда вот-вот опять на фронт. Был у Лиды. Полушутя-полувсерьез она заметила, что «тяпать для храбрости» даже чуть-чуть [478] вовсе не обязательно. Принимаю это к сведению. Хорошо быть с нею рядом, но время летит очень быстро. Попрощавшись с девушкой и не успев еще выйти из башенных ворот монастыря, я почувствовал, как трудно будет мне ожидать наступления следующего вечера... В город нас пока что отпускают, и восьмикилометровое расстояние от нашего расположения до Загорска в оба конца чаще всего мы преодолеваем «своим ходом».

В Птицеграде на улице встретились знакомые с летней формировки девчата и наперебой стали зазывать на танцы — отказался: устал за день. На том самом повороте, из-за которого летом ожидала моего появления Лида, успеваю набрать нужную скорость и уцепиться за задний борт попутного студа. Перевалившись в кузов, срочно нащупываю ременную петлю и продеваю в нее руку, чтобы не вытрясло на ухабе: грузовик то и дело взбрыкивает задними колесами. Уже приближаясь к нашему лесу, я вспомнил, что вряд ли завтра смогу повидать Лиду из-за наряда, — и настроение мое сразу резко пошло на убыль, так что в лесную сень я вступил окончательно расстроенным.

В землянке узнаю последние полковые новости: Федьку Сидорова хотят отчислить... Гулякам дали, что называется, по шапке. В самом деле, хороши они были с Пашкой на разгрузке! И на кой черт нужны такое фанфаронство и «удаль кипучая»? Если их даже просто припугнули, то все равно и прочим «добрым молодцам» это будет хорошим уроком. 26 ноября

Терзаемый угрызениями совести за невольный обман затворницы из лавры, приступаю к дипломатическим переговорам с гвардии старшиной Каменских, но он оказался парнем покладистым и согласился выручить меня: подменить на дежурстве. Окрыленный, отправляюсь в «Троице-Девичий монастырь», как полковые остряки успели уже переименовать Загорский учительский институт.

Лиду со «старшиной» Юлей застал в общежитии. Они собирались на рынок за съестными припасами. Ходили втроем. Все очень дорого. Родителям Лиды тяжело одним. Они даже хотели, чтобы она, не заканчивая второго курса, устроилась на работу у них в Родниковском районе или в самих Родниках [479] (учителя там нужны), но Лиде удалось после долгих уговоров склонить стариков на свою сторону. В одном из своих писем на фронт она созналась в этом. 28 ноября

Совсем извелся, снова находясь сутки в наряде. Только вечером, после смены, удалось попасть в Загорск. Были вдвоем с Лидой на танцах. Она удивительно легко и красиво танцует. Так как у меня пока еще получается неважно, незнакомые танцы я пропускаю и с удовольствием смотрю, как она кружится с кем-нибудь из девчат или немногочисленных военных кавалеров по слабо освещенному, холодному и затоптанному фойе.

Потом мы долго провожаемся. Нежность просто переполняет меня, и вдруг, расхрабрившись, я сграбастал Лиду в охапку и крепко поцеловал. На этот раз она не успела вырваться. Покружив по запорошенному свежим снегом монастырскому двору, мы зашли в промерзлый подъезд их «обители» и, пристроившись возле широченного подоконника, совершенно забыв о времени, шепчемся в промежутках между поцелуями, и нам так неизъяснимо хорошо, что мы не скоро заметили, что никто уже не проходит мимо нас на темную лестницу, ведущую на второй этаж, к общежитию, и что давным-давно перевалило за полночь. Опомнившись, мы только теперь почувствовали, что продрогли до самых костей, и все-таки еще и еще продолжали прощаться. Конечно, до завтра. Лидушка, милая...

Восемь километров до своей «берлоги» отмахал на «ускоренной». 2 декабря

Приводили машину в порядок после марша: начищали до блеска, слили масло и антифриз, поставили аккумуляторы в аккумуляторную — специальную землянку с отоплением.

Устал сегодня сильно, но не утерпел и потащился в лавру, в «келью № 8», где живет Лидия с однокурсницами. Встречен был холодно, разговора не получалось. Зреющее во мне раскаяние постепенно и как-то незаметно сменилось недоумением, а затем и досадой. Заведясь от какой-то показавшейся мне особенно обидной реплики, ухожу. [480] 4 декабря

Получил сразу двенадцать (!) писем. На все успел ответить: времени после занятий, если не бегать по Загорскам, достаточно. На «объяснительную записку», отправленную Лидии утром с Сашей Ципляевым, ездившим в город, ответа не удостоился. 6 декабря

С Лидой не вижусь четвертый день, терзаюсь, но не могу себя заставить пойти в лавру... 9 декабря

Прошло еще два долгих дня в занятиях и в работе на машине. Уже укомплектованы все экипажи. Креплюсь, всячески убеждая себя, что ничего у нас с Лидой не было и нет и что все это только мое воображение... А Федя Сидоров приносит вдруг, загадочно улыбаясь, записочку. От нее! Лихорадочно собираюсь в Загорск. Случившийся тут Саша Ципляев ради такого дела стянул с себя новенькую теплую офицерскую гимнастерку с привинченным над правым карманом сияющим, позолоченным орденом Отечественной войны, снимать который не разрешил.

Путь до института промелькнул незаметно. Девчата из Лидиной комнаты стали наперебой поздравлять меня с наградой. Благодарю их и обещаю все их поздравления непременно передать Саше. Они разочарованно отошли, а я с бьющимся сердцем стал поглядывать на дверь.

Вскоре в комнату вошла, улыбаясь, Лида, и я быстро поднялся навстречу ей. Мы помирились, хотя мне так и осталось непонятно, из-за чего мы столько времени дулись друг на друга. И каким нужно быть ослом, чтобы слушать Ниловы нападки на Лидию, его ехидную критику, до того придирчивую, что его друг Алексей Петрович Ходосько порою не выдерживал и осаживал этого духа отрицания...

Сидели с Лидою долго, пока не зашли за мной Павел и Федор. Тут же мы условились с девчатами устроить прощальный вечер с танцами завтра: мы вот-вот должны отправиться на фронт. [481] 10 декабря

Вечер состоялся. Явились несколько наших командиров машин и водителей, пришел и мой бывший наводчик. Я представил Дмитрия Салова Лидии. Они земляки-ивановцы, даже из одного района — Родниковского, и Митино село Михайловское недалеко от деревни Скрылово. Возможно, они не просто однофамильцы, а какая-то дальняя родня.

Федина гармошка конечно же с ним. Сыграть, и спеть, и рассмешить он умеет, как никто.

Сегодня мне и без вина хорошо: весь вечер нахожусь рядом с Лидой, говорю и танцую только с нею. Хорошо и все-таки грустно оттого, что через несколько часов мы расстанемся неизвестно на какой срок, может быть, навсегда, хотя эту постылую мысль солдат всегда гонит от себя прочь: невозможно ведь нормальному человеку жить с вечной унылой думой о смерти. А Лида все еще под впечатлением от гибели своего школьного товарища, танкиста, сгоревшего в прошлом году. Он ухаживал за нею до призыва в армию...

Вот «отбой» Юля-«старшина» объявила. Гости расставили по местам девичьи койки, тайком вздыхая при воспоминании о своих жестких нарах, выдвинули в центр комнаты длинный тяжелый стол и обе скамьи и распрощались.

А мы с Лидой после ухода ребят долго еще — с шутливого разрешения «старшины» — «дневалим», но на этот раз для «поста» мы выбрали верхнюю лестничную площадку, чтобы не мерзнуть, как в тот незабываемый для нас обоих вечер.

Как мало, слишком скупо отпускает радости суровое время... И как мы порою не понимаем этого по собственной глупости! 11 декабря

Воротясь в лесную землянку почти под утро, узнаю новость, да еще какую! На мое место прибыл командир машины, а меня снова назначили механиком-водителем: неожиданно заболел Дмитрий Соловьев, его срочно отправили в госпиталь. С удовольствием принимаю третью машину (золотая середина) третьей батареи. Вот здорово! Теперь-то Федька будет рад и прикусит наконец свой язык, с которого нет-нет да и сорвется [482] в адрес «некоторых военных» обвинение чуть ли не в измене славной когорте водителей.