— Могу я узнать, о какой «проблеме» идет речь, — Продолжала Валери. — И потом, там что-то говорили о Сфере. Профессор, что здесь происходит? — Тон девушки становился все более жестким. — Меня все это наводит на мысль о… государственной измене.

— Ну, какая измена, Валери, — вздохнул Тибальд. — Иногда все оказывается сложнее, чем может показаться. И сама Сфера, и верхи, которые ею руководят, это довольно сложный организм с разными, часто противодействующими политическими течениями.

— Почему сегодня ночью вы были один в парнике? Почему дверь не открывалась? Я не могла заснуть и вышла прогуляться… А потом услышала, как вы зовете на помощь…

— Завтра, — покачал головой Тибальд. — Завтра после обеда приходите в мой рабочий кабинет. Я вам все объясню.

Пока Валери возвращалась в общежитие, у нее в голове все вертелись слова из расколовшейся пилюли. Чертовы мнемокапсулы. От содержащегося в них наркотического вещества у нее началась мигрень.

Центром руководил предатель? В конце концов, Тибальд — джинсей. Но кому она могла доложить об этом? У нее не было доказательств: мнемокапсулы не оставляли следов. Преподаватели Центра были связаны с Тибальдом, а любой обмен информацией с внешним миром, разумеется, был под контролем. Если бы она могла связаться со Сферой или с кем-нибудь из Вашингтона-5, чтобы предупредить их…

— Эй ты! Что с тобой?

От одной из колонн вдруг отделилась Леони: волосы убраны под колпак, усталое лицо.

— Вечер встреч, я так понимаю, — вздохнула Валери.

— Что у тебя стряслось? Ты выглядишь так, будто у тебя на спине припарковался аэрокорабль.

— Не твое дело, джинсей.

— Ты просто не можешь не быть невыносимой, да? — улыбнулась Леони. — Пойдем со мной.

И Валери послушалась, спрашивая себя, почему она пошла за этой девушкой, вместо того чтобы послать ее к черту. Они пришли в столовую. Леони провела ее за металлическую дверь балкона, в ту часть кухни, что предназначалась для прислуги.

Они оказались в большом зале с белыми, выложенными плиткой стенами, с огромными печами, рядами кастрюль на полках, посудомоечными машинами и раковинами. Какой-то мальчик джинсей, тряпкой чистивший плиту, поднял голову, проводил их удивленным взглядом, но ничего не сказал.

Леони улыбнулась, налила немного воды в бойлер и зажгла огонь. Валери, как завороженная, смотрела на прозрачную поверхность крышки, которая собирала выпаренную воду и отделяла ее, чтобы ни одна капля не пропала даром.

— Хороший чай — вот что нам сейчас нужно, — пробормотала Леони.

Валери села на высокую табуретку, приставленную у стене.

— Почему ты это делаешь? Мы же ненавидим друг друга.

— Я тебя не ненавижу.

— Но ты же джинсей! А я — сейджин! — воскликнула недоумении Валери.

— Ну и что? У меня глаза черные, а у моей матери карие, Я же ее никогда не ненавидела из-за этого.

Валери от изумления несколько секунд молчала, потом спросила недоверчиво:

— У твоей матери? Ты знала свою мать?

— Конечно. Я и сейчас ее знаю. Она живет… — Леони запнулась. — Далеко. Надеюсь, я скоро увижу ее, когда меня выставят отсюда.

— Какая она? Твоя мать, в смысле.

Леони налила горячей воды в две большие керамические чашки, положила в них по одной ложке лиофилизированного чая и накрыла крышками. Потом вставила соломинки в отверстия на чашках и протянула одну из них Валери.

— Она ростом с меня, у нее такие же, как у меня, волосы. Только она намного красивее. Мой отец — летчик, пилот пассажирских аэрокораблей. Все время в разъездах, поэтому она вырастила нас практически одна…

— Вас? У тебя что, есть сестры?

Валери не переставала удивляться. Она знала значение слова «сестра», но никогда в жизни не встречала ни единого человека, у которого были бы родные. Сестры, братья, семья — это все понятия из прошлого. Или из мира джинсеев. Сейджины были просто сейджинами, и их единственной семьей была Сфера.

— Одна, младшая, — улыбнулась Леони, — и еще три брата. Все старше меня. Нелегко, знаешь, было расти с тремя мальчиками…

Валери еще долго сидела на кухне, пила чай и слушала Леони, которая рассказывала ей о своем прошлом. О праздниках, которые они устраивали для отца, возвращавшегося с очередного рейса, о деревенских ярмарках, где все танцевали. О своих друзьях. О своем парне, джинсее, работавшем механиком.

Это была жизнь, полная тепла. Жизнь людей, имевших корни. Всего лишь жизнь джинсеев, в которой, видимо, не все было так уж плохо.

— Тогда Роберт позвал меня прокатиться на своей вертоюле и…

— На верто… чем?

— Ах да, ты ж такого и не видела! Это что-то типа аэроскутера, только крытого. Ужасно смешная машина: у нее мотор вращается вокруг кабины.

— Я и не знала, что такие бывают.

Леони улыбнулась, поставила чашку и сказала:

— Пойдем.

Было часов пять утра, а в гараже Киото-17 кипела работа. Отряды механиков и слесарей в голубых комбинезонах суетились вокруг аэрокораблей, перебегая с одной их части на другую. Автоподъемники, полные запчастей, …..большие цистерны шумели и двигались в абсолютизм хаосе звуков и жестов.

В гараже, выкопанном под зданиями острова, не было окон, но в полу открывались большие железные ставни, чтобы транспортные средства могли отправляться отсюда прямо в небо под Киото-17.

Появление сейджина в униформе вызвало удивление и беспокойство на выпачканных в масле лицах, но одного сурового взгляда Леони было достаточно, чтобы все снова, принялись за работу. Валери решила, что лучше всего будет замкнуться в презрительном молчании: кто она такая и что здесь делает, их не касается.

Леони привела ее в дальний угол, где стояла вертоюла, забавный летательный аппарат, собранный из бракованных деталей. Центр его занимала закрытая кабина с большим лобовым стеклом, явно позаимствованным с какого-нибудь аэротакси. Перед кабиной был огромный винт, он держался на внушительном механизме, который прикреплял его к кабине и к посадочной колодке. Мотор, большой темный блок, сделанный, видимо, в старую эру, был установлен на одной из лопастей винта и в полете должен был крутиться вокруг кабины с сумасшедшей скоростью.

— Ничего себе! — только и смогла сказать Валери. — И что, эта штуковина летает?

— А как же! Это самая настоящая сверхлегкая вертоюла. Двигатель внутреннего сгорания с объемом цилиндра двести пятьдесят кубиков, между прочим! Прокатимся?

— Не знаю… — замялась Валери. — Я не думаю, что мне можно выходить. Нас могут заметить с аэрокораблей, следящих за островом…

— О! Не беспокойся! Это служебный транспорт. Нам можно. Главное — не отлетать больше чем на сто пятьдесят метров от острова.

— А если мы ошибемся? Если отлетим дальше?

По лицу Леони пробежала тень:

— Мы не ошибемся.

Она достала из кабины зловонную мастерку с капюшоном и пятнами масла и протянула ее Валери. Та скривила нос. Зачем ей надевать эту гадкую тряпку?

— Давай, давай! Хочешь полетать со мной, одевайся. Мы можем вызвать интерес у пилотов разведывательных аэрокораблей, и если они заметят сейджина на борту, бед не оберешься.

Валери смирилась: всегда ведь можно принять душ потом, после прогулки. Натянув капюшон посильнее на лоб, она уселась справа в пассажирское кресло, и Леони взялась за рычаг.

— Что, вот так и улетим? Ни у кого не спросив разрешения?

Леони улыбнулась и показала на кнопку на приборном щитке.

— Вот она откроет для нас входную дверь, а больше нам ничего не нужно. Я же говорила тебе, мы по сто раз на дню пользуемся этими машинами, то за тем слетать, то за этим.

Валери с облегчением вздохнула. Внутри вертоюлы пахло старой кожей и моторным маслом, но сиденья были удобны, и все вокруг выглядело так необычно, по-домашнему… вольно.

Двигатель с треском заработал, и вокруг них закружился винт. Сначала медленно, потом все быстрее, пока единственным звуком, который могла слышать Валери, не стало хлопанье его лопастей.