Я разорвала этот документ. Мне очень хотелось составить нечто вроде «морального завещания» и изложить все, чему удалось научиться во время поисков смысла, но времени не было. Я лишь настоятельно попросила использовать все мое материальное достояние на стоящее дело, основать, например, фонд «Спасем гиперактивных детей», «Пересажаем всех торговцев наркотиками», «Обучим грамоте наших подростков» или «Поможем умирающим умереть без помощи помощников умирающих».

Я подготовилась: сняла свитер и спортивные брюки, надела свой чесучовый костюм от Марни — последнее напоминание о прежней жизни. Тридцать три дня назад я не нашла в себе сил выбросить наряд, в котором брала интервью у Брэда Питта. Эта слабость согрела мне душу в смертный час: слишком уж безрадостной казалась перспектива провести вечность в свитере мешком и штанцах с лампасами.

Я окинула взглядом квартиру, проверяя, так ли уж страшен кавардак, в котором я оставляю дом. Афликао и дети славно потрудились, устраняя разрушения, причиненные ураганом «Консуэло». Я могла уйти с миром. Или почти с миром.

От желания подняться и расцеловать Поля и Адель у меня перехватило дыхание. Но как найти в себе силы проститься, ощутить губами нежность бархатистых щечек, вдохнуть их аромат — запах сена и пряностей, знать, что делаешь это в последний раз, и не разрыдаться?

Нет, нужно уйти на заклание, как выбегают купить хлеба — легко и беспечно. Вытащив из двери свои ключи, я бесшумно покинула родное гнездо.

Я точно знала, куда следует идти. И что делать, тоже знала.

Я открыла дверь «Колетт» второй раз за время этого повествования. Еще один, а значит, третьего не будет.

Спустилась в water-bar.

Просто беда.

И месяца не прошло со дня стеклянного обвала, а в подвальчике успели все переделать. Теперь бутылки минеральной воды с маркированными этикетками располагались на стальных полках, прочно прикрепленных к стенам. Воспроизвести стартовые условия не удастся.

Рухнув на скамью, я заказала бокал «шабли» и попыталась придумать план. Как можно покончить с собой в «Колетт» в начале весны 2006 года? Может, броситься вниз головой с лестницы, ведущей на второй этаж, где продают готовую одежду? Нет. Слишком узко. Выхлебать всю косметическую продукцию «Kiel's», продающуюся на первом этаже? Не пойдет, в них нет ни красителей, ни консервантов, так что этим меня не убьешь. Попытаться войти в эротический контакт с одним из продавцов с подкрашенными глазами, надеясь, что он прикончит меня ударом острого каблука, оскорбленный ошибкой? Нет, не выйдет. Скорее уж у него самого случится инфаркт.

Я решила попробовать алкогольную колу: если меня отказались покарать потопом из минералки, пусть водопад белого вина сделает свое дело. Я заказала две бутылки «шардонне». Для начала.

Принимая заказ, бармен как-то странно на меня поглядывал.

— Извините, мадам, вы случайно не ПОП из журнала «Модель»?

— Да, это я, а в чем дело? Вы были здесь, когда со мной произошел несчастный случай? Лучше бы вы тогда дали мне умереть.

— Эй, вам, кажется, не слишком весело. Мужайтесь. Через два месяца начнутся распродажи, еще успеете сбросить вес. У меня для вас сообщение. Вы должны были встретиться с мсье Лагерфельдом? Он заходил пять минут назад и попросил передать, что не сможет дождаться. Оставил вам письмо.

Я схватила конверт. Руки дрожали. Налила себе вина, выпила залпом, и через двадцать минут обе бутылки опустели. Только после этого я осмелилась открыть конверт.

На кремовой визитке из бархатистой веленевой бумаги крупным, с небольшим наклоном вправо, почерком было написано:

Жду в Сен-Рош. Сейчас. Церковь, если не знаете, находится в двух шагах от бара, на противоположной стороне улицы, за магазином «Ла Перла». Между бутиками Регины Рубенс и Изабель Маран. Двадцать ступенек наверх. Вы найдете.

Я нашла.

Попав под своды храма, я решила, что церковь — место вовсе не мрачное и не холодное. Яркие краски, золото, дерево, ангелочки, голубой потолок, розовый мрамор в основании колонн. И пол с подогревом, потому-то в храме теплее, чем у «Колетт». Мне стало почти хорошо. Я воображала, как иду, застыв от скорби, к этакой статуе Командора, которая вперит в меня злобный взгляд, подняв указующий перст. Я ощущала если не покой, то решимость. Кроме того, я изрядно набралась: белое вино — штука коварная, и мне стоило труда держаться прямо.

В церкви не было ни души, но метрах в ста впереди, в самом центре хоров, я узнала фигуру Карла.

Одет он был с головы до ног в тряпки Хеди Шлимана для «Диора» и стоял на коленях на скамеечке, прикрыв глаза и слепив ладони. На каждом пальце красовались кольца.

Неужели молился? Кому, хотелось бы знать, адресовалась молитва? И правда, к кому можно апеллировать, если ты сам — последнее звено структуры? Может, у Бога, как у всех крупных предпринимателей, есть акционеры, к которым можно обращаться с просьбами или отчитываться о положении дел? Какой у Всевышнего «пенсионный фонд»? Верующие, конечно… Спросить я не решилась, подошла и встала рядом, затаив дыхание.

Он ощутил мое присутствие и улыбнулся.

— Здравствуйте, Полин. Вы заметили, под какой картиной мы с вами находимся? «Явление Христа Марии Магдалине» кисти Гийома Гийон-Летьера. Учитывая сложившиеся обстоятельства, довольно комично, не находите?

— Пожалуй, — пролепетала я.

Только теперь он открыл глаза и пронзил меня взглядом. Я почувствовала: он все понимает, все обо мне знает, даже то, о чем я сама не догадываюсь.

— Вам знакома эта церковь, Полин? Первый камень заложил Людовик XIV. Мне она очень нравится. Здесь часто бывают люди искусства, но и журналистов здесь тоже отпевают! Ха-ха-ха, я вас дразню. Ну, пойдемте, я хочу вам все показать. Заодно и побеседуем. Мне всегда нравилось разговаривать на ходу, а вам?

— Очень нравится.

— Лгунья! Вы же терпеть не можете ходить, и я прекрасно это знаю.

Я улыбнулась, поддавшись его обаянию. Возможно, мне показалось, но с момента нашей первой встречи Бог очень продвинулся в плане чувства юмора. Как бы там ни было, сейчас он явно пребывал в отличном расположении духа. Возможно, я смогу его уговорить.

— Посмотрите на эти картины Шассерио в крестильном приделе, Полин, они восхитительны. А вот святой Филипп крестит евнуха королевы Эфиопии — забавный сюжет; справа святой Франсуа-Ксавье в окружении народов, которые он обратил в христианство. Итак, как ваши дела?

— Плохо. Да вы ведь все знаете.

— Идемте в придел святой Сусанны. Обожаю памятник аббату де л'Эпе. Да, пожалуй, как ни жаль, ваши поиски смысла были не слишком продуктивными.

— Это еще мягко сказано. Все очень просто: по моей вине страдают те, кого я люблю, мсье… э-э, Господи, ваше преосвященство… ну как же мне вас называть?

— Зовите меня Карлом. Когда мы встречаемся, я похож именно на него, не так ли? Вот и хорошо. Мне нравится идея миллиардов разных имен. Я отведу вас в трансепт, хочу, чтобы вы непременно увидели статую Фальконе «Христос в масличной роще», это шедевр барочной скульптуры.

Я взглянула и, хотя меня разбирала досада на Карла, без конца менявшего тему, восхитилась.

Он продолжил мягким тоном:

— Как сильно вы изменились, Полин. Тридцать девять дней назад вы бы меня уже раз десять перебили, тарахтели бы не умолкая, поучали, ругались, вы на многое были способны. Я знаю, что вы хотите сказать мне что-то очень важное, но терпеливо ждете. Вопреки тому, что вы сами об этом думаете, всего за месяц вам удалось приобрести три главные добродетели.

Я была так ошеломлена, что протрезвела.

— Идемте к приделу Девы Марии, он прекрасен. Сейчас я вам все объясню. Как вам, разумеется, хорошо известно — у меня ни на миг не возникает сомнения в вашем высоком культурном уровне, — главными добродетелями являются справедливость, стойкость, воздержанность и благоразумие. Ваше поведение доказывает, что вы приобщились к трем последним. Что до первой…