Перенос противником боевых действий на левый берег Средней Вислы, в стык между русскими фронтами, еще более усугубил разногласия фронтовых штабов. Соответственно, роль Верховного Главнокомандующего должна была получить большее значение, так как приходилось уже не столько вырабатывать компромисс, сколько улаживать противоречия. Так как великий князь Николай Николаевич не мог получить исчерпывающей работы от своих сотрудников, то ему приходилось лавировать между мнениями фронтовых штабов. Получалось, что «вместо того, чтобы ясно поставить стратегическую цель войны и сообразно с этим, выработав общий план действий, дать определенные задачи фронтам, Верховный Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич или колебался между различными, иногда противоположными взглядами своих подчиненных, или старался примирить расходившиеся взгляды принятием какого-либо среднего решения»[386].
Итогами такой деятельности становились либо поражения, либо неиспользование успеха. Например, в ходе Варшавско-Ивангородской наступательной операции 15 сентября — 26 октября 1914 года, когда впервые ярко высветились разногласия между фронтами (причем главкосевзап ген. Н.В. Рузский даже предложил сдать немцам Варшаву), район Варшавы передавался под ответственность сначала Юго-Западного, а затем — Северо-Западного фронта. В ходе Лодзинской оборонительной операции 29 октября — 6 декабря 1914 года, когда германское командование на Востоке получило подкрепления из Франции, генерал Рузский предложил отступить от Лодзи к Варшаве, выравнивая фронт. Кажется верной точка зрения, базирующаяся на нехватке боеприпасов и слабости подходивших резервов, что вынуждало русских сократить фронт обороны. Однако этот отход (23 ноября) не позволил армиям Юго-Западного фронта развить успех на краковском направлении, где русская 3-я армия ген. Р.Д. Радко-Дмитриева имела шанс взять Краков. Конечным результатом негативного соглашательства со стороны Ставки стала Горлицкая катастрофа апреля 1915 года.
Одним из наиболее характерных качеств личности Верховного Главнокомандующего было его упорство, почти всегда переходившее в упрямство. Действительно, великий князь Николай Николаевич трижды пытался осуществить свою идею-фикс: глубокое вторжение в Германию по кратчайшему операционному направлению — на Берлин. Этого непрестанно требовали французы, и русская Ставка неизменно выполняла требования союзников. Хотя ни разу такое сосредоточение не смогло бы оказать существенного влияния на ход сражений во Франции и Бельгии, где после Битвы на Марне все стало понятно. Британский военный представитель при русском командовании полковник А. Нокс впоследствии, говоря о русском сосредоточении перед Лодзинской операцией, писал: «Как и во время августовского наступления в Восточной Пруссии, планы великого князя были продиктованы желанием помочь союзникам на западе ценою каких бы то ни было жертв со стороны России»[387].
Сначала это — сосредоточение группы армий у Варшавы в августе 1914 года. Вследствие ослабления армий обоих фронтов в пользу этой группировки русские потерпели поражение под Люблином и под Танненбергом. В итоге 9-я армия была переброшена к Люблину, что позволило остановить австро-венгров и вырвать победу в Галицийской битве[388]. Впоследствии часть участников войны пыталась представить это мероприятие в виде полководческого таланта великого князя Николая Николаевича, который сумел переломить ход операции данным своеобразным стратегическим резервом. Но не стоит ли задаться более простым вопросом: а если бы 4-я армия не была ослаблена в ходе сосредоточения? Да, превосходство противника было слишком велико, но разве сорок тысяч дополнительных штыков помешали бы командарму-4? А потом пришлось бросать сюда уже четыре корпуса, чтобы исправить ситуацию.
В то же время 10-й армии пришлось закрывать границы с Восточной Пруссией по рекам Нареву и Бобру. А будь у командармов еще по одному корпусу — быть может, тогда уже противник бежал бы к Нижней Висле? Здесь надо сказать, что за три дня до Танненберга Ставка выработала мысль о переброске 1-й армии также к Варшаве, оставляя в Восточной Пруссии одну лишь 2-ю армию, которая и была уничтожена немцами в танненбергском «котле». Этот замысел принадлежал генерал-квартирмейстеру Ставки ген. Ю.Н. Данилову, а великий князь Николай Николаевич уже был готов утвердить его. Только поражение и угроза катастрофы раскрыли глаза деятелям Ставки, готовым на все, чтобы сохранить кровь французов за счет русской крови. Вот после этого Верховный Главнокомандующий и стал прибегать к практике совещаний с фронтовыми штабами — стратегический «талант» генерала Данилова стал окончательно ясен.
Второй попыткой стал замысел начала сентября переброски 4-й и 5-й армий Юго-Западного фронта и 2-й армии Северо-Западного фронта на линию Средней Вислы, чтобы образовать ударную группировку для наступления на Берлин. Германское командование предупредило русских и предприняло наступление на крепость Ивангород и Варшаву, дабы запереть русских в Польше. Опоздание русских войск со сосредоточением позволило австро-германцам перехватить инициативу действий. Лишь упорство в обороне и общее превосходство сил позволило русским удержаться и отбросить противника в Познань[389]. Зато 23 сентября последовала первая военная награда. «В воздаяние мужества, решительности и непреклонной настойчивости в проведении планов военных действий, покрывших неувядаемой славой русское оружие», великий князь Николай Николаевич был награжден орденом Св. Георгия 3-й степени.
На этом великий князь Николай Николаевич не угомонился, так как 16 сентября на Западном фронте началось сражение на Сомме, ставшее прологом для «Бега к морю». К концу сентября между Варшавой и Лодзью образуется очередная ударная группа армий — 2, 1 и 5-я. При этом еще в ходе боев за Варшаву высказывалась мысль об организационном образовании нового фронта, возглавить который должен был начальник штаба Юго-Западного фронта ген. М.В. Алексеев. Нового фронта создано так и не было, но сама мысль показательна. Опять-таки немцы предупредили русских фланговым ударом между Лодзью и Ловичем. Лодзинская оборонительная операция закончилась отходом русских армий Северо-Западного фронта к варшавскому плацдарму. В дополнение армиям северного фланга Юго-Западного фронта пришлось отойти от Кракова[390].
Ближе к концу 1914 года в русской Действующей армии выявляется еще одна проблема — кризис вооружения. Нехватку снарядов для артиллерии русские армии стали испытывать уже в сентябре месяце, после первых же операций. К началу же декабря командармы получили секретное предписание Ставки выпускать в сутки на каждое орудие не более одного снаряда. Иными словами, русская армия становилась безоружной перед врагом, который хотя также испытывал недостаток боеприпасов, но не в такой степени, как русские. В этих условиях попытки наступления на Берлин становились безумием, ибо львиная доля потерь в боях наносилась артиллерией.
Тем не менее Верховный Главнокомандующий мало того, что упорствовал в своих замыслах, но и готовил новые удары на 1915 год. При всем том ответственность за принятые решения возлагалась на фронты, так как стратегические решения ведь вырабатывались совместно, на совещаниях Ставки в штабах фронтов. Участник войны, брат русского военного мыслителя А.А. Свечина, вспоминал: «Отдавая должное любви великого князя Николая Николаевича к военному делу и требованию к усовершенству, нельзя не видеть в нем нужной полководцу воли, которая у него пасовала в принятии важных решений, ответственность за которые ложилась на него»[391].
Запас снарядов, равно как и их производство подлежали урегулированию между военным министерством, Главным управлением Генерального штаба и Главным Артиллерийским управлением. Вся вина за нехватку снарядов была свалена Ставкой на военное министерство, но зато Главное Артиллерийское управление, возглавляемое великим князем Сергеем Михайловичем, осталось вне гнева Главковерха. Еще бы: в одном случае обвинялся личный враг великого князя, а в другом случае под шквал критики и упреков попадал родственник.
