При этом все три отряда — Хана, Рауха и Гурко — двигались к 2-й армии порознь, не объединенные ни единым замыслом, ни общим командованием. То же положение сохранилось и после поворота германской 8-й армии против 1-й русской армии после победы под Танненбергом. Поэтому кавалерия и не сумела выполнить своих задач по разведке надвигавшегося противника и не воспрепятствовала его выходу на русский фланг. Фронтальное наступление изобилует кризисами в своем развитии. Поэтому необходимо развивать энергичный маневр по нажиму на растянувшиеся сообщения противника. Здесь существенную помощь может оказать решительное движение массы кавалерии, сосредоточенной на охватывающем крыле. Как считает А.А. Свечин, «выход массы конницы на сообщения неприятеля представляет хорошее начало для крупного оперативного успеха». Именно этого русские кавалерийские начальники делать и не умели. И все это при том, что конница несла сравнительно небольшие потери, если сравнивать их с пехотой (большие потери были только под Каушеном). Например, в лейб-гвардии Кирасирском полку (1-я гвардейская кавалерийская дивизия) за август 1914 года в ходе Восточно-Прусской наступательной операции погибло 6 офицеров и 42 нижних чина.
Вообще использование конницы проходило под знаком не столько боевой деятельности, сколько под знаменем изматывания сил людей и лошадей. Можно, конечно, сказать, что конница должна вести разведку, но реальная отдача здесь явилась минимальной — штаб 1-й армии вплоть до сообщения 15-го числа из штаба фронта даже и не подозревал, что 2-я армия охватывается противником с обоих флангов. То есть — не только от Сольдау, но и со стороны Бишофсбурга, где простое движение корпусов 1-й армии вперед вынудило бы врага остановиться и отступать за Алленштейн. Боевая сила эскадронов ослаблялась постоянной высылкой разъездов из отборных всадников полка, обыкновенно числом около взвода.
И нельзя сказать, что действиям русских мешал климат. Так, конница 1-й армии с 1 августа по 5 сентября только два раза попадала под дождь, такая стояла хорошая погода. Казалось бы — действуйте! И напомним, что, невзирая на дрянную организацию (сведение кавалерийских дивизий в стратегическую массу при отсутствии заблаговременно подготовленного штаба соответствующего уровня), русская конница если в чем и испытывала недохват, так только в боеприпасах. В. Рогвольд так оценивает итоги деятельности русской кавалерии в Восточно-Прусской операции: «В конечном счете нужно прийти к заключению, что если поход в Восточную Пруссию летом 1914 года оказался для русской кавалерии сравнительно легким и не вызвал больших лишений, то благодаря главным образом богатству страны. Организация кавалерийских дивизий и их снабжение были приноровлены к работе их в составе корпусов, не отходя далеко от своей пехоты. Как только из дивизий пришлось создать отряды армейской конницы, так сейчас же дали себя знать все недочеты по организации и снабжению, что отозвалось вредно на деятельности армейской конницы, создавая ей ненужные затруднения… Можно только удивляться, что обо всем этом не подумали заранее именно в русской армии, где самым планом войны предвиделось создание крупных отрядов армейской кавалерии и где раньше, до конца японской войны, имелись в мирное время кавалерийские корпуса»[254].
Для сравнения… Конница армий обоих фронтов должна была выполнять схожую работу. Это прежде всего — ведение разведки. А также — маневрирование на флангах неприятельских масс с целью оттягивания на себя части сил неприятеля. И понятно, что эти задачи выполнялись по-разному. Мы уже говорили о тех дневках, что не стеснялся устраивать своей коннице ген. Г. Хан Нахичеванский. Еще бы! Трое суток на одном месте при неучастии в общевойсковом сражении, оголении фланга армии перед сражением и отказе от преследования противника! Удивительно только, как это некоторые участники операции говорят о факте изматывания конницы — при такой-то боевой работе? В качестве сравнительного примера приведем письмо А.Е. Снесарева, начальника штаба 2-й казачьей Сводной дивизии (ген. А.А. Павлов) от 21 августа 1914 года. Эта дивизия входила в состав 8-й армии Юго-Западного фронта, сумев скрыть сосредоточение армии от глаз противника, а также проведшей в короткие сроки два кавалерийских боя. У Городка была разбита 5-я австро-венгерская кавалерийская дивизия, а затем у Джурина (у города Бучач) — 1-я кавалерийская дивизия. Обе указанные австрийские кавалерийские дивизии входили в группу ген. Г. Кёвесса фон Кёвессгаза, которая всего имела в своем составе три с половиной кавалерийские дивизии. А.Е. Снесарев пишет супруге из Ходорова: «Дорогой Женюрок! Пишу тебе еще, после вчера. В первый раз дневка после трех недель. Лошади наши измотались полностью, хотя удивительно, как выносливы»[255]. Сравните — первая дневка за три недели, и при каких результатах! Вот как надо воевать.
Как известно, кавалерия 1-й армии, с глобальным запозданием начавшая выдвигаться на помощь 2-й армии, не успела. Группа Хана Нахичеванского вообще не успела подойти к месту сражения, получив приказ на отход, как только 1-я армия была остановлена директивой штаба фронта. Лишь 1-я кавалерийская дивизия ген. В.И. Гурко подошла к Алленштейну, где провела огневой бой и была вынуждена отступить. В дальнейшем, на втором этапе Восточно-Прусской наступательной операции, кавалерия 1-й армии отступала вместе с армией под ударами усилившейся (переброска из Франции двух армейских корпусов и кавалерийской дивизии) 8-й германской армии. Теперь эту армию возглавляли уже ген. П. фон Бенкендорф унд фон Гинденбург (командарм) и ген. Э. Людендорф (начальник штаба).
В ходе отступления 1-й армии за рубеж реки Неман кавалерия ничем не проявила себя. Даже, напротив, пока пехота и артиллерия отбивали атаки неприятеля, конница отступала за боевые линии, становясь вне досягаемости германского огня. Разумеется, что при такой тактике кавалеристы не вели разведки и не могли послужить арьергардом, который позволял бы отступать пехоте и обозам. Короче говоря, конная группа ген. Г. Хана Нахичеванского явила разительный контраст с действиями конницы Юго-Западного фронта. А если говорить о больших массах — то с деятельностью 1-го кавалерийского корпуса ген. А.В. Новикова в сентябре месяце, на левом берегу Вислы. Офицер-пехотинец так говорит о коннице 1-й армии при отступлении армии из Восточной Пруссии во второй половине августа 1914 года: «Наша кавалерия нас не прикрывала. К нашей большой досаде, кавалерия генерала Хана Нахичеванского, пока днем мы вели бой, уходила далеко в тыл и там становилась биваком. Отбив немецкие атаки, мы шли дальше и через некоторое время подходили к биваку Хана Нахичеванского. Горели у них костры, что-то варилось, они отдыхали. И как только показывалась голова нашей колонны, костры тушились, раздавались команды «седлай!», «по коням!», «справа по три, рысью марш!». Кавалерия уходила вперед нас, а мы, утомленные, голодные, еле тащившие ноги, должны были освобождать шоссе для прохода кавалерии и идти по обочинам и канавам. На рысях уходила в тыл наша кавалерия, вместо того чтобы прикрывать наш отход и дать нам маленькую передышку»[256]. Наверное, эта краткая характеристика дает блестящую оценку Хану Нахичеванскому.
Итог образования конной группы в Восточной Пруссии был неутешителен. Причиной тому не столько сама личность генерала Хана Нахичеванского, сколько отсутствие вследствие расформирования кавалерийских корпусов подготовленного для управления большой конной массой командира и его штаба. Об опасности такого положения вещей били в набат еще до войны. Однако военный министр и Генеральный штаб не прислушивались к мнению наиболее передовых кавалерийских командиров. Еще в 1910 году князь Д.П. Багратион предвосхитил ненормальность образования сводных кавалерийских групп в начале Первой мировой войны при существующей организации и системе управления. Багратион писал: «Отсутствие должности «начальника кавалерии действующей армии», намеченного еще в мирное время из числа выдающихся образованных генералов нашей конницы, быть может, составляло одну из причин, почему наша конница в последних двух войнах не принесла существенной пользы ни на театре военных действий, ни на полях сражений. Как бы ни был талантлив главнокомандующий армий, даже в том благоприятном случае, если он сам по роду службы принадлежит кавалерии, его обязанности по общему управлению полумиллионной армией на громадном театре войны настолько сложны в современной боевой обстановке, что уму человеческому фактически не под силу уловить и сохранить свежим в памяти даже общие нити направления деятельности конницы, требующие громадного сосредоточенного, внимательного, неустанного и, главное, непрерывного напряжения ума, дабы работа конницы шла быстро и плодотворно. Только специально назначенное для сего лицо с крупным талантом, проведшее в рядах конницы всю службу и высокообразованное, может помочь главнокомандующему в этой сложной его работе»[257]. В качестве исторического примера Д.П. Багратион указывал, что даже такой военный гений, как Наполеон, назначил высшего кавалерийского начальника — маршала И. Мюрата.
