Хотя она принимается за работу и, кажется, забывает, что приготовляется для вековых запорук, однако это только кажется: ее мысли тревожные, они переносятся в будущность и развертываются в мрачных картинах. Что вчера в эту пору, Поранее малешенько Мимо батюшкин широкий двор, Мимо матушкин-то высок терем, Мимо мой темный кутничек[89], Пролетел млад ясен сокол. Он махнул правым крылышком, Он черкнул сизым перышком: Ты не плачь, не плачь, девица, Не плачь, дочь отецкая. На чужой-то на стороне И повадно, и весело, Все добры да и ласковы До тебя, молодешеньки; На чужой-то на стороне, Три поля проса насеяны, Три горы изнакочены, Зеленым вином поливаны, Весельем огорожены, Радостью изподпираны. И соколу не облетети, Ты не красно красовалася Без родимого батюшки, Да без родимой матушки; Ты темней ночи темной, Ты черней грязи черной. И конному не объехати, А пешему не подумати. Что вчера в эту пору, Поранее малешенько Мимо батюшкин широкий двор, Мимо матушкин нов, высок терем, Мимо мой темный кутничек Пролетала лебедушка. Она махнула правым крылышком, Она черкнула белым перышком: Ты поплачь, поплачь, девица, Поплачь, дочь отецкая! На чужой-то на стороне Неповадно, невесело; Все недобры и неласковы До тебя, молодешеньки. На чужой-то на стороне Надо жить-то умеючи, Говорить разумеючи, Голову держать поклончиву, Ретиво сердце покорчиво, Молодому поклонится, Старому покоритися. На чужой-то на стороне Растут леса-то вилявые, Да живут люди лукавые, Продадут да и выкупят, Проведут да и выведут Они тебя, молодешеньку. Мой-то высок терем На пути, на дороженьке, На проезжей на улице, Да близь славной Сухони. Идут конные тут и пешие, Чужи люди, не знамые. И говорят люди добрые, Что во этом во тереме Сидит девица просватана; Что у этыя девицы Нет ни горя, ни кручины, Нет печали великия. Уж как я про ее подумаю, Про свою буйну голову. Как у меня горя, кручины Полна буйная голова; Много печали великая В моем ретивом сердце. Как по славной-то Сухоне Идут суда купецкие И корабли-то военные. На родимой на стороне Кораблям-то приплавище, Молодцам-то пристанище, Да красным девицам гулянье. Уж я что сижу, задумавшись, Чужих басен заслушавшись? Говорят мои подруженьки, Говорят мои голубушки Про шитье, да про браньеце, Про чистое да подельеце. Уж как я про нее подумаю, Про свою буйну голову. Мне ничто-то на ум не идет: Ни шитьеце и ни браньеце, Ни чистое рукодельеце. Дума душу побивает, Одна дума с ума не идет — Чужа дальняя сторона, Да чужой отец с матерью, Да дородный-то молодец. Ах, ты вспомни-ка, матушка, Как меня-то поносила, Ты хлеба соли лишалася. Ты еще вспомни-ка, матушка, Как меня-то породила, Ты скорой смертью кончалася, Всем святым обещалася: «Ты расти, расти, дитятко, Добрым людям на завидость, Отцу матери в честь, хвалу. Когда вырастешь, дитятко, Так заведу тебе, родимое, Я по плечу платье цветное; Да под лицо девью красоту Я подведу пред окошечко. Зелен сад с виноградьецом, Да с кужлявою яблонью И со сладкими яблоками. Как теперь моя матушка Ты все законы переступила И все заветы переложила. Хоть завела ты мне, матушка, И по плечу платье цветное, И под лицо девью красоту — Вместо саду зеленого Подвела под окошечко, В чужу дальнюю сторону; Вместо кужлявой яблони Ты чужого отца с матерью; Вместо сладких-то яблоков Ты дородного молодца. На проходе у нас белый день, На закате красно солнышко, На разлете красны соколы, На разъезде добры молодцы, Да на расход пошли подруженьки. Я прошу вас, подруженьки, Я прошу вас, голубушки, На роду-то впервые, Да на веку-то последние. Посидите, подруженьки, Посидите, голубушки, Целый день да до вечера, С вечера до полуночи. Уж дам вам провожатого, Я родимого батюшку; Буде мало покажется, Голубочка, мила братца И сестрицу лебедушку. Буде мало покажется, Так и сама пойду молода. И пошли мои подруженьки Все по высоким по теремам, Да по отцам, да по матерям. Мне куда будет деватися? Мне куда притулитися Да от темной ноченьки? Уж я стану молитися Я родимому батюшке, У резвых ног кататися: Мы пойдем, сударь-батюшка, Мы на тихие тишины, Где бы ветры не веяли, Где бы люди не видели С чужедальния стороны. вернуться Часть избы, которая от печи до лицевой стороны дома отделяется воронцом, загородкою, а иногда занавескою. |
