Микроавтобус с логотипом государственных железных дорог подъехал к ограждению полицейской лентой. Человек в комбинезоне стал что-то объяснять полицейскому из оцепления. Тот показал на нас. Мужчина направился к нашему автобусу, в руке он держал бумажный сверток. Я открыл дверь.

– Это вам, – сказал мужчина и протянул мне что-то завернутое в газету.

Сверток оказался увесистым. Я развернул несколько слоев вчерашних новостей, под которыми блеснула вороненая сталь.

– Пистолет застрял в очень неожиданном месте – в токоприемнике поезда, и так там и оставался, поскольку скорость была небольшая, – пояснил железнодорожник.

– В токоприемнике?

– Это на крыше. Поезд при помощи токоприемника получает электропитание с подвешенного провода. Никто к нему не прикасался без перчаток.

Все с интересом воззрились на пистолет – совершенно новую девятимиллиметровую «беретту». Ствол был снабжен резьбой для глушителя. Я понюхал дуло, но ощутил только запах оружейного масла.

– Из него не стреляли.

– Кроме того, он девятимиллиметровый, а не двадцать второго калибра, – заметил Оксанен. – У парня не было кобуры, и он таскал его в кармане или за поясом, вот пистолет и выпал.

– Или он достал его для самозащиты, – продолжил Симолин.

Я подумал о том, что меняет в деле обнаружение пистолета. Как минимум, пистолет вписывается в версию Стенман. Кроме того, как-то характеризует владельца. Обычный человек с пистолетом не ходит. Погибший был либо преступником, либо полицейским, либо… чего-то боялся.

Я протянул сверток Стенман:

– Отвези на экспертизу.

Стенман вышла из машины. Я проводил ее взглядом, бумажный стаканчик все еще оставался у меня в руке. На мгновение я задумался, куда бы его деть. Не нашел ничего лучше, чем оставить в машине на полу. Оксанен был не столь деликатен – смял стакан и бросил его под автомобиль.

– Арья!

Стенман остановилась метрах в десяти от машины.

– Как у тебя дома обстановка?

Муж Стенман уже две недели находился в КПЗ по подозрению в укрывательстве краденого. На его фирме, сдающей в аренду строительную технику, обнаружили десятка полтора механизмов, объявленных в розыск как похищенные. Делом занималась и налоговая служба.

Я ощущал дискомфорт из-за того, что, будучи начальником Стенман, никак ее не поддержал, хотя знал, как тяжело она восприняла случившееся.

– Хессу вчера выпустили.

– Может, тебе нужен отпуск?

– Нет… спасибо. Худшее, надеюсь, позади.

– Если что-то понадобится, скажи.

Стенман слегка улыбнулась:

– Скажу, спасибо.

Я вернулся к машине. По-прежнему не чувствовал себя хорошим начальником.

Оксанен сел в машину и обмотал цепочку от ключей вокруг указательного пальца. Брелок представлял собой миниатюрное автомобильное колесо.

Я достал из кармана пластиковый пакет с картой «Хертца»:

– Посмотри, что из этого можно выудить, карта была у «прыгуна».

Оксанен взглянул на карту:

– Такую выдают, когда берешь напрокат машину в «Хертце». У меня, кстати, есть там товарищ, он может помочь.

– Хорошо. Пойду еще поспрашиваю людей.

Я уже направился к мосту, когда Симолин остановил меня, тронув за плечо:

– От рассказа машиниста у меня сложилось впечатление, что этого парня куда-то вели, то есть он им был нужен живым. В таком случае у них была где-то рядом машина, сопротивляющегося взрослого мужчину далеко не утащишь. И потом – гильзы. Оружие во время стрельбы могло находиться в сумке. Спортивная сумка не привлекает внимания, и через нее, или прикрываясь ею, легко стрелять.

– Оба предположения хорошие, действительно хорошие, – сказал я.

Смущенный Симолин заспешил прочь. Мгновение я смотрел вслед долговязому констеблю. Почему-то я был почти уверен, что Симолин прав в обеих своих догадках.

Я перешел через мост и посмотрел вниз. Тела уже увезли в бюро судебно-медицинской экспертизы в Рускеасуо, и закрытый утром для движения участок дороги снова функционировал. Мост же оставался перекрытым, и его окрестности оцеплены; прочесывание территории продолжалось. За пределами запретной зоны со стороны Линнунлаулу вертелись несколько репортеров и фотографов. Они попытались вытянуть из меня информацию об убийстве, но я велел им звонить Хуовинену. Тот обладал даром общаться с журналистами.

Я остановился на минуту, чтобы собраться с мыслями. Если одного из мужчин куда-то вели, то от него чего-то хотели. Это не могла быть какая-то вещь или партия наркотиков – их можно просто отобрать. Значит, от него хотели чего-то другого, например информации. Мужчина, в свою очередь, знал, чем это грозит, и боялся настолько, что, не задумываясь, попытался убежать, прыгнув с моста. На такое не идут, если не уверены, что находятся в смертельной опасности. Наличие у него оружия указывает, что он был готов к неприятностям. Тем не менее его застали врасплох.

Огражденная площадка для выгула собак находилась сразу за мостом справа. За оградой было две собаки: стремительно носившаяся взад-вперед или вертевшаяся на месте светло-коричневая дворняга и робко замерший у ног хозяйки, дамы лет шестидесяти, маленький черный пудель. Я подошел к владелице пуделя и представился.

– Вы были тут утром с собакой?

– Была.

– В какое время?

– В восемь. Я всегда прихожу в это время.

– Заметили что-нибудь необычное на мосту?

Женщина мрачно посмотрела на меня:

– Молодой человек, если вы для начала расскажете, что произошло на мосту, мне будет легче понять, что вы называете необычным.

Я почувствовал себя школьником перед строгой учительницей. Я всегда робею перед пожилыми дамами с громким голосом. Возможно, в этом виновата моя мама. Она всегда считала, что у нее есть предоставленное ей материнством неотъемлемое право обращаться с мужчинами как с нашкодившими детьми.

– Уверен, вы и так понимаете.

Взгляд дамы осуждал меня за таинственность.

– Я должна была что-то слышать, скажем выстрелы?

– Вы слышали?

– Нет.

– Вы не слышали выстрелов и ничего другого, например криков?

– Я этого не говорила. Кто-то кричал, но я не разобрала, что именно. Это был не финский язык, скорее что-то похожее на арабский.

– Что он кричал? Одно слово или несколько?

– Несколько слов – не меньше двух, может, три.

К нам подошел хозяин дворняги, одетый в спортивный костюм:

– Вы полицейский?

– Да. Можно побеседовать с вами чуть позже?

– Я ничего не видел, меня здесь и не было тогда.

Мужчина отвернулся, и я снова сосредоточился на даме:

– Ни одного слова не запомнили?

– Ну, такого не запомнить, какой-то иврит, образно говоря.

– Что произошло дальше? Вы пошли посмотреть, кто кричал?

– Разумеется, нет. Я в такое не ввязываюсь.

– В какое?

– В разборки иностранцев.

– Что вы называете «разборками»?

– Ну, наверное, этот мужчина не к себе обращался…

– Что произошло дальше? Вы видели кого-нибудь после того, как услышали крики? Людей, которые могли иметь отношение к происходящему?

Хозяин дворняги незаметно переместился поближе. Дама посмотрела на него гневно. Он явно переступил границы ее территории.

– Двое мужчин пришли со стороны моста. Тогда я была уверена, что это именно они ругались и орали на мосту… По виду они были иностранцы.

– Можете описать их поподробнее?

– Темные… смуглые. – Женщина посмотрела на меня изучающе. – Вот как вы. Оба в куртках, капюшоны подняты, и в перчатках, оба. Лет тридцати-сорока, походка легкая, как у спортсменов.

– Попробуйте вспомнить какие-то детали их внешности или одежды. Я уверен, что вы очень наблюдательны.

Мой комплимент сработал.

– Темно-синие спортивные свитера и черные спортивные брюки и кроссовки. Больше ничего не могу сказать. Они какое-то время шли вместе, потом один из них побежал.

Женщина замолчала и наморщила лоб.

– Потом кричала какая-то женщина.