— Я… Я не следил, я просто… — мальчишка вцепился в свой рюкзак до побелевших костяшек кулачков. — Ну я просто тут. Жил я тут, — и шмыгнул носом.

— А потом правительственные войска разрушили твой город? — Ян похлопал его по плечу, чувствуя, как от каждого прикосновения этот Сивка сжимается и вздрагивает, как испуганный щенок. — Бывает. Не переживай, война скоро закончится.

Мальчишка замотал головой. И впрямь щенок.

— Чего? — не понял Ян, с чем из сказанного не согласен этот Сивка. — Мы правда закончим войну ещё до зимы! Вот увидишь. И отомстим за тебя и твой дом.

Это было здорово, выговаривать все эти замечательные гордые слова. Яну очень нравилось это чувство, вот только взгляд у найдёныша был странный Испуганный, конечно, но и ещё… какой-то. Было в нём что-то неправильно, и это рождало тревогу.

— Нет, — вдруг тихо-тихо, сипло ответил забольский беспризорник. — Вы не отомстите.

— Почему? — озадачился Ян. Происходящее уже не нравилось. Мальчишка вёл себя неправильно, и надо было его, пожалуй, поправить. Научить. Хотя жалко, конечно.

— Потому что вы… сами… — с каждым словом словно преодолевая тяжесть тонн воды, старательно выговаривал пацанёнок, — сами мой дом… разрушили.

Ян не поверил своим ушам и даже отступил на шаг.

— Что?!

Бойцы стали к ним с интересом оборачиваться, до этого момента не сильно вслушиваясь в разговор.

Мальчишка затравленно огляделся, но вдруг выпрямился и упрямо повторил:

— Это вы Рату бомбили. Ваши. Я помню.

— Глупый, — обиделся Ян и ударил коротко, без отдельного замаха — просто выбросил руку в челюсть хорошо поставленным боксёрским ударом.

А этот несносный беспризорник умудрился каким-то чудом увернуться. Куда делись ужас в глазах, ссутуленные плечи и покорность побитого щенка в каждом жесте?

Щенок ощерился, показывая мелкие острые зубки, и стоящий поодаль Якав вдруг подумал, что это вовсе не щенок. В собственный лагерь Якав привёл самого настоящего шакалёнка.

Драка завязалась мгновенно, так, что не растащишь. Мальчишки умеют драться так зло и ожесточённо, как взрослым и не снилось, молотя руками и ногами, кусаясь, бодаясь и катаясь с противником по земле.

… Потом клубок распался, и противники вскочили на ноги, тяжело дыша и сверля друг друга одинаково злыми взглядами.

— Не трогайте нас, — выдохнул Ян. — Я сам!

Выринейцы, собравшиеся вокруг импровизированного ринга, послушались. В конце концов, это действительно дело мальчишек, пусть сами и разбираются. Возражал только тот «сосед», из бывшего отряда Герга Далия, но его никто не слушал.

Снова сцепившись, пацаны полетели на землю единым четырёхруким-четырёхногим организмом. Раскатились, опять бросились друг на друга, пытаясь задушить, приложить головой об землю, сделать как можно больнее…

И если бы не ожесточённое исступление на лицах, их можно было бы принять за братьев. Одинаково пыльные, светловолосые, одинаково упрямые и злые. В движениях беспризорника давно нет никакого страха, растаял бесследно в тот момент, когда мальчишка нашёл в себе силы возразить Яну.

Ян, конечно, был сильнее и тяжелее, найдёнышу-Сивке приходилось полагаться только на ловкость и скорость — и вскакивать, вскакивать с земли в тот же момент, как Ян его туда в очередной раз уронит.

А в какой-то раз заболец не вскочил — откатился к своему рюкзаку, засунул руку внутрь… и отбросил рюкзак в сторону, под ноги Якаву.

— Драпай, — с жалостью в голосе попросил мальчишка Яна. И сам первым дёрнул прочь. Ян сорвался следом, ничего не понимая, просто в азарте драки.

Следом помчались несколько солдат — для порядка.

А за их спинами громыхнул взрыв. Забольский мальчишка, завернув в ближайший переулок, сноровисто полетел на землю. Ян, почти догнавший, упал следом. Якав и два других солдата остались где-то за их спинами. Что стало с теми, кто не побежал, думать даже подорвавшему их мальчишке не хотелось…

Но приказ он выполнил. К тому же он теперь точно знал, что остатков выринейского егерьского отряда под командованием Герга Далия больше нет. И большей части того, которым, как там ему говорили… Ратей командовал, — тоже.

Рядовой Бородин, только отгремел взрыв, вскочил и припустил со всех ног, стараясь не думать о Яне и чувствуя необычную лёгкость внутри. Нет, конечно же Яна было жалко. Но зато наконец-то ушёл парализующий тело страх, отступил безвольно и больше при свете дня никогда не вернётся.

Заглянуть ему, страху, в глаза оказалось безумно сложно, но рядовой разведроты ударного батальона особого назначения армии Российской Империи Иосиф Бородин сумел. Кулаков оказался на удивление прав.

… А Ян тряс головой, ничего не понимая. Драка, рюкзак, бег, взрыв… Взрыв — внезапно понял он. И внутри стало холодно-холодно. Потому что отец не побежал за ними, побежали только Якав, прозванный Хамелью — хмелем, и ещё кто-то из солдат «соседнего» отряда.

Когда Якав, слегка контуженный, но живой, приблизился к мальчику, тот разрыдался, как девчонка, и с криком «Ненавижу тебя, Кирей! Зачем ты его только привел!» — полез с кулаками.

Но Сифка этого уже не видел. Он докладывал, что остатков седьмого егерьского отряда больше нет — того самого отряда, из-за которого просыпался ночью с воплем на губах, и судорожно, давясь воздухом, шептал самому себе, что в батальоне ждут Кондрат и Дядька, что он, Сифка, нужен им. Его не бросят.

Сифка поежился, вспоминая сумасшедший взгляд Яна, враз оставшегося без своего отряда, и попытался не думать, что было, когда он сам потерял Шакалов. Да и что думать и терзаться понапрасну, если наконец-то пришло долгожданное распоряжение выдвигаться за город. А там… там Безликий же обещал отправить его наконец-то обратно в батальон!

— Молодчина, — коротко кивнул тот, когда Сифка и впрямь предстал перед ним и доложился «как положено». — Чисто сделал.

Мальчик чуть улыбнулся и вдруг, посерьёзнев, решился и спросил:

— Когда вы меня отпустите обратно, в УБОН?

Вопрос, казалось, застал контрразведчика врасплох. Офицер думал несколько томительных секунд, потом поднялся из-за стола и потянулся. При мальчишке он мог позволить себе сбрасывать маску железного человека. Этот Сифка никому не расскажет…

Вообще у них были странные отношения, с которыми Безликий — в обычной жизни полковник Ермилов — раньше никогда не сталкивался. Мальчишка ему доверял, но доверие это оказалось почему-то очень ценным и важным. Этот Сифка его защищал даже от своих командиров, которых, это было видно и невооружённым взглядом, боготворил. И скорее язык себе проглотит, чем расскажет кому-нибудь о том, каким видел Ермилова — и до безумия уставшим, и тихо матерящимся ночью над картами, и просто… обычным человеком. Из плоти и крови.

— Что, надоел я тебе? — потянувшись, посмотрел на мальчика контрразведчик.

Сифка неуверенно повёл плечами:

— Я по своим… соскучился. Нет, вы хороший, просто…

«Хороший» Ермилов в очередной раз только и смог, что улыбнуться в ответ на такое. Да, с Сифкой ему пришлось научиться улыбаться, потому что мальчишка как ляпнет иногда — хоть стой, хоть падай.

— Понимаю. Ну, вообще говоря, своё дело ты сегодня сделал. Возвращайся с Богом, как раз скоро машина отправится в сторону Дикея. Тебе надо будет… ладно, я тебе просто по карте покажу перед отъездом. Карта у тебя ведь с собой?

Сифка улыбнулся:

— С собой, конечно…

— Вот и ладненько. Ну что, боец… спасибо. Ты, правда, нам сильно помог. Я не знаю, кого ещё егеря подпустили бы к себе так близко да ещё и без обыска. Страшно было?

Сифка уткнулся взглядом в пол и тихо-тихо отозвался:

— Ага.

— Но ты смог. Такой же безумец, как и все убоновцы, — Ермилов примерно представлял, что может служить для мальчика «комплиментом» — и не прогадал. Сифка, улыбаясь, поднял на него взгляд и уточнил:

— Правда?

— Абсолютная правда, — подтвердил Ермилов. — Все вы, убоновцы, такие… Ладно, боец, всё, собирай манатки, переодевайся. Поедим — и отправляйся.