Краюх провести невозможно, они опасность за километр чуют и, кажется, знают о Шанхае что-то, о чём понятия не имеет Сиф.
— Ты пей. Вон, весь трясёшься, — заботливо приговаривал Шанхай, наливая пареньку снова. — Чудо, что ты жив и цел. Ты хоть сам понимаешь, как тебе повезло?
Промокшая футболка противно липла к телу. Сиф сделал осторожный глоток и скривился — чай был слишком сладким.
— Понимаю, — буркнул он. — Видимо, рассчитывали, что я всё-таки войду и уже в квартире задену растяжку. Весь этаж разносить не планировалось… А я дверь распахнул и отпрыгнул. Не знаю почему… Рефлексы. Я только одного не понимаю, — дрожь постепенно проходила, и Сиф снова глотнул чаю. — Зачем так рисковать, не проще ли подкараулить внутри и пистолетом с глушителем, по старинке-по классике?..
Шанхай вытянул ноги и задумчиво поглядел на небо:
— А зачем караулить тебя, если можно смотаться, оставив в квартире пару сюрпризов?
— Смотаться?!
Шанхай перевёл взгляд на паренька и кивнул:
— Когда там отгремело, и я тебя вытащил, в квартире было пусто.
— Слинял…
— Нет, там вообще было пусто. Кто бы там тебя ни должен был ждать — он не остался поглядеть на дело рук своих.
— Но… — Сиф растерялся и сделал третий глоток. Всё-таки какая гадость — пересахаренный забольский чай!.. — Но ведь он же сказал, что…
— Кто сказал? — подался вперёд Шанхай.
— Да один… человек, — Сиф не стал объяснять, кто такой Хамелеон. — Здесь должен был быть Тиль, и я…
Шанхай не стал скрывать, что недоволен таким уклончивым ответом, но тут, что-то сообразив, поднял ладонь в протестующем жесте:
— Стоп-стоп. Какой Тиль? Анатоль Скалеш?
— Ну да. Мой… брат. Который в Пролыни был, в клинике…
— Так он же и сейчас там!
— Откуда ты знаешь?!
Шанхай покачал головой, улыбаясь, как улыбаются маленькому ребёнку, объясняя очевидное:
— Так с ним же второй твой… брат остался. И Серафимыч — ну, Лавеин, док, — он бы мне просигналил, случись с ними что-то…
Сиф нахмурился и не стал делать четвёртый глоток. Вместо этого он внимательно оглядел стопщика, насколько это позволял мигающий фонарь.
Ожоги прячутся под косой тенью от козырька бейсболки, лицо плохо видно — только глаза и огонёк тлеющей сигареты. Поди разбери, улыбается Шанхай или серьёзен… И вообще какое у него выражение лица.
— А с чего это он должен тебе о чём-то сигналить? — с плохо скрываемым недоверием спросил Сиф, привставая. Его замутило, и пришлось поспешно опуститься обратно под мягким давлением на плечо Шанхаевой руки.
— Не скачи, а то рухнешь, — улыбнулся стопщик. — Ты, конечно, уцелел, но шибануло тебя взрывной волной сильно. Тебе вообще к врачу надо.
Сиф сбросил его руку и буркнул недовольно:
— Ты не ответил.
Это уже было. Ему уже было плохо, непонятно и далеко от командира, присутствие которого всё раскладывает по полочкам… Не далее чем сегодня утром.
Жаль, что что-то по полочкам раскладываться так и не захотело.
— А и не должен отвечать, — безмятежно отозвался Шанхай. — Наши с ним отношения к тебе мало относятся. Но если хочешь — просто позвони своему… брату и спроси. Что ж ты раньше так не сделал?
Сиф не ответил — он и сам не знал, почему не сделал такого элементарного действия сразу же, как только Хамелеон повесил трубку: не позвонил Тилю или Капу, чтобы узнать, всё ли в порядке.
Нет ведь, предпочёл поверить врагу на слово.
… Гудки тянулись бесконечно долго. Сиф извёлся от беспокойства и уже почти снова поверил Хамелеону, но тут сонный голос Капа раздался в трубке, внезапно, как глас с неба:
— Какой навкиной… Сива?
— Ты с Тилем?
— Вышел от него полчаса назад. А что случилось? Сива, ты вообще где? Ты сегодня так внезапно…
Сиф некоторое время не мог говорить от накатившего чувства громаднейшего облегчения. Только что был атлантом, и весь небесный свод давил тебе на плече, а теперь…
— Сива? — забеспокоился Кап.
— Всё хорошо… — прошептал Сиф в трубку. Голосовые связки опять взбунтовались. — Я к вам утром приеду…
— Ты же уезжать собирался уже… Улетать!
Сиф покачал головой, забыв, что Кап его не видит, и проговорил медленно, задумчиво, пробуя эти слова на вкус:
— Я никуда не улетаю, Кап. Я остаюсь.
Трубка взорвалась восторженным и совсем несолидным в своём восторге воплем командира Скальже Стаи. Сиф слушал его и улыбался неведомо чему.
— Ты, правда… Ты решил… Ты остаёшься? Совсем? — бессвязностью речи Кап переплюнул даже Тиля.
— Я точно совсем, — закивал Сиф. — Совсем того… Ладно, до завтра.
— А ты сейчас где?
— Я в Рате. Утром первым же автобусом в Пролынь вернусь, наверное… Ну, спокойной ночи?
— Спокойной, — с сожалением откликнулся Кап. Наверняка хотел бы ещё часа три болтать по телефону, постепенно уверяясь, что Сивый не шутит, Сивый и вправду остаётся.
Долгое время Сиф и Шанхай сидели молча. Наконец стопщик завинтил термос и убрал его в рюкзак, затушил сигарету, выкинул её в урну и прислушался:
— Так, что-то сдарии силовики не торопятся…
Сиф очнулся от блаженного счастливого забытья с идиотской улыбкой на лице, и напряжённо спросил:
— Ты вызвал, что ли?
— Ну а кто же. Взрыв — хорошо хоть, без жертв…
Сиф вскочил, сжав зубы, чтобы справиться с приступом головокружения. Удержался на ногах — уже победа. Ну а дальше должно быть полегче…
— Ты куда собрался? — поднялся следом Шанхай. — Надо их дождаться, на тебя ведь покушались!
— Нет уж, ты им сам всё расскажешь. Я не… хочу.
— Нет, подожди, — Шанхай ухватил Сифа за локоть. — Я же не знаю всей истории.
— А тебе и не надо.
— Да ну. Вопросов будет много, а я знаю только то, что сам увидел.
Сиф вздохнул и не стал ничего говорить. Надо переждать до завтрашнего утра, когда Великий князь и остальные уже улетят. Тогда можно будет ничего не бояться… А до того момента видеться с «коллегами» не стоит, что бы там Шанхай ни говорил.
— Я просто боюсь, что их заинтересует не столько взрыв, сколько моё присутствие здесь и сейчас, — признался он, видя, что Шанхай не отступится, пока не получит информации. — Я не хочу возвращаться в Горье.
— Опять сбежал?
Сифу послышалось в голосе Шанхая понимание, и подросток медленно кивнул:
— Типа того… Только на этот раз с концами. Я сделал выбор, и выбор этот не в пользу так старательно мне навязываемого прошлого! — говорить спокойно дальше не получалось. — Меня достало, что все за меня всё решают и аргументируют это исключительно тем, что было в прошлом. А я не помню этого прошлого и не понимаю этих аргументов!
Шанхай слушал молча, покусывая кончик неприкуренной сигареты. Наконец когда Сиф смолк, мужчина тихо и грустно спросил:
— А ты разве хочешь вспомнить?
Ещё полдня назад Сиф ответил бы на этот вопрос горячим «Конечно!», а сейчас опустил голову:
— Теперь не знаю. Зачем она мне, если я уже сделал выбор.
— Действительно, зачем? Если ты боишься, что вернувшаяся память поколеблет твоё решение, — согласился Шанхай.
— Да не поколеблет! — особой уверенности в собственных словах у Сифа, правда, не было.
— Тебе просто страшно вспоминать, — проницательно заметил Шанхай. — Проще жить, ничего о войне не помня.
Сиф промолчал. Однажды у него состоялся похожий разговор с Одихмантьевым, но Сиф тогда запретил себе об этом раздумывать. Не до того было… Но с Шанхаем нельзя было поспорить: Сифу действительно гораздо легче стало жить, как только он отбросил желание вспомнить войну и разобраться во всём.
Автостопщик наконец прикурил и снова спрятал зажигалку в карман брюк. Сифу на миг показалось, что из-под повязанной на пояс ветровки — так же её любил носить Филипп — тускло блеснуло что-то. Но, наверное, это был глюк, связанный именно с воспоминанием о Краюхе, прятавшем под ветровкой пистолет.
Чтобы отвлечься от мыслей о Краюхах и неминуемо всплывшем в голове следом за ними Дядьке, Сиф спросил:
