Было бы, однако, ошибкой предполагать, что в то время не изучали ничего, кроме классического искусства; существовали весьма разнообразные типы школ, которые посещались джентльменами. Роберт Питт, отец могущественного сына, пишет в 1704 году своему едва ли менее знаменитому отцу, губернатору Мадраса:

«Оба моих брата находятся в академии г-на Мэр близ Сохо-сквер, считающейся лучшей в Англии. Они изучают латынь, французский, счет, фехтование, танцы и рисование. Следующим летом я думаю отправить их в Голландию для пополнения образования. Если мой тесть, генерал-лейтенант Стюарт, будет сопровождать герцога Мальборо, то я отдам их под его попечение, чтобы они могли увидеть кампанию».

Среди критиков наших методов образования были и мудрый Локк, и добродушный Стил, оба утверждавшие, что постоянная порка не является лучшим способом передачи знаний и поддержания дисциплины. Все соглашались, что образование высшего класса нуждается в реформе, но никакие реформы не проводились. Свифт, при всей его ненависти к шотландцам, согласился на этот раз с Бернетом, что шотландские помещики (лэрды) давали своим сыновьям более основательное образование, чем более богатые и обеспеченные англичане.

Все же XVIII столетие, несмотря на дефекты в системе образования, создало из тех, кто прошел эти школы, больше замечательных и самобытных англичан, чем в состоянии дать наш век, хотя образование и стоит теперь гораздо выше. И несмотря на жестокую порку со стороны «привилегированных тиранов в лице школьных учителей» и постоянное запугивание со стороны своих товарищей-забияк – этих непривилегированных тиранов, – школьники имели много счастливых моментов, так как у детей еще оставался досуг, который они проводили на сельских просторах. Строгость к тому же не была повсеместной; юный лорд, недавно прибывший в Итон, пишет домой: «Я считаю, что Итон – весьма нестрогая школа. Я уверен, что здесь никто не может быть недовольным, если только он не отъявленный повеса».

Образование женщин находилось в плачевном состоянии. Среди низших классов оно, может быть, было немногим хуже мужского, но дочери более зажиточных людей значительно уступали в образовании своим братьям. «Женские академии» еще не появились, и хотя существовали пансионы для девочек, их было мало и они не отличались какими-либо достоинствами. Большинство девочек учились читать, писать, рисовать, шить и вести хозяйство у своих матерей. Мы не слышим уже о прекрасных эллинистках прежних времен, подобных леди Джейн Грей и королеве Елизавете. Но некоторые девушки могли читать итальянских поэтов, почему и пользовались особым «почтением у своих поклонников». Так, Свифт писал, что он встретил двух женщин, которые по своему интеллектуальному развитию могли быть поставлены в один ряд с мужчинами. Но именно он жаловался, «что из тысячи дочерей джентльменов не найдется и одной, которая могла бы читать на своем родном языке или судить о самой легкой книжке, написанной по-английски».

Недостатки женского образования были общепризнанным фактом, при обсуждении которого одни защищали существующее положение как необходимость для удержания женщин в должном повиновении, а другие, руководимые наиболее видными литературными деятелями, приписывали фривольность и склонность к азартным играм светских дам воспитанию, которое лишало их более серьезных интересов.

Тем не менее письма, которые приходили из сельских особняков, свидетельствуют о том, что жены и дочери были разумными советчиками мужчин. Такие корреспондентки не были просто безмозглыми игрушками или домашней прислугой. Значительная часть современной литературы писалась в такой же степени для женщин, как и для их отцов и братьев. Женщины принимали участие, часто слишком ревностное, в той вражде между вигами и тори, которая разделяла город и деревню. Что же касается сельских развлечений, то прототип Дианы Вернон из «Роб Роя» следует искать в Белинде из пьесы Фаркера, которая говорит своему другу: «Я могу скакать галопом все утро на звук охотничьего рога и провести весь вечер за скрипкой. Короче говоря, я могу ни в чем не отставать от отца, кроме выпивки и стрельбы влет».

Для девушек высшего и среднего классов мужей часто выбирали по принципу открытой торговой сделки. «Что касается Клоки, – пишет ее отец, сквайр Моулзуорт, – то мы недостаточно богаты, чтобы пристроить ее здесь», так что ее придется послать в Ирландию искать там мужа, который потребует меньшее приданое. Другой сквайр, по имени Гиз, который искал жену для себя, пишет: «Леди Диана послала некую очень почтенную особу осмотреть мои владения и была весьма удовлетворена полученными сведениями и, я думаю, искренно пожелала отдать за меня свою дочь». Но дочь имела другие виды, так что Гиз нашел утешение в ином месте:

«Когда я был на квартальной сессии мировых судей, один из них отвел меня в сторону и спросил, не хочу ли я жениться на женщине, обладающей состоянием в двадцать тысяч фунтов. Леди я видел, хотя и никогда не говорил с нею, и весьма охотно принял его предложение».

Некий корнет пишет с подобной же откровенностью:

«Не рассчитывая получить что-нибудь от этой военной кампании, я подумал о другом пути и решил попробовать свое счастье на любовном поприще, и поэтому около двух недель назад я был представлен (некоторыми друзьями) женщине с очень хорошим состоянием, но пока не могу сказать, удастся ли мне достичь чего-либо большего, чем благосклонная беседа».

С тех пор как почти все стали считать одиночество большим несчастьем, женщина не считала для себя обидным, что ее рукой распоряжались другие. С ней, несомненно, обычно советовались (в большей или меньшей степени, в зависимости от характера и обстоятельств) о том, что касалось ее судьбы. Свифт в обращении «к очень юной леди по поводу ее свадьбы» говорит «о человеке, который выбран вам в мужья вашим отцом и матерью», и почти тотчас же добавляет: «Ваш брак свидетельствует о благоразумии и хорошем вкусе и не имеет никакой примеси нелепой страсти» романтической любви. Подобное замечание можно было, вероятно, сделать по поводу большей части «устроенных» браков того времени. Но, с тех пор как «нелепая страсть» начала отстаивать свои права, довольно часты стали браки с побегами. И даже без таких отчаянных мер все большая часть браков являлась результатом взаимной склонности.

Развод в то время был почти неизвестен. Его можно было добиться только через церковный суд и то только тогда, когда решение этого суда сопровождалось специальным парламентским актом; за двенадцать лет правления Анны было разрешено всего шесть разводов.

И мужчины и женщины и фал и в азартные игры, прекрасные дамы и джентльмены – даже больше, чем деревенские сквайры. В Лондоне, Бате, Танбридж Уэлзе все интересы сосредоточивались вокруг игорного стола, тогда как в имениях большее значение имели конюшни и псарни. Расходы на азартные игры и спорт, так же как и благородная страсть к строительству, разведению садов и насаждению аллей, обременяли поместья ипотекой, являвшейся большим препятствием и для каких-либо усовершенствований в сельском хозяйстве, и для домашнего счастья. Карты и кости способствовали переходу огромных сумм из одних рук в другие.

Игра в кости

Пьянство было общепризнанным национальным пороком англичан всех классов, хотя, впрочем, женщины не были подвержены ему. Проповедь всеобщей воздержанности была совершенно невозможна в те дни, когда кофе и чай еще не были доступны каждому, а питьевая вода была грязной. Но трактаты о пользе умеренности при употреблении спиртных напитков широко распространялись религиозными общинами и отдельными заботливыми патриотами: в них описывались с красочными подробностями различные истории об ужасных судьбах пьяниц, одни из которых были убиты при попытке ехать ночью в нетрезвом виде домой, а других хватил удар в то время, когда они богохульствовали, и все они попадали прямо в ад. Простой народ еще употреблял эль, но у него уже появился соперник, гораздо более опасный, – неочищенный спирт с его пагубной привлекательностью. Наивысшей точки употребление дешевого спирта достигло, правда, только при Георге II, но события уже развивались в этом направлении и при Анне.