Так как наше изучение английской сцены переходит из средневековья к Новому времени, то мы получаем все в больших масштабах ту помощь, прообраз которой впервые показал нам Чосер, а именно беллетристику, которая изображала современных писателю людей – их склад мышления, их речь, их поведение. Эти современные впечатления с течением времени сделались историческими документами исключительной ценности. Тогда же в XVII столетии вошло в обычай писать интимные дневники и мемуары, такие, как дневники Эвелина, Пеписа и позднее босуэловского «Джонсона». Эти произведения, а также английская драма и романы Филдинга, Джейн Остин и Тролоппа и сотни других помогали социальной истории как раз в той области, где юридических и экономических документов недостаточно. Все, кто стремится узнать, какими были его предки, найдут неиссякаемый источник радости и знания в литературе, которой налет времени придал исторический интерес, о чем не мечтали ее авторы. Таковы «книги, искусство, наука», помогающие изучению социальной истории прошлого, и величайшая заслуга здесь принадлежит Шекспиру.

Период правления Стюартов в Англии до вспышки Великого мятежа [гражданской войны] может рассматриваться в области социальной и экономической истории как лишенное событий благополучное продолжение века Елизаветы, протекающего в условиях мира и безопасности, сменивших внутренние тревоги и внешние войны. Сельское хозяйство, промышленность и торговля продолжали усиленно развиваться в направлении, уже описанном в двух предшествующих главах. Мирно процветающее сельское общество, в котором широкие слои обладали земельной собственностью, благоприятными возможностями и средним достатком, предоставляло обширный простор для деятельности и усиления влияния сельского крупного и мелкого дворянства, а также йоменов; даже находящиеся в менее благоприятных условиях крестьяне и сельскохозяйственные рабочие мало жаловались на свою участь. Промышленность и торговля развивались в том же направлении, которое определилось во времена Тюдоров. Основанные при Елизавете компании для торговли с отдаленными странами Нового Света богатели, приобретая все большее влияние; вместе с ростом компаний разрастался и Лондон, обгоняя быстрее, чем раньше, другие города, и все быстрее увеличивалась разница между ним и другими городами как в отношении численности населения, так и в отношении богатства и всех других признаков его могущества. В целом по всей стране система ученичества, законы о бедных [37] регулирование заработной платы и цен, экономические и административные функции мировых судей, действовавших под наблюдением и руководством Тайного совета, были в основном такими же в день, когда собрался Долгий парламент, как и в день смерти королевы Елизаветы. Никаких крупных перемен в сельском хозяйстве, в промышленности или в социальном строе не произошло в Англии за те сорок лет, когда зарождалась парламентская и пуританская революция в недрах этого внешне устойчивого и неподвижного общества.

Медленный ход изменений в экономической и социальной жизни Англии в течение первых сорока лет нового века ненамного ускорился после соединения монархий – английской и шотландской - в лице преемника Елизаветы. Народы, парламенты, законы, церкви и системы торговли обоих королевств оставались еще на столетие такими же разделенными и различными, как и раньше. Не произошло также и обмена населением в результате унии корон. Шотландия была слишком бедна, чтобы привлекать к себе англичан, слишком ревнива, чтобы признать иммигрантов из Англии. Когда Яков VI, король Шотландии, он же Яков I, король Англии, направлялся из Холируда в Уайтхолл в 1603 году, его сопровождали толпы придворных и обедневших авантюристов – первая струя того великого потока шотландцев, которые с тех пор переходили границу в поисках счастья. Но это было задолго до того, как лоток приобрел такие размеры, что стал явлением национального значения. Сменился целый ряд поколений, прежде чем шотландские фермеры, механики, садовники, администраторы, врачи и философы во множестве двинулись на юг, принося с собой свое мастерство, трудолюбие и знание, достаточные, чтобы оказать влияние на жизнь Англии, на рост ее благосостояния. Весь же XVII век англичане в поисках новых идей в религии, политике, агрономии, мелиорации, садоводстве, торговле, навигации, философии, науке и искусстве обращались не к Шотландии, а к Голландии.

В свою очередь, при Стюартах английская мысль и практика также не имела большого влияния на шотландцев, чья гордость восставала против попыток их слишком могущественного соседа оказывать свое влияние. Шотландская религия облачилась в строгое одеяние чисто местного производства и была одинаково враждебна англиканству с его «Книгой Общих молитв» и английскому пуританизму с его неортодоксальными сектами. Особый дух шотландского общества, феодального в смысле личной верности вассала своему лорду, но равноправного в смысле человеческих отношений между классами, был также совершенно недоступен рассудку англичанина до тех пор, пока романы Вальтера Скотта не стали, конечно, задним числом, ключом к нему.

В заморской торговле купцы обеих стран все еще оставались соперниками. Богатые англичане, пользуясь силой своих кошельков, повсюду одерживали верх, всячески вытесняя шотландцев с иностранных и колониальных рынков. Дома оба народа сердито смотрели друг на друга через мирную теперь границу. Уния корон могла бы положить конец непрерывным военным столкновениям, длившимся три столетия, но старая традиция взаимных обид и мести создала враждебность, с которой не так легко было покончить. В гражданских и религиозных смутах времени Стюартов английские и шотландские партии церкви и солдаты часто действовали совместно на стороне парламента или короля, но чем больше они узнавали друг друга, тем труднее им было прийти к соглашению, так как эти две нации все еще находились на разных уровнях мышления и чувствования.

Как бы ни были малы и постепенны перемены в самой Англии в течение первых сорока лет XVII века, как бы ни было мало влияние династической унии с Шотландией на социальную жизнь этого времени, все же эти спокойные годы явились свидетелями величайшей из всех перемен – начала непрерывной экспансии английской нации за моря. Успешное основание колоний в Виргинии, Новой Англии, на Вест-Индских островах – например на Барбадосе – и создание первых торговых пунктов на побережье Индостана были крупнейшими событиями царствования Якова I и первых лет правления Карла I.

Английская нация снова начала выходить за пределы своих островных границ, и на этот раз в правильном направлении. Попытка, сделанная во время Столетней войны, превратить Францию в английскую провинцию явилась первым инстинктивным проявлением пробуждающегося национального самосознания и вновь осознанной способности к экспансии. После крушения этой попытки англичане на полтора века оказались замкнутыми в самой Англии и здесь накапливали свои богатства, знания и морскую мощь; теперь они снова начали расширяться, но совершенно иными методами, под совсем иным руководством.

На этот раз «добрый йомен, чьи члены были сделаны в Англии», снова выступил, но не в компании с рыцарями и не под предводительством короля, не с луком для разграбления и завоевания древней цивилизации, а с топором и плугом, чтобы основать в диких местах новую цивилизацию.

Первым необходимым условием для этого предприятия был мир. Пока продолжалась война с Испанией, ограниченные запасы богатства и энергии Англии поглощались борьбой на морях, в Ирландии и в Нидерландах. В условиях войны потерпела неудачу попытка Елизаветы основать Виргинию. В первый год царствования нового короля – Якова I – его заслугой явилось заключение выгодного мира после успешной войны. Его последующая внешняя политика была во многих отношениях слабой и неразумной: он привел к упадку военный флот и отрубил голову Рэли, чтобы угодить Испании. Но, во всяком случае, его пацифизм дал Англии мир, и его подданные использовали эту передышку, чтобы посеять семена Британской империи и Соединенных Штатов. Восстановление мощи военного флота Карлом I и поддержание его последующими правителями создали возможность для безопасного развития колониального движения. Правительство обеспечивало условия, при которых колонизация была возможна, а частное предпринимательство проявляло инициативу, предоставляло деньги и людей.