Члены университетских колледжей, подобно другим людям в эти времена, тяготели к «сильным мира сего». В начале царствования Елизаветы священник Гаррисон жаловался, что «сыновья джентльменов или богатых людей вызывают много нареканий на университеты. Дело в том, что, ссылаясь на знатность своей семьи и на привилегии, они бесчинствуют и похваляются этим, выделяясь одеждой и буйным поведением, что отвлекает их от учения в совсем другую область. И, когда их обвиняют в нарушении установленного порядка, они считают достаточным в свое оправдание сказать, что они джентльмены, и многих это немало опечаливает».
Можно легко представить себе, что без известного присмотра со стороны властей щеголеватая молодежь, привыкшая к свободной жизни в господском доме или к веселой жизни при дворе, никогда не стала бы подчиняться в колледже того времени строгим правилам поведения, которые действительно более подходили для школьников, студентов [35]. В 1571 году университетский вице-канцлер запретил всем живущим на территории университета даже такое невинное развлечение, как плавание в каких-либо проточных водах или в кембриджском пруде. Возможно, что это считалось тогда опасным для жизни, подобно тому, как в наш более отважный век считается опасным взбираться на крышу колокольни. В те времена не было организованных игр и атлетики; тогда или отбивали охоту от спорта, или запрещали его. И так как молодежь требует, чтобы ею занимались, то не удивительно, что было много случаев нарушения правил. Но такие правила, хотя они и нарушались, все же существовали; в средневековом же университете ни о каких правилах не могло быть и речи.
В век покровительства непотизм был неизбежен, и в колледжи свободно принимались сыновья или клиенты богатых и могущественных людей или юристов, которые могли бы действовать в интересах колледжа. Колледжи богатели, тогда как университеты оставались бедными. Во время царствования Елизаветы основанный ее отцом в Кембридже Грей Корт в колледже Тринити сделался соперником Том Квода в Кристчерч.
Поколение спустя, в царствование Якова I, главным развлечением студентов были пешеходная прогулка, плавание (несмотря на запрещение), звон в колокола, состязание в беге, метание копья и, наконец, футбол, что было немногим лучше, чем свободная борьба на задворках между этими двумя колледжами.
Спали студенты в большинстве случаев вчетвером, а то и более в одной комнате. Бедных студентов обычно готовили к церковной деятельности, богатых – к светской. Обучавших их членов университетских колледжей все еще принуждали вступать в духовные ордена и даже воздерживаться от брака, хотя теперь браки были разрешены законом другим духовным лицам. Оксфорд и Кембридж оставались в этом отношении церковными и полумонастырскими учреждениями вплоть до Гладстоновского закона в конце XIX столетия. Ежедневное посещение колледжской часовни было обязательным для всех.
Часть студентов, включая Кита Марло, обучавшегося в колледже Корпус Кристи в Кембридже, и Филиппа Сиднея из Кристчерч в Оксфорде, интересовалась поэзией и драмой, которые играли такую большую роль в жизни того времени. Часто студенты сами ставили пьесы и интермедии, некоторые на латинском языке. Одна «шуточная комедия» с запутанной интригой против горожан, разыгранная кембриджскими студентами в 1597 году, была записана Фуллером в его «Истории университета»:
«Молодые студенты, считая себя несколько несправедливо задетыми горожанами, решили отомстить за их насмешки. Они сочинили на английском языке веселую, по обличительную комедию (которую назвали «Кулачное право») применительно к умственному уровню тех, которых они считали своими зрителями. Комедия была поставлена в Клэр-Холл; на это зрелище был приглашен мэр со своими собратьями (горожанами) и их жены, или, вернее, именно те, кого здесь разоблачали. Для горожан, со всех сторон окруженных студентами, были предназначены удобные места, где они могли бы видеть и быть видимыми. Здесь горожане увидали себя в своих собственных одеяниях (взятых напрокат студентами) так живо изображенными со своими привычками, жестами, речью, ужимками и выражениями, что было трудно решить, кто был настоящий горожанин - тот ли, кто сидел рядом, или тот, кто играл на сцене. Смирно сидеть они не могли из-за раздражения, уйти они не могли из-за окружения, и они вынуждены были терпеливо ждать, пока не были отпущены по окончании комедии».
Городская корпорация, так же как это делали все англичане эпохи Тюдоров, которые считали себя обиженными, апеллировала к Тайному совету. Разумные советники королевы действительно «сделали легкий частный выговор главным актерам», но, когда город продолжал назойливо добиваться их дальнейшего наказания, Тайный совет обратил это дело в шутку, предложив прибыть торжественно в Кембридж, чтобы посмотреть комедию вторично сыгранной и судить ее на месте.
Этот курьезный случай показывает не только давнишнюю враждебность, но и личную близость, которая то где существовала между городской корпорацией и университетом. Кембридж эпохи Елизаветы был небольшой общиной, в которой все руководящие лица были известны друг другу, а также населению, состоящему из горожан и студентов. В 1586 году в Кембридже было 6500 жителей, из которых 1500 были связаны с университетом.
Значительная часть ремесленников обрабатывала землю, по нескольку акров каждый, на городском поле за рекой Кем, и, кроме того, было много небольших фермеров в пригороде. Лавки и фермерские строения на городских улицах были деревянные, бревенчатые, обмазанные глиной; за ними скрывались извилистые проходные дворы, остатки которых еще сохранились за современными кирпичными фасадами улиц. Таков был город, где возчик Гобсон, получивший в 1568 году в наследство от своего отца двухколесную телегу и 8 лошадей, положил скромное начало новому виду транспорта с верховыми и колесными перевозками, который приобрел известность во всей Восточной Англии; Гобсон обогатил город Кембридж гобсоновским водопроводом и, наконец, был увековечен двумя небольшими поэмами (разного достоинства) молодого Мильтона, учившегося в Крист-колледже.
Вряд ли Кембридж был больше известен своим университетом, чем своей трехнедельной ярмаркой, устраиваемой в сентябре на жниве городских полей, между дорогой Нью-маркет и рекой Кем.
Там Северная и Южная Англия обменивались товарами, привезенными по суше и воде. Возводились ряды с лавками, где север закупал для себя хмель и продавал свою шерсть и сукно. Купцы из Нидерландов, из прибалтийских стран и крупное лондонское купечество вели здесь широкую торговлю сукном, шерстью, соленой рыбой и зерном. Во времена, когда еще не было коммивояжеров, такого рода ярмарки были необходимы для торговли, и самая большая ярмарка в Англии была Стаурбриджская: здесь продавались всякого рода товары – оптом и в розницу; домашние хозяйки, деловитые и веселые, прибывали издалека, чтобы оборудовать свои дома или пополнить свои шкафы посудой и посмотреть «ярмарочные забавы». Здесь было также много земледельцев и добрая половина всех бейлифов Восточной Англии. С точки зрения наших современных понятий может показаться странным, что юрисдикция над этим огромным ежегодным торговым ульем находилась в руках университета. Стаурбриджская ярмарка могла начаться только после того, как на площади торжественно появлялся вице-канцлер университета и объявлял ее открытой.
Первым необходимым условием восстановления и роста народного богатства при Елизавете являлась честная чеканка монеты. Ее отец, как уже выше указывалось, оставил после себя страну в неописуемом беспорядке, произведя «порчу» монеты в последние годы своего царствования и, таким образом, вызвав при Эдуарде VI и Марии такой скачок цен вверх, что за, ними не могли угнаться ни уровень заработной платы, ни размеры фиксированной ренты. После урегулирования религиозного вопроса (в 1559 году) другим крупным делом Елизаветы было такое же смелое разрешение жгучего финансового вопроса. В сентябре 1560 года она объявила об изъятии из обращения обесцененных монет и обмене их на новые деньги по курсу, несколько меньшему их номинальной стоимости. Ловкость и удача, с которыми эта опасная финансовая операция была проведена, свидетельствуют, что новая королева и ее Тайный совет прекрасно сознавали экономические задачи правительства, в то время как многие иные – в других областях великие - правители не понимали их и шли по неверному, роковому пути. Начиная с этого времени и в дальнейшем цены начали делаться устойчивыми. Они продолжали постепенно расти на протяжении всего ее царствования и более быстро – при Якове и Карле I – вследствие возрастающего влияния ввоза нового золота и серебра из рудников Испанской Америки. Но теперь размеры заработной платы могли в большей мере соответствовать уровню цен, и постепенно, по мере того как кончался срок аренд, в соответствии с ценами и заработной платой устанавливалась и рента. Неуклонный, но уже более не катастрофический подъем цен способствовал процветанию торговли и промышленности, помог создать новые виды производства и найти новые рынки.
