Господство аристократии не ограничивалось парламентом. В каждом районе сельской местности обычай, гордость, боязнь и надежда на покровительство связывали простой народ с каким-нибудь значительным «домом», который представлял их район в глазах Шотландии. Лэрды, как назывались мелкопоместные дворяне Южной Шотландии, привыкли употреблять оружие, с которым они обычно не расставались, находясь вне дома; местный вельможа угощал их по-королевски на банкетах в своем особняке, поддерживал их жалобы, покровительствовал им, уверенно ожидая, что в ответ они последуют за его штандартом, если он поднимет его за правительство, которое дало ему должность, или против правительства, которое пренебрегло его притязаниями.
Если бы виги и якобиты перешли врукопашную, то каждый район собрался бы под знаменами Аргайла, Атолла, Мара и некоторых других вельмож и Южная Шотландия немногим бы уступила в этом отношении Горной области. Если бы вся знать объединилась против правительства, маленькая шотландская армия не смогла бы долго удержать ее в повиновении. Но, подобно другим классам, шотландская знать не была сплоченной. Почти все, кто занимался политикой, были жадны на должности, почти все были вынуждены поддерживать свое положение феодалов на скудную ренту и платежи натурой с населения отчаянно бедной сельской местности, и они все привыкли рассматривать должность как естественное подспорье для финансов крупной знати. Но многие как в лагере якобитов, так и среди вигов были столь же патриотичны, как и своекорыстны, а некоторые были, кроме того, проницательными и ловкими государственными деятелями: они знали, как следовать истинным интересам своей страны, а их аристократическое положение и воспитание поставило их выше необходимости искать популярности у толпы. Таковы были люди, которые приняли решение об унии.
За знатью шли лэрды, или сельские джентльмены. Их высокие каменные особняки, каждый со ступенчатым орнаментом на фронтоне крыши, мрачные и похожие на крепость, возвышались в безлесном, не знающем огораживания ландшафте. Архитектура здесь не процветала, как в Англии. Многие из этих сельских домов выросли как неуклюжее добавление к военным башням прежних дней. Редко какое-нибудь окно было обращено на северную сторону, даже когда этого требовал прекрасный и неповторимый пейзаж. Время газонов, аллей и обнесенных стеной садов еще не наступило. Фермерские постройки с их грубыми запахами и мусорными свалками примыкали к господским домам; хлебное поле подходило к их стенам с одной стороны, а с другой находился запущенный сад с капустой, лечебными травами и местными цветами.
Внутренняя часть дома была равным образом лишена роскоши, обычной на юге острова. Обстановка была самая простая, на полу не было ковров, на стенах обычно отсутствовали обои, панельная обшивка, ковры и картины. В спальнях, за исключением вызывавшей зависть «каминной комнаты», не было каминов. В гостиной всегда находилась приготовленная для гостей кровать, так как для захмелевшего лэрда не всегда было безопасно ехать домой ночью.
Гостеприимство выражалось в обильном угощении простым мясом, приготовленным в виде одного блюда, запиваемого шотландским элем и французским коньяком и кларетом, а в Горной области – местным виски. Чай был известен шотландским подданным королевы Анны только как дорогое лекарство. Бережливость была жестокой необходимостью, но гостеприимство было национальным инстинктом. Соседи прибывали верхом с неожиданным визитом на полдня; их сердечно принимали, так как развлечений в сельском доме тогда было меньше, чем в современной Англии.
В окрестностях Эдинбурга и других городов развлечением, освященным веками, был гольф. Повсюду в Шотландии охотились (на зайцев, белых куропаток, глухарей или простых куропаток) с собаками, ястребами, силками и реже – с длинным ружьем. Но красный зверь, некогда часто встречавшийся повсюду, был уже загнан в узкие долины Горной области. Необычайное изобилие лососей и форели не только доставляло хорошее спортивное развлечение, но и давало дешевую пищу для народа. В некоторых местах джентри презирали лосось, как блюдо, которым пресытились, а сельскохозяйственные рабочие бросали работу, если их кормили лососиной каждый день.
Джентри Южной Шотландии разделялись примерно поровну на пресвитериан и епископалов – разделение, которое едва ли отличалось от политического деления на вигов и якобитов. Тори в английском смысле слова здесь не было, так как английский тори был епископалом, который принял революционные порядки, поскольку революция оставила его церковь государственной и привилегированной, тогда как в Шотландии и после революции епископальная церковь осталась отделенной от государства и, согласно закону, не пользовалась веротерпимостью; шотландские епископалы, следовательно, неизбежно были якобитами, стремившимися к контрреволюции для своего освобождения. В этом было существенное различие между английскими и шотландскими политиками, и оно оказывало сильное влияние на социальную жизнь и отношения в Северном королевстве.
Семейная и религиозная дисциплина была более строгой в пресвитерианских, чем в епископальных семьях. В домах якобитов было обычно больше удовольствий и свободы. Но глубокое пресвитерианское благочестие и суровое чувство общественного долга не проявляли терпимость к пьянству, праздничному гостеприимству, глубокой учености и свободомыслящей культуре. Когда Анна взошла на трон, псалмопение, проповеди и импровизированные молитвы в епископальном молитвенном доме во многом походили на проповеди и молитвы пресвитерианской церкви. Молитвенник начал появляться в некоторых молитвенных домах только в последней половине ее царствования. Доктрины, исповедуемые соперничающими сектами, мало отличались друг от друга, за исключением вопросов церковного управления, но даже и в этом различие было невелико, принимая во внимание, что епископалы также имели своих пресвитеров и церковные сессии, которые занимались вопросами морали.
Различие, следовательно, было глубоким только в политических вопросах; оно не касалось основ общего шотландского мышления и цивилизации. Свободная мысль, однако, не проникла еще из страны Шефтсбери и Болингброка в страну Юма. В царствование Вильгельма III несчастный эдинбургский студент был повешен за высказанные им сомнения о Троице и авторитете Священного Писания, причем эти сомнения были высказаны в таких выражениях, которые в лондонской кофейне вызвали бы только неодобрительные замечания.
Почти все шотландские семьи, особенно семьи джентри, регулярно посещали или приходскую церковь, или епископальный молитвенный дом, где получали одни и те же духовные лекарства, только разбавленные различным количеством воды. Бедность и религиозные споры привели к образованию национального характера, пренебрегая острыми политическими различиями и объединяя всех шотландцев в умственном и моральном антагонизме по отношению к более богатой и более свободомыслящей цивилизации на юге от Чевиота. Популярность «Спектейтора» Аддисона и Стила среди эдинбургских леди и джентльменов в конце царствования Анны была одним из первых примеров действительного культурного завоевания севера Южной Британией. Вследствие унии подобные влияния становились все более частым явлением.
Духовное единство нации крепло, а взаимопонимание классов, составляющих эту нацию, все увеличивалось, потому что шотландские лэрды в те дни посылали своих собственных детей в деревенскую школу. Идея отправки сыновей шотландских джентльменов в английские «общественные школы» была неприемлемой как по причине бережливости, так и из-за патриотизма. Воспитание в деревенской школе усиливало любовь юного лэрда к родной стране и вызывало у него, когда он становился взрослым, симпатию к арендаторам его земли, которые некогда были его школьными товарищами. Резкий шотландский язык, которого не стыдилась и знать, предания и баллады округи были общим наследием всех. Вот почему два поколения спустя, в дни Бёрнса и Скотта, поэзия и предания Шотландии распространились и завоевали воображение людей, воспитанных в менее счастливых странах, где богатые и бедные не имели общей культуры. Шотландия была одновременно и более феодальной, и более равноправной, чем Англия. Удивительная свобода слова, проявлявшаяся даже в отношениях между классами, стоявшими на совершенно различных ступенях социальной лестницы, характеризовала отношения между людьми, которые сидели на одной школьной скамье и отцы которых скакали плечом к плечу во время набегов и столкновений.
