М. Глинников с Владом засмеялись.

— Как это у вас, газетчиков, в медицинских статьях называется? — спросил Влад.

— Типичные явления абстинентного синдрома. Сиречь — похмелье.

— Мудаки, — огрызнулся Пашка. — А у самих газетчиков же опыта больше. Один за другим окочуриваются от цирроза.

— Моя печень в порядке.

— Спасибо Галине.

М. Глинников взглянул на Пашку.

— Была бы у меня такая супруга, — ответил на его тяжелый взгляд Пашка, — я бы тоже не злоупотреблял, может. Сам удивляюсь, куда я смотрел, когда в ЗАГС шли. Наверное, на Райкину подружку, а не на мою обезьяну.

— Ладно! Сворачивайте дискуссию, — попросил Влад. — Лучше подумайте, как нам дальше быть. Предпримем мозговой штурм.

При последних словах Пашка поморщился и дотронулся до мокрого от пота виска. И как будто желая причинить именно ему еще большую боль, неожиданно где-то совсем рядом закричал все тот же ржавый петух. Крик доносился уже из-за угла дома слепой.

— Нет на тебя пушки, барракуда! — прорычал Пашка.

— Оставь его в покое. Он имеет право, — сказал М. Глинников.

— А как насчет того, чтобы не вставлять мне отмычку в мозг?

— Ты кого имеешь в виду? — спросил М. Глинников.

— Мозго…, — Пашка выругался.

— Компаньоны! — призвал их Влад. — Ваши соображения? Как нам узнать имя этого населенного пункта? Во-первых. Во-вторых, что делать, если мы прибыли туда, куда следует?

— Ответ очевиден, — сказал М. Глинников, перекладывая старый финский плащ из руки в руку. — Надо занять где-то наблюдательную позицию и подождать, не появится ли здесь кто-то еще.

Пашка фыркнул от возмущения, глаза его остекленели.

— Бред какой-то сивой кобылы! — воскликнул он. — Мы можем торчать здесь до третьего пришествия.

— Почему третьего? — поинтересовался М. Глинников.

— А я знаю? — с неудовольствием откликнулся Пашка. — Жиды говорят одно, православные другое, исламисты третье. Полная энтропия. Может, и первого не было.

— Э, это явно чужие разборки, — сказал Влад. — Ближе к делу.

— Чего это чужие? — возразил Пашка. — Исламисты лезут изо всех щелей. Так и норовят подложить свинью, бомбу, говорят, богоугодное дело.

Влад глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

— Это имеет хоть мизерное значение для нашей проблемы? — тихо спросил он. — Имеет или не имеет? — повторил он, слегка свирепея и пронизывая собеседников поистине арктическим сине-зеленым взглядом.

— Ну-у… — М. Глинников вытянул губы трубочкой.

— Конечно, имеет! — выпалил Пашка. — Иной раз сам задумаешься… э-эх! мать моя женщина, барракуда, все помирать будем. А дальше? Труба?

— Темный тоннель и свет впереди? — уточнил М. Глинников, осклабясь.

— Да нет, полный капец, — объяснил свое понимание трубы Пашка.

— Можешь не беспокоиться, один из кругов тебе обеспечен, — сказал Влад.

— Какой круг?

— Такой, где стоят по пояс, а напиться не могут.

— Воды?

— Если бы воды, — усмехнулся М. Глинников, подхватывая шутку.

— Так я уже там!! — закричал Пашка.

— Итак, насколько я понял, коллеги, есть два предложения, — сказал Влад. — Ожидать и срочно рвать отсюда.

Пашка кивнул, бормоча «срочно».

— Срочно рвать, — продолжал Влад, — несмотря на то, что у бабки в избе полные ведра и дрова нарублены. Несмотря на то, что мы даже не знаем точного названия этого населенного пункта. Короче, ни в чем не уверены. Но можем предполагать, что здесь есть еще кто-то.

— Мм, — простонал Пашка, — я не все понимаю из вашего доклада, командир, но мне кажется, все проще. Как говорится, верь глазам своим, и точка. Где «Понтиак»? Это не инвалидка, которую можно загнать в крапиву.

— Там предлагалось наоборот не верить глазам своим, — возразил М. Глинников. — Вот он, наш посконный алогизм. Наверное, здесь лучше действовать вопреки очевидному.

— Нет, у Крылова-то в чем была фишка? — спросил Влад. — Как раз в том, чтобы верит глазам, а не надписям. Не верь глазам своим, увидев на клетке слона надпись «Моська».

— Это вообще-то Прутков, а не батюшка…

— Ты бесценный член экипажа. Что бы мы без тебя делали?

— Заблудились бы в надписях, — сказал тот.

Пашка вытаращился на них.

— Или у меня такой бодун, барракуда, или — он у вас, — проговорил он.

— Значит, на этой деревне написано: НИКОГО НЕТ, КРОМЕ СТАРУХИ. Но мы не верим надписи и остаемся, чтобы проверить свои догадки и развеять сомнения, — заключил Влад. — Логично?

Пашка в задумчивости поскреб тугую потную щеку.

— У меня есть такое ощущение, что мы увязаем, — сказал он, посматривая по сторонам, — по уши… Кстати, а на том заколоченном доме какая надпись? ПУСТ?.. Ну, пойду уж посмотрю, раз пошла такая логика. — И он двинулся мимо поленницы дров и кустов сирени к соседнему дому, перепрыгнул канаву. Влад с М. Глинниковым наблюдали за ним. Из окошка бабкиной избы смотрела черно-белая кошка. Вверху реяли белогрудые ласточки, ознобно цвиркая. «И откуда здесь берется мука? — рассуждал Влад. — Не с вертолета же сбрасывают?»

Из дома с заколоченными окнами вышел Пашка. У него было кислое лицо, но что-то в нем таилось. Пашка смахнул с плеча сор, паутину и вдруг показал какую-то бумажку.

— Пляши, Ватсон! Тебе письмо! — воскликнул он, идя к ним. — Вот, читайте, кэп. — Он сунул мятый конверт Владу.

Тот разглядывал грязный прямоугольник бумаги с выцветшими каракулями. «Не разберешь», — пробормотал он.

— Чего там разбирать, — Пашка ткнул пальцем, — «куда» — Глинская обл., Еленевский р-н, дер. НОВАЯ ЛИМНА.

— А кому письмо? — спросил М. Глинников, заглядывая через плечо Влада.

— Как кому? Глинникову М. и остальным следопытам.

— Пра… Стерлось.

— Дай-ка. — М. Глинников взял конверт. — По-моему, Пра-со-ло-ву. Или «вым». — А откуда?.. Тут пятно.

— Ниоткуда. Главное: вот вам НОВАЯ ЛИМНА! — торжественно провозгласил Пашка. — Я же чуял, что там что-то найдется. Пожалуйста. А вообще там полный срач. Входя, сразу можно свалиться в погреб, — полы наполовину разобраны. Меня только шестое чувство спасло. Или седьмое. Со счету собьешься с этими парапсихологами и всякими Чумаками.

— И что нам дал этот эксперимент? — спросил Влад. — Тезис верен? Не верь глазам своим? Даже в ПУСТОМ ДОМЕ можно что-то отыскать. Но людей ты там не встретил?

Пашка поежился и встряхнулся.

— Сквозь потолок кусок толя свешивается — натуральный жмурик. Если б не яма на выходе, сразу выскочил, а так пока по балке пробирался, одумался, повернулся, смотрю: да это какая-то рвань! Но мне показалось, что там кто-то бывает. Зверь или человек. — Пашка оглянулся на дом и передернул плечами. — Больше я туда не пойду. Нехорошо на душе, блин, как-то. Как будто там кого-то замочили.

Влад посмотрел на него.

— Ладно, что тут топтаться, паранойю распалять. Ретируемся.

— Куда? — с надеждой спросил Пашка.

— Сядем на опушке, подождем немного.

— Сколько?

— Ну, час.

— Ловлю на слове, капитан! — воскликнул Пашка. — Глинников, ты слышал? Сверим часы!

Откуда-то из-за леса наплывал звук мотора. Они замолчали, прислушиваясь.

— Техника?

Вскоре стало ясно, что это самолет. Небольшой самолет летел довольно низко над лесистыми холмами напротив леса, где они сидели на опушке в серебристых травах с метелками.

— Пожарники? Или ваш КБ собственной персоной?

Они провожали самолет взглядами.

— А помните «Последний дюйм»? — вдруг спросил Влад.

Все посмотрели на него, на растрескавшуюся кожанку, отец Влада, Андрей Никитаев, был летчиком гражданской авиации; Влад в военкомате просился в Воздушные Силы, но его заперли на море, в Северодвинск. Но и до и после службы Влад больше любил землю — колесить по дорогам на «Яве», потом на «Чезете» в летном кожаном шлеме отца и в его прочной куртке, мечтая о настоящем «Харлей Девидсоне» с рабочим объемом цилиндров 1300 кубов и пятиступенчатой коробкой передач.