— Что-то ты заговорил не по-русски как-то?

— Заговоришь тут по-чучмекски, блин. Вот радость! Возвращаться. Я говорил, поехали сразу в Крым.

— А я говорила: на Радугу.

— Спасибо, я уже раз был, насмотрелся на это отребье.

— Вот и хорошо, и никуда не поедем. Лезь в свой Виндоус и висни там железом.

Кир не смог сдержать довольной улыбки. Он сказал, что да, считает себя железом, высокоточным и умным, а мир — операционной системой. Но это не повод возвращаться и торчать в городе, вдыхая углекислый газ вместе с родителями. Ведь и родители надоедают! Нет, они продолжат это сканирование системы. И обойдутся как-нибудь без цыганских рупий. Но Маня ответила, что не обойдутся, трассовать в этот раз безмазово, такой уж расклад. Кир возражал и пытался убедить ее логическими доводами. Но Маня уперлась и не хотела подбрасывать рубли. Как будто рупии не деньги! Негодовал Кир. Деньги, соглашалась Маня, но очищенные водами Ганга.

— Постой, но ты говорила о стеблях! — вдруг осенило Кира.

Маня растерянно взглянула на него.

— Говорила? — наседал Кир. — Так давай нарвем. Как он выглядит?

Маня не отвечала.

— Что? Птича, дитя-цветок, ты не знаешь, как выглядят растения?

— Да знаю, — ответила она и сжала губы.

— Так в чем дело? Или это не растет у нас? А лишь в Китае? в Индии?

— Растет… Только я не врубаюсь, короче, как это делать.

— Как так? А в этой книжке не написано?

Она покачала головой и призналась, что читала об этом только у Гессе в «Игре в бисер».

— Тойфел! Черт! Вот оно что!.. Блефуешь, Птича? — Кир присвистнул. — А у честных наивных парней крыша едет набок от всего… рупии, гексаграммы. Попробуй истолкуй желтую кожу коровы или какого-нибудь возгордившегося дракона! В итоге я уже не соображаю, где мы и куда путь держим. И… не удивлюсь, если тот водитель заговорит на монгольской мове.

— Что ты делаешь, динамщик! Не стопь его! Мы еще ничего не решили! — воскликнула Маня.

— Он за нас решит, — ответил Кир, — видишь марку? «КАМАЗ». Это же твоя маза и камасутра в придачу. Вот новый метод, без рупий и китайских церемоний.

Но «КАМАЗ», тяжко пыхтя, промчался мимо, а вот идущий следом серебристый «Понтиак» вдруг начал тормозить и остановился. Длинный нескладный Кир в синей бейсболке открыл дверцу, нагнулся: «Подвезете?» А получив утвердительный ответ, замялся, оглянулся на девушку и снова нагнулся над раскрытой дверцей. «Только мы… как бы автостопщики», — проговорил он с вопросительной интонацией. Мужчина кивнул. «Садитесь, если по пути». — «По пути, — тут же откликнулся радостно парень. — Нам все равно куда, лишь бы ехать, — чем хорошо идти!» Он оглянулся на девушку с распущенными рыжими волосами в рваных джинсах, плетенках на босу ногу и в клетчатой рубашке навыпуск. «Ну чего, Птича?!» Нехотя она уцепила рюкзак за лямку и направилась к автомобилю. Парень подхватил свой рюкзак, поставил его в салон и спросил, куда ему садиться, вперед или назад? Мужчина ответил, куда угодно, и парень уселся рядом с ним. А девушка разместилась на заднем сиденье. Хлопнули дверцы, и автомобиль, пропустив две или три машины, вырулил на стремнину трассы и быстро набрал скорость.

В окна с приспущенными стеклами задувал теплый ветер. Мотор мягко гудел впереди, быстро тянул, нес машину с тремя седоками. Девушка смотрела сначала неотрывно и бездумно в окно, подперев полную щеку рукой в разноцветных бисерных нитках и слушая вполуха завязывающийся дорожный разговор. Потом сняла с груди матерчатый прямоугольный мешочек, вышитый бисером, все вытрясла из него, пересмотрела. И нахмурилась еще сильнее, поджала некрашеные губы. Покопавшись в карманах джинсов, расстегнула верхний клапан рюкзака, вынула аптечку в коробке, обтянутой кожзаменителем, порылась там. Достала мыльницу, открыла и ее, и в салоне сразу повеяло жасмином, но аромат быстро растворился в теплых потоках июльского воздуха, и снова запахло бензином и нагретым асфальтом. Сунув все обратно, она извлекла из того же клапана целлофановый пакет, и в ее руках оказалась книжка с чернеющей на малиновой обложке надписью: ИЦЗИН Книга Перемен. Она пошарила в пакете, потом заглянула в него. Пакет был пуст.

Некоторое время она сосредоточенно рассматривала серые узоры рисунков на обложке, напоминающих вышивку по шелку: древесные кроны, беседки с характерно изогнутыми крышами, птицы, горбатые мостики, лодка с гребцом и пассажиром… наверняка поэтом. Ну уж за столиком явно заседали мудрецы, трое мудрецов в халатах и шапках, — потому что столик этот больше походил на какую-то трехмерную карту с крошечными горами и петлями рек.

Девушка покосилась на Кира и решительно раскрыла книгу наугад.

Начав читать, она быстро взглянула на беловолосый затылок водителя. Дочитав, поймала отражение его лица в зеркале и некоторое время изучающее рассматривала его, пока водитель мельком не взглянул на нее, — или так ей показалось. У него были зеленые глаза, надбровная дуга лиловела то ли ушибом, то ли просто бликом света.

Закрыв книгу, она убрала ее в верхний клапан рюкзака, и вдруг заметила между колен тройное ребро монетки. Чуть не вскрикнув от радости, Маня осторожно достала тяжеленькую монету с тремя львами на одной стороне и с английской и индийской надписями: INDIA 5 Rupees — на другой.

— Здесь я, наверное, сверну, — сказал беловолосый мужчина, кивая на дорожную развязку впереди. — А вы?

— Нам по барабану! — откликнулся Кир. — Куда вы едете?

— Куда? — переспросил мужчина и, немного подумав, ответил: — В деревню…

— Лес там есть? Речка? — спросил Кир.

— Да, — неуверенно ответил мужчина. — По крайней мере, мельница была… Вряд ли ветряная.

— Мельница? — недоуменно спросил Кир.

Неожиданно захныкал, как капризный младенец мобильный телефон в специальном гнезде на панели. Мужчина бросил взгляд на синий дисплей, но к трубке не притронулся. Звуки стихли.

Надвинулась тень моста, «Понтиак» под него поднырнул и начал плавно поворачивать, — и вот уже ехал над дорогой по мосту. Вдалеке замаячила труба ТЭЦ, обрисовались силуэты города в дрожащем июльском мареве.

— А мы свои мобилы принципиально оставили дома, — заявил Кир. — Чтобы путешествовать в автономном режиме. Иногда полезно сбросить все параметры настройки, очистить СМОС-память. Короче обнулить установки.

Мужчина посмотрел на него.

— Разве это возможно?.. — проговорил он, снова глядя на дорогу.

— Почему невозможно?! — воскликнул Кир.

— Кир, речь не о железе, а о человеке! — не выдержала Маня.

— Амнезия! — откликнулся Кир и, повернувшись к девушке, торжествующе взглянул на нее. — Человек тоже обнуляется, подруга!

— Это заболевание, — возразила Маня, глядя в окно на бесконечные вереницы берез и огневеющие на взгорках заросли иван-чая.

— Не скажи, — ответил Кир. — Это… философия!

Маня хмыкнула.

— Да, а что, — продолжал Кир, — марксистко-ленинская. Твой Мао Цзэдун, например, как раз и развернул кампанию обнуления: культурную революцию. Или Пол Пот.

— Он такой же мой, как и твой, — отозвалась Маня.

— Нет, тебе он ближе, как и вся азиатская дичь: Умка, БГ, Алик Кувезин и Лао-Цзы.

— Кир, хватит прикалываться.

Кир засмеялся.

— Что, тебе уже не нравится эта компания?

Маня не отвечала, продолжая смотреть в окно. «Понтиак» еще некоторое время катил по асфальтированной дороге, потом свернул на грунтовку. Под застывшими сизо-белыми валунами облаков простирались поля с зеленеющими в оврагах рощицами, в воздухе носились, лавируя маленькими яхтами с косыми парусами ласточки или стрижи. На холмы уходил строй столбов с проводами. Иногда где-то вдалеке показывались гранаты водонапорных башен, крыши домов, сады.

— А мельница в деревне, — вспомнил Кир, — что, до сих пор еще стоит?

Водитель словно бы ожил, пришел в себя, — хотя как он мог быть в забытье, если вел большой тяжелый автомобиль по тряской пыльной дороге? Маня украдкой взглянула на него в зеркало.