На снимке Дрю Мэнсону было чуть за тридцать – очки а-ля Дэвид Хокни,[25] напряженный взгляд из-под всклокоченных темных волос в стиле молодых интеллектуалов-шестидесятников. Мэнсон сидит за столом, оторвавшись от пишущей машинки со смесью удивления и интеллектуальной суровости на грубоватом лице, правая рука застыла над клавишами, словно его отвлекли от написания шедевра.

Подсказки лежали в прическе, отсутствии компьютера и дате издания под обложкой библиотечной книги в моей сумке. Но я не ожидал, что в бар войдет лысеющий мужчина под шестьдесят в тех же или очень похожих очках. Несколько секунд он стоял в дверях, оглядываясь с видом потрепанного жизнью человека с маленькой надеждой в кармане. Я поднялся и пошел ему навстречу:

– Мистер Мэнсон?

– Да.

Он говорил, как, по-моему, должны говорить выпускники старого Кембриджа, и я обрадовался, что выбрал интеллектуальный стиль, надев очки.

– Уильям Уилсон. Спасибо, что так быстро согласились со мной встретиться.

Мэнсон выглядел как истинный писатель: широкие вельветовые брюки шоколадного цвета, монограмма на галстуке, наверное, многое говорящая посвященным, твидовый пиджак с заплатками на локтях. Интересно, насколько все это настоящее. Я пустился рассказывать о новой серии книг о преступлениях, которую мое маленькое новорожденное издательство хочет запустить, переиздав дополненные новыми фактами бестселлеры.

– Меня интересует дело Глории Нун, ее сын недавно покончил с собой.

Мэнсон кивнул и со свистом втянул сквозь зубы воздух, серьезно что-то обдумывая.

Официантка принесла меню, и Мэнсон принялся изучать его с прилежностью близорукого профессора за проверкой экзаменационных работ.

– Бифштекс с кровью, зеленый салат и бутылку белого вина, а пока что я выпью бокал «Пуйи Фюме». – Сделав заказ и дождавшись, когда официантка скроется в кухне, Мэнсон повернулся ко мне и терпеливо улыбнулся. – Мистер Уилсон, это был крайне интересный рассказ, но даже мне, с моими скромными познаниями в издательском деле, очевидно, что вы не имеете к нему никакого отношения. – Он снисходительно посмотрел на меня поверх очков, ожидая возражений, но я молчал, и он с одобрением улыбнулся. – Теперь, когда я заказал обед, окажите мне любезность и объясните, кто вы такой и чего от меня хотите.

– Вас не проведешь, а, мистер Мэнсон? – усмехнулся я.

Он одарил меня сухой профессорской улыбочкой, и я выдал ему запасную историю о нашей с Биллом дружбе. Не думаю, что он купился, но по крайней мере успокоился, что я не пишу книгу, а возможно, моя путаная история разожгла его любопытство.

Мэнсон полез в карман пиджака.

– Поскольку вы вытащили меня подложным предлогом, я имею полное право потребовать возместить расходы.

Он положил передо мной билет на поезд. Я, смутившись, выудил из кармана деньги за билет, затем положил сверху еще десятку.

– На обратном пути возьмите такси до вокзала.

Он отодвинул банкноту.

– Билета достаточно, спасибо, и… – Он сделал глоток вина и кивнул. – Отлично. Я буду счастлив обсудить с вами дело Глории Нун в обмен на маленькую услугу.

– Какую?

Мэнсон растерял вдруг писательский вид и заговорил, слегка грассируя:

– Вы поделитесь со мной новой информацией по делу.

Я помолчал, делая вид, что обдумываю его предложение.

– Я не уверен, что откопаю что-то новое, но если так, буду рад поделиться с вами.

– Отлично. – Мэнсон сделал еще глоток вина. – Значит, мы друг друга поняли?

Я кивнул, и мы сидели в неловком молчании, попивая белое вино и отщипывая хлеб в ожидании обеда.

Официантка поставила перед Мэнсоном бифштекс, передо мной – равиоли и посыпала их пармезаном. Мэнсон с отвращением посмотрел на мой обед, взял нож и вонзил его в бифштекс. Кровь разлилась по белой тарелке, не смешиваясь с бурой мясной подливкой. Мэнсон положил кусок в рот, прожевал и сказал:

– Дела с ненайденным телом всегда интригуют. Как в случае с несчастной миссис Нун: скорее всего, она погибла, но ведь остается крупица сомнения. Может, она просто сбежала от нелюбимого мужа.

– А ребенок?

– Такое случается.

Мэнсон проткнул брокколи, насадил сверху ломтик дареной картошки, с нежностью посмотрел на композицию и отправил в рот.

– Наверное, хотя не так часто.

– Чаще, чем вы можете себе представить. – Он говорил, продолжая жевать бифштекс. – Я не утверждаю, что так и было, просто предположение. Нет тела – нет доказательства смерти.

– Как с лордом Луканом.

– Верно.

Мэнсон заработал мощными челюстями, и я отвернулся, чтобы не видеть, как его зубы перемалывают пищу.

– Что, по-вашему, случилось с Глорией?

– Вы читали мою книгу?

– Да. – Я прочел ее в поезде по дороге из Глазго, к своему стыду легко втянувшись в подробности жизни Глории. Я не узнал ничего нового. – Книга захватывающая, но вы дали улики, не сделав никаких выводов. Мне интересно ваше мнение.

– Не для протокола?

– Безусловно.

– Я думаю, Билл Нун убил свою жену.

Он медленно допил вино и улыбнулся, смакуя букет а может, убийство. Я дал знак, чтобы принесли вторую бутылку.

– Откуда такая уверенность?

Ну, – он поднял вилку, – я не сказал, что уверен, я сказал: я думаю, что такое могло случиться. Большая разница.

– Понял.

– Преступление держится на трех китах: способ, мотив, возможность. У Билла Нуна был полный набор.

– А как насчет любовника?

– Таинственный любовник. – Мэнсон отодвинул пустую тарелку и улыбнулся, когда официантка поставила вторую бутылку вина. – Может, он на пляже в Акапулько, пьет «майтай» вместе с Глорией Нун, может, он плод ее воображения, может, он убил ее, а может, Билл убил и его. – Я наполнил его бокал, и он улыбнулся. – Однако это значит, что кроме Глории у него никого не было – никто не заявлял о пропаже мужчины, который бы подходил на эту роль.

– Но он мог убить ее, избавиться от тела и вернуться туда, откуда пришел.

– Теоретически да.

– Но вряд ли?

Он пожал плечами:

– Если бы вы были издателем, я бы набросал вам план главы о вероятных любовниках Глории Нун, все в рамках закона, никакой клеветы – но, честно говоря, я не верю.

– Тогда какой у Билла мотив, если любовника не было?

Мэнсон отхлебнул вина и посмотрел мне в глаза:

– У каждого мужа есть мотив, разве нет?

– Я не знаю. Никогда не был женат.

– Да. – Он усмехнулся. – Я тоже, но если бы был…

– Развелись бы?

– Я хотел сказать, что наверняка нашел бы мотив. Он засмеялся и налил себе еще вина.

– По-вашему, у Нуна мог быть сообщник? – Этот вопрос не давал мне покоя с тех пор, как я увидел фотографию двух мужчин на берегу озера.

Даже подшофе Мэнсон мгновенно отреагировал на приманку перед собственным носом.

– С чего вы взяли?

– Просто подумал. Недавно видел похожее дело.

Мэнсон не стал спрашивать, что за дело, – знал, что я вру. Медленно, теребя ножку бокала, он сказал:

– Очень может быть. Вдвоем легче спрятать тело. Главная проблема… – Он улыбнулся. – Помимо нелегкой задачи найти желающего помочь тебе избавиться от трупа жены… главная проблема – найти того, кому можно верить. Если запахнет жареным или объявят награду, сообщник может сдать тебя с потрохами, чтобы спасти свою шкуру. Плюс к этому синдром Раскольникова. Желание покаяться не стоит недооценивать. Оно может быть очень сильным. – Он снял очки, помассировал виски и посмотрел на меня блеклыми усталыми глазами. – Но главное, чем больше людей знает о преступлении, тем больше шансов, что тебя поймают. Билл Нун прекрасно об этом знал. – Мэнсон подавил отрыжку. – Если у тебя нет доказательств, я скажу, что ты на ложном пути, приятель. Биллу пришлось бы найти сообщника, которому он мог всецело довериться, сообщника, не подверженного приступам совести, который не стал бы бахвалиться или болтать по пьяной лавочке. – Он пытливо уставился на меня и стал похож на собственный снимок с обложки, только голос звучал настойчиво, почти умоляюще. – Если ты что-то выяснишь, скажи мне. Я упомяну тебя в книге.