Я с облегчением услышал громкие немецкие голоса и позволил оттащить себя от стола. Я тяжело дышал, не пытаясь сопротивляться, надеясь, что не убил его. И тут кулак Коли врезался мне в лицо. Звук оглушил меня, и глаза наполнились кровью. Ноги подкосились, и я бы упал, если бы меня не держали. Боль была отупляющая. Я ждал второго удара, но не дождался. Незнакомый мужчина прокричал что-то, я ни черта не понял и не утрудил себя ответом.

Я сплюнул кровь и сказал:

– Отвалите все и заберите эту мразь, а не то я на хрен его прибью.

Я брызгал слюной и кровью, вряд ли меня кто-то понял, но все разошлись, оставив нас с Сильви вдвоем.

В наступившей тишине я уставился на фотографию дедушки Рэя с головой в медвежьей пасти. Момент триумфа с последующим обезглавливанием, вот и весь шоу-бизнес.

Сильви подняла на меня глаза. Бахрома платья сбилась на талии, красная помада размазана по лицу. На голове по-прежнему дешевая диадема, съехавшая набок, – не сорванный нимб, глупая мишура. Она сидела выпучив глаза, ее голос звучал слабо, словно издалека:

– Что ужасного в том, что тебя называют шлюхой?

Фокусы для взрослых ничем не отличаются от фокусов для детей. Разница в подаче, шутках, уловках, которыми ты отвлекаешь внимание и заставляешь публику верить в чудо.

Я всегда считал детских фокусников неудачниками, любителями и латентными педофилами. Теперь же я был только рад, что выступлю перед семейной публикой. Я смогу показывать фокусы, не вспоминая про берлинский кошмар.

Я попрощался с Эйли, повесил трубку и постоял в будке, соображая, что делать дальше. В округе с дюжину приличных баров. Я отбросил мысли о пиве и пошел по Тронгейту мимо обретших спасение проповедников, защитников животных, уличных музыкантов, продавцов цветов и поддельных духов, пока не добрался до дешевой оптики, которую приметил заранее. Я запасся одноразовыми контактными линзами, а затем отправился в парикмахерскую и постригся. В магазине я купил кричащую пурпурную рубашку. Наконец я вырвался из сутолоки Аргайл-стрит и направился в «Каморку волшебника».

Пособия для фокусников – как кулинарные книги: подходят для банальных трюков и элементарных блюд. Если же ты хочешь что-то действительно уникальное, придется поискать нужных людей и убедить их поделиться секретами. Для этого надо найти обитель мастеров, и, быть может, через какое-то время они снизойдут и заметят тебя, а потом, если проявишь смышленость, дадут пару советов. Кейнс по поводу теории «просачивающегося богатства»[23] сказал: все, что сочится из верблюда, – это верблюжье дерьмо. Он прав, на пути к успеху приходится глотать много дерьма.

Я толкнул дверь «Каморки», и знакомый колокольчик растрезвонил о моем приходе. Брюс как-то сказал, что его магазинчик похож на театр.

– Я даю покупателю время проникнуться обстановкой, таинственностью, и только потом появляюсь сам.

На первый взгляд ничего не изменилось. Длинный прилавок от стены до стены, приколы и безделушки под стеклом. Атрибутика подороже – в дальнем углу, поближе к логову Брюса, откуда он может присматривать за товаром. Над полками висят резиновые маски – старики и старухи, череда героев Бориса Карлоффа,[24] животные и политики, включая американских президентов, начиная с Никсона. На стенах копии старых афиш рекламируют Гарри Гудини и его последователей в львиных шкурах или длинных тогах, сражающихся с диким зверем, рвущих на себе цепи, балансирующих над адской пропастью. Бархатная штора, причудливый узор которой маскировал глазок, отодвинулась, и вышел Брюс Макфарлейн в коричневом рабочем халате.

– Уильям, давно не виделись.

Я три года не заглядывал в магазин, но Брюс, кажется, не удивился. Мы познакомились больше двадцати лет назад, ему было сорок пять, и мне, десятилетнему', он казался глубоким старцем. Сейчас ему под семьдесят, но выглядит он моложе, чем тогда. Я кивнул на экс-президентов.

– Джимми Картер, Брюс?

– Кто знает, Уильям, семидесятые в моде. Вдруг кто захочет вырядиться Королем арахиса. – Он вышел из-за прилавка. – Не знали своего счастья. – Он пожал мне руку, придерживая за локоть – высшая степень мужской близости для его поколения. Он улыбнулся, и я понял, что он рад меня видеть. – Проходи, я поставлю чайник.

Комнатушка все та же, неподвластная времени. Именно здесь бурлит жизнь: торговля, обмен, бахвальство и пересуды. Я ждал, что кто-то заглянет на субботнюю чашку сплетен, но, к счастью, компанию нам составили только горы волшебных запасов.

– Ты один?

– Как «Мария Селеста», Уильям. В Пейсли собрание фокусников. Я бы поехал, но мой субботний помощник сдает экзамены, и мать не выпускает его из дому. – Он покачал головой. – Не то что ты, а, Уильям?

– Да, мистер Макфарлейн, – улыбнулся я.

– Ты был моим лучшим помощником. Всегда приходил вовремя и всю зарплату тратил в магазине. – Вскипел чайник. Брюс положил в каждую чашку пакетик чаю, высыпал две ложки сахару, плеснул молока и добавил воды. – Но ты не прошлое вспоминать пришел, так ведь?

– Всегда приятно поговорить…

– Но ты пришел просить об одолжении.

Я взял чашку и сделал глоток. Слишком сладко.

– О совсем небольшом. – Я достал из внутреннего кармана записку, которую набросал в парикмахерской. – Я выступаю на благотворительном шоу…

Брюс поднял брови:

– Не похоже на тебя, Уильям.

Я оставил реплику без внимания.

– Если расскажу подробности, поможешь мне? Цель благородная.

– Конечно, помогу. – Он попробовал свой чай, нахмурился и добавил еще ложку сахару. – А теперь говори, что тебе нужно. – Звякнул колокольчик, Брюс оживился и вскинул голову, как попугай на банку с крекерами. Он досчитал до трех и сказал: – Извини, я сейчас…

Я посмотрел в глазок. Брюс приветствовал двух мальчишек, словно они великие махараджи. Через десять минут он вернулся, посмеиваясь:

– Фальшивые собачьи какашки.

– По-прежнему бестселлер?

– От восьми до восьмидесяти. – Он засмеялся. – Классика розыгрыша.

– Охрененно весело.

Брюс поднял брови:

– Тебе придется выбирать слова на детских утренниках.

– Извини, пойду вымою язык твоим особенным мылом.

Брюс засмеялся:

– Оно уже не так популярно, как раньше, но все равно смешно.

– Бессмертны лишь пластмассовые какашки.

– Да. – Брюс печально покачал головой. – К сожалению.

Мы пили сладкий чай с имбирным печеньем, и Брюс делился со мной новостями шотландской магии. Великого X обвинили в совращении малолетних.

– Я всегда чувствовал, что с ним что-то не так.

Брюс окунул печенье в чай, кивнул и сел прямо; пропитавшийся чаем кусочек отвалился и плюхнулся в чашку.

– Кстати… – Он покачал головой. – Видишь, что происходит в моем возрасте, впадаю в маразм. Какой-то парень искал тебя пару недель назад.

– Что за парень?

– Англичанин, сказал, что видел тебя где-то, но потерял телефон. Я сказал, что не знаю твоего номера, а он говорил так серьезно.

Брюс беспокоился, что я упущу работу или приглашение на телевидение.

– Скорее нахально?

– Немного, типичный наглый кокни. В армии таких было полно. Хорошие ребята, только уверены, что севернее Лондона жизни нет.

– Он оставил номер?

Брюс обрадовался:

– Точно, оставил. – И снова нахмурился, оглядывая забитую таинственными коробками и масками комнатушку. – Но куда я его дел?

Я отбирал реквизит для представления у Джонни, а Брюс рылся в бесконечных коробках и ящиках, воркуя над давно потерянными и вновь обретенными мелочами. Наконец вытащил клочок бумаги с нацарапанным именем и мобильным телефоном.

– Бинго! Я знал, что я его не выкинул. – Брюс оглядел мои покупки. – Завернуть?

– Как хочешь.

Он покачал головой, взял из кучи пушистого кролика и посмотрел на меня сквозь его длинные уши.