Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Мам, проехали, я буду носить ее с джемпером.

– Хорошо. – Она положила ложку и посмотрела мне в лицо. – Или лучше оставь ее в пакете до собственных похорон.

– Ты о чем?

– Посмотри на себя, сынок.

– Я в норме.

– Не похоже.

– Тем не менее.

Я выпрямил спину в надежде, что ровная осанка придаст убедительности словам. Но я знал, что она имеет в виду. Я смотрел в зеркало перед уходом: лицо опухшее со вчерашней ночи, кожа бледная после долгих дней взаперти, щеки отвисли еще больше со времени моей поездки в Берлин.

– Зачем ты здесь, Уильям?

– Хороший вопрос.

Она смотрела сурово, как в детстве, когда хотела выведать правду.

– У тебя неприятности?

Мне вдруг захотелось ей все рассказать. Я чуть не рассмеялся. Это как внезапное желание сунуть палец в розетку или прыгнуть под поезд в метро. Смертельно опасно, но соблазнительно. Я пригубил кофе и посмотрел ей в глаза:

– Конечно нет.

Уловка со взглядом никогда не работала.

Ты ведь не связался с наркотиками? Отец всегда переживал, что ты пошел в шоу-бизнес. Я говорила, ты Умный мальчик, но он твердил, что от наркотиков ум не спасает. Взять хотя бы Элвиса.

Мать смеялась над отцом, но в то же время соглашалась с ним.

– Наркотики ни при чем, мам, честно.

– Честно?

Она сделала глоток кофе в ожидании, что я развею ее сомнения.

– Честно. – Я пытался скрыть раздражение. – В моем деле мозги нужны чистые.

– Да, наверное.

– Как Бобби?

Ее лицо прояснилось.

– Красавец. Сын миссис Коуэн гуляет с ним после школы.

– Не знал, что собаки теперь учатся в школах.

Шутка убогая, но она польстила мне, засмеявшись.

– Ты знаешь, о чем я. Хотя, поверь мне на слово, он не глупее многих людей.

– Уж куда умнее сыночка миссис Коуэн.

– Не будь таким злым, Уильям. Он нормально учится.

– Хорошо.

Я потягивал кофе, радуясь, что мы перешли на нейтральные темы. Рано радовался. Усыпив бдительность, она нанесла удар:

– Женщина?

Я ответил ровно:

– Была женщина, мам, больше нет.

Она улыбнулась. Любовь – достойная неприятность.

* * *

Мы вышли из «Старбакса» и пошли по городу. Мама хотела увидеть мою квартиру. Я соврал, что у меня ремонт, и обещал пригласить в гости позже. Она спросила, каких цветов будут стены, и я назвал первые попавшиеся. Она только покачала головой. Мы забрели в «Маркс и Спенсер», она попричитала над ценами и попыталась залатать мои раны с помощью уцененного свитера.

– Мам, это не мой стиль.

– Ты уже стар для стиля, сынок. Пощупай, хорошая шерсть.

– Я никогда в жизни такое не надену.

Она неохотно отпустила протянутый мне рукав свитера.

– Приятный цвет. Тебе к лицу.

Цвет собачей блевотины, на мой взгляд. Я улыбнулся:

– Куда пойдем?

Она поправила вешалки, чтобы крючки смотрели в одну сторону.

– Мне кажется, это удачная покупка.

– Вряд ли, если он будет висеть в шкафу.

– Ну тогда да.

С другой стороны вешалок на нас уставилась модно одетая женщина. Я повернулся, и она отвела взгляд. Может, магазинная ищейка, а может, просто любопытная курица, у которой слишком много свободного времени. Я удостоверился, что мама стоит спиной, и беззвучно, но отчетливо сказал:

– Отвали. – Мать больно ткнула меня под ребра. – Что?

– Сам знаешь. Я совсем не этому тебя учила.

– Извини. Она на нас пялилась.

– И пусть пялится. – Она потащила меня к выходу. – А ты, великий волшебник. Не знал, что я вижу тебя в зеркало? – Она засмеялась. – Она всего лишь пронырливая старая карга. – Теперь и я рассмеялся. Мама утерла слезы. – Нет, ты все-таки вгонишь меня в могилу. – Выглядела она лучше, чем за весь день. Она протянула мне сумку. – У меня через час автобус. Может, выпьем по маленькой?

В заведении, которое мы выбрали, раньше был банк. Мама пришла в восторг от потолков и охнула, увидев размер бокала, но мужественно выслушала цену и, не дрогнув, расплатилась. Я понес бокалы к угловому столику с хорошим видом на зал. День клонился к вечеру, и в заиндевевшие окна старого банка падало нежно-желтое солнце. В предвечерних барах я испытываю почти религиозный экстаз. Несколько клерков в разных концах зала с бутылкой дешевого вина и парой кружек пива по цене одной как средством от всех болезней. Я всегда говорил, что скорее покончу с собой, чем буду работать в офисе. Как знать, быть может, придется отступить от принципов.

Мама повесила пальто на спинку соседнего стула и сделала глоток вина.

– Уильям, может, переберешься ко мне ненадолго? Пока снова не встанешь на ноги.

– У тебя мало места.

– Диван раскладывается, вполне удобно. Я спала там, когда отцу нездоровилось.

– А где будет спать Бобби?

– Я не пускаю его на диван.

– Ну да, уверен, что именно там он сейчас и нежится.

– Ненадолго, Уильям.

– Мам, мне и здесь хорошо.

Она посмотрела на меня так же, как в тот день, когда я сообщил, что бросаю университет ради магии.

– Хотелось бы верить. Что происходит, сынок?

– Ничего. У меня небольшой отпуск. – Я допил пиво. – В стиле двадцать первого века.

– Стиль для тех, кто может себе его позволить.

Пустой бумажник оттягивал карман.

– Хочешь еще выпить?

– Нет. – Она начала собираться. – Бобби волнуется, когда я уезжаю надолго.

Мы вернулись на автобусную станцию. Длинные ноги часов на Бьюкенен-стрит, застывших в полупрыжке, не сдвинулись с места, но руки-стрелки успели намотать не один круг. Автобус на Камбернолд уже подали, новый кондуктор продавал пассажирам билеты. Мама взглянула на очередь, убедилась, что не опоздает, и повернулась ко мне с серьезным лицом.

Уильям, я знаю, у тебя какие-то неприятности, но помни, что бы ни случилось, ты всегда можешь довериться старушке матери.

Я обнял ее. Трудно представить, что когда-то она была выше меня и могла уладить любые проблемы. Она достала кошелек из сумки, вынула двадцать фунтов и твердо вложила мне в руку.

– Мам, не надо.

– Не спорь, это ерунда. Потом вернешь. – Я наклонился и поцеловал ее в щеку. – Помни, что бы ты ни натворил, мамочка всегда будет тебя любить.

– Знаю, мам.

И я так хотел в это верить. Я проводил автобус и отправился назад в Галлоугейт.

Поздно вечером я вернулся из бара. С тех пор как мать отдала мне эту штуку, она жгла мне сердце куском адского угля, но я принял достаточно анестетиков, чтобы провести наконец вскрытие. Я сел на кровать, взял конверт, полученный от Билла больше года назад, и распечатал. Внутри оказалась карта. Я развернул ее и увидел обведенный красной ручкой берег лесного озера. Я снял очки, потер глаза и вынул из конверта еще кое-что – фотографию. Два молодых человека с мрачными усталыми лицами на берегу озера на закате или рассвете прекрасного летнего дня. Однако на снимок из отпуска не похоже. Один из мужчин – Монтгомери, молодой, не такой лысый и не такой пузатый, но вполне узнаваемый. Второй – выше, крепче, мощнее. Никогда не видел его прежде, но метод дедукции подсказал мне, что это Билл-старший, недавно почивший отец Билла. В руках Монтгомери газета за тот день. Никакой крови, насилия, растерзанных трупов или разбитых лиц, но что-то жуткое приковывало мой взгляд. Из-за этого снимка я столько претерпел в Берлине. По большому счету из-за него все и случилось, но я смотрел на него и не понимал, что же в нем такого. Я сунул руку в карман и нащупал зажигалку. Проще всего сжечь фото и покончить со всем этим.

Я положил его в конверт, нашел в ящике скотч и приклеил пакет к днищу шкафа. Потом придумаю тайник ненадежнее. Может, к тому времени я пойму, что прячу и что с этим делать.

IV

Я вышел из театра и увидел Сильви. Она стояла в полосе желтого света, падавшего из двери служебного входа. Сильви подняла голову и улыбнулась, как дива в предвкушении шоу. Что, в общем, недалеко от истины. Я помедлил, она зажмурилась на свету, и я отпустил дверь, оставляя нас в сумерках парковки. Некоторые фокусники говорят, что волшебство привлекает женщин, – может, и так, только со мной это почему-то не работает.

16
{"b":"184602","o":1}