– Да какого хрена! – крикнул в ответ женский голос.

Раздался смех, и азиатка открыла мне дверь. Я поднял бутылку:

– По глоточку вина для настроя?

Она прислонилась к косяку, выставив левое бедро, придерживая дверь правой рукой.

– Мы уже, спасибо.

Сквозь узкую щель я увидел блондинку: она сидела за туалетным столиком, сосредоточенно глядя в зеркало. На обеих длинные хлопчатобумажные платья, на лицах – толстый слой яркого макияжа. Азиатка улыбнулась и попыталась закрыть дверь. Я сунул ногу в комнату, и улыбка сползла с ее лица.

– Жак, позвони вниз, скажи, у нас тут придурок заблудился, – спокойно сказала она.

Жак оглянулась. Я примирительно поднял руки, но ногу не убрал.

– Послушайте, я к вам по делу.

– У нас полно дел, если ты не заметил, – устало сказала Жак.

– Точно. – В голосе второй появились вдруг резкие нотки. – В работе по уши.

– Одна из вас может заработать двадцатку.

– В наши дни на двадцатку не разживешься.

– Шаз, спроси, что он хочет.

Я вытянул шею, чтобы взглянуть на девушку в зеркале:

– Только бизнес.

Она не мигая смотрела в свое отражение, сосредоточенно рисуя мушку на левой скуле. Слишком сильно надавив на карандаш, она поморщилась.

– И никаких карт в рукаве?

Я улыбнулся и закатал манжеты:

– Смотрите сами.

Жак последний раз взглянула в зеркало, отложила карандаш и развернулась в кресле. Ее лицо выглядело острее, чем отражение, или, может, наша беседа начала ее раздражать.

– Шаз, впусти его наконец.

– Главное помнить, что мы не сестры милосердия и наши услуги стоят денег, – проворчала Шаз.

– Думаю, он это знает.

– Конечно, знаю.

Брюнетка отодвинулась, оставив узкую щель, в которую мне удалось проскользнуть, лишь совсем не думая о близости горячего тела под платьем.

Могу поспорить, они жили тут неделю, хотя и клялись, что приехали час назад. Стол завален косметикой, на исцарапанной поверхности лужица тонального крема, среди всевозможных банок и тюбиков – щипцы для завивки волос, бутылка вина и пара бокалов. Снятая одежда брошена на кровать. Из спортивной сумки торчал пухлый белый конверт с купюрами. Оценили их выше меня, но ведь они гвоздь программы, а я – всего лишь милая шутка.

Шаз закрыла дверь и прислонилась к обшарпанной батарее на стене, не спуская с меня глаз. Я потер кончик носа, и она, замявшись на секунду, глянула в зеркало и смахнула с ноздрей крупинки белого порошка, жадно втягивая воздух.

– Это все Билл, – смущенно сказала она и снова встала у батареи. – Так чего ты хочешь?

– Сущий пустяк.

Блондинка посмотрела на меня в зеркало, проводя по щеке кисточкой с пудрой.

– Билл-старший прислал Билла-младшего…

Азиатка бросила на нее быстрый взгляд, и я подумал, вправду ли они сестры.

Я улыбнулся:

– Очень мило.

Жак снова повернулась к зеркалу и, облизнув палец, принялась разглаживать брови.

– Может, уже скажешь, чего ты хочешь?

Я развел руки, точно звезда конферанса.

– Кто из вас, милые дамы, согласится быть моей ассистенткой?

Жак засмеялась. Шаз покачала головой, взяла у меня бутылку и выпила из горлышка.

– Совсем спятил. – Она передала бутылку Жак, и та налила себе бокал, – Билл с ума сойдет, если мы покажемся раньше времени. Весь праздник испортим.

– Он что, ваш управляющий?

Зря я это сказал, обе девушки нахмурились.

– Мы сами собой управляем, – жестко сказала Жак.

– Да я не в том смысле. Мне нужна помощь, а среди этой публики я вряд ли найду добровольца. Просто решил попробовать.

Блондинка устало глянула на меня:

– Спроси Хэтти из приемной, думаю, за полтинник она согласится.

– Ей хватит и двадцатки, – засмеялась Шаз.

Я спросил, не сестры ли они, и Шаз опять захихикала и обняла блондинку, словно позируя фотографу.

– Может, ты не заметил, но мы слегка разные. Черное дерево и слоновая кость, иногда выходит красиво.

Она взъерошила кудряшки блондинки, и я, кажется, понял их отношения.

– Ну, в Британии столько национальностей, у вас вполне может быть общая кровь.

– Только выпивка.

Жак нежно шлепнула Шаз по руке и занялась прической. Я бросил последний взгляд на смятую постель, разбросанную одежду и косметику.

– Если хотите по-быстрому смыться, вам стоит собрать вещи и оставить у двери.

Шаз красила ногти огненно-красным лаком, под цвет помады. Она подняла голову:

– Не волнуйся. Может, ты и фокусник, но исчезать мы и сами умеем.

Судя по оживленному гулу, народу внизу прибавилось. Я нашел девушку из приемной. Она представилась Конфеткой, хотя сомневаюсь, что это имя дали ей родители. Девушки оказались правы: Конфетка страшно хотела помочь – умирала от желания. Я объяснил, что от нее требуется, и пошел обратно. Билл не единственный, кому предстоит развлекать гостей.

Разноцветные огни с трудом пробивались сквозь завесы сигаретного дыма. В зале пахло алкоголем, потом и тестостероном. Их было человек двадцать. Вместо того чтобы сесть за отдельные столики по периметру, они предпочли собраться посреди зала, сбившись в тесное стадо, словно боялись повернуться друг к другу спиной.

Я подошел к бару, заказал двойной виски и стал высматривать Билла. Он разговаривал с коротышкой за центральным столом. Он стоял ко мне вполоборота, но, как заправский снайпер, почувствовал мой взгляд. Он обернулся и поднял вверх три пальца, давая понять, что скоро освободится. Я кивнул, глотнул виски, позволяя ему обжечь мне горло, и принялся изучать публику.

На первый взгляд они представляли собой образец сплоченности и единства. Но чем больше я смотрел на них, тем отчетливей проступали границы каждого кусочка этой мозаики. В их позах, осанке, движении плеч я разглядел принадлежность к разным «кланам», стиравшую возрастные границы, но проявлявшуюся в одежде и прическе.

В центре теснилась группка темных костюмов – каждое утро их обладатели втискиваются в вагоны метро, на ходу читая «Телеграф». Только вот в метро меньше стрижек под машинку и сломанных носов. Вокруг них шумная и, кажется, дружная компания, неустанно пополняющая бокалы. Эти парни и в джинсах выглядят будто в униформе. Я заметил, как они передали пару бокалов на стол парням в костюмах. Ответного жеста не последовало, но, возможно, я пропустил все действо. Дальше всех от центра сидели парни, которых я для себя окрестил Серпико.[6] Одетые с щеголеватой небрежностью, от которой так и веяло деньгами, они даже смеялись высокомерно. Если бы, оказавшись в чужом городе, я зашел в бар и увидел такую компанию, я бы развернулся и отправился искать выпивку в другом месте.

Гвалт стоял ужасающий. Но для мужских сборищ у меня свой рецепт. Когда-то Ричард заставил меня купить боекомплект несмешных шуток у одного из своих комиков-неудачников. Терпеть не могу эти тупые пошлости: они никому не нравятся, но мужики над ними всегда дружно ржут. Я повторил их про себя и от скуки стал представлять, чем вся эта братия промышляла бы, окажись они по другую сторону баррикад.

Из парня с кружкой светлого, что сидел слева от меня, вышел бы первоклассный грабитель банков, родись он чуть пораньше: никакой утонченности, только обрез в руке и взгляд, убеждающий, что он легко им воспользуется. Его сосед, проныра с хитрой улыбкой, – несомненно, карманник. Массивный боров за спиной Биллова приятеля – ну просто идеальный громила. Я обнаружил мошенников, наркодельцов, сутенеров и взломщиков и переключился на коротышку, с которым беседовал Билл: для полицейского очень маленький, едва впишется в нормативы; около шестидесяти, серый костюм, голубая рубашка и розовый галстук под цвет глаз. Кем бы он мог быть? Никаких сомнений. Обходительный Боссом в классическом костюме с бокалом бренди многолетней выдержки, кивком головы решающий судьбу врагов своих.