– Мужчины проходу не давали?

– Не то слово. – Она возбужденно засмеялась. – Они в восторге от нас, да ведь?

– Похоже.

Сильви улыбнулась, довольная, что я рад не меньшее ее, повернулась и расстегнула платье. Капли пота и фальшивой крови дрожали на бледной спине, словно крошечные миры под стеклом микроскопа. Я подавил желание провести пальцем по влажной линии позвоночника.

– Может, выпьем по кружечке?

Она засмеялась:

– Мне один только что предложил шампанского.

Я медленно отвернулся к стене и почувствовал себя старым развратником, глядя, как ее отражение в зеркале над умывальником стряхивает с себя платье. Я достал из кармана сигареты и закурил.

– Десять лет занимаюсь фокусами, и ни один мужчина не предлагал мне шампанского. – Я затянулся. – Пойдешь с ним?

– Нет, мне кажется, нам лучше отпраздновать вместе. – Она вытянула красную руку. – Меня угостишь? – Я отдал свою сигарету и закурил другую. Сильви завернулась в грязный халат и глубоко затянулась, будто курила траву. – Посмотрим следующий номер, и я помогу тебе с твоим любимым фокусом – исчезновением пива.

– Только если места в первом ряду, – сказал я, думая о холодном пиве в высоких запотевших кружках.

– Договорились. Занимай, я приду, когда приведу себя в приличный вид.

– То есть никогда.

Она легонько шлепнула меня по затылку и убежала в душ.

Народу было меньше, чем казалось со сцены, и я без труда занял столик в центре зала. В кои-то веки официантка не заставила себя ждать, и через пару минут я уже держал холодное пиво в одной руке и сигарету в другой. Я начинал понимать, что и у немцев есть свои плюсы. Я бы начал список с хорошего пива и возможности курить в общественном месте.

Близнецы Архард и Эрхард заканчивали акробатический номер, зеркальное самолюбование, приводившее в восторг компанию голубых за соседним столиком. Братья были покрыты зеркальной татуировкой: зеленые, черные и красные завитки вьются из-под тесных трико по груди и расползаются по рукам, подчеркивая рельеф мышц и стройность тел.

Близнецы походили друг на друга как две капли воды, но я без труда мог различить их. Не только по направлению рисунка на теле, но и по крохотным самодельным татуировкам на запястьях – альфа и омега, сообщавшие миру, кто первым, а кто последним вышел из чрева.

Архард ловко забрался на плечи брату, встал вниз головой на его ладони и медленно поднял правую руку перпендикулярно телу, Эрхард так же поднял левую. Они замерли, и мои соседи зааплодировали в экстазе. Впечатляюще. Я взглянул на часы, и в ту же секунду Сильви села рядом со мной, пахнущая свежестью и цитрусами.

– Крепкие ребята.

– Теперь ты знаешь, кого звать, чтобы открыть банку с огурцами.

– Ну, они не первые в списке.

– Нет?

– Нет, хотя запишу на всякий случай.

Я хотел спросить, кто же номер один, но слова утонули в восторженных криках соседнего столика, провожавшего близнецов со сцены. Рабочие-ниндзя шустро вытащили на сцену огромный лист пластика. Они опустили его на пол, убежали за кулисы и вернулись с настоящей ванной и полудюжиной ведер с водой. Над ванной установили трапецию, и я понял, кто следующий.

На сцену гордо вышел блестящий от масла Коля – мышцы напряжены, плечи расправлены, спина прямая вплоть до накачанной задницы. Выпуклость с другой стороны белого трико выглядела неестественно крупной.

– Кажется, он упаковал свое хозяйство, – прошептал я Сильви.

Но она не ответила, поглощенная Колей, который ходил кругами, как молодой Нуриев по сцене Большого. Он остановился, театрально растер в ладонях мел и бросил надменный взгляд на нас, смертных, слегка усмехаясь, точно большего мы недостойны, хотя я знал, что со сцены зал кажется сплошной темнотой.

Трапеция выглядела слишком высокой, но Коля подпрыгнул и, без труда схватившись двумя руками, медленно подтягивался, пока его грудь не поравнялась с перекладиной. На мгновение он замер, дав нам полюбоваться, и взмахнул ногами, поднимаясь над трапецией и падая вниз в неторопливом вращении на триста шестьдесят градусов, демонстрируя все свои мускулы. Наши соседи не притронулись к выпивке, завороженно глядя, как Коля петлей крутится на перекладине, вперед и назад, меняя хват, вращая стройными бедрами, как белое трико с бешеной скоростью мелькает на фоне черной сцены, все быстрее и быстрее, превращаясь в белый крутящийся клубок.

Я толкнул Сильви в бок, надеясь позабавить ее влюбленными взглядами соседей. Но она отодвинула мой локоть ладонью. Я посмотрел на ее приоткрытый рот и прижатый к зубам язычок… допил пиво и жестом заказал еще.

Коля оседлал трапецию, и она опустилась. Мгновение он неподвижно сидел над водой, затем послышался шорох иглы, и заиграла пластинка.

Сцену залил голубоватый свет. Коля качнулся взад-вперед, схватился за веревку, играя мускулами, и вдруг исполнил сальто назад, от которого у меня желудок свело. Сильви испуганно вскрикнула.

Коля схватился за перекладину и неподвижно повис над ванной, не глядя на публику, но купаясь в аплодисментах. Он нырнул в воду, не отпуская трапецию, намочив ноги и торс, и поднялся в мокром, облепившем тело костюме. Парни за соседним столиком посходили с ума, и Сильви присоединилась к их бурным аплодисментам.

Коля продолжал, забыв о зрителях. Он погружался в воду и взмывал вверх в сиянии брызг, словно ради собственного удовольствия.

Наконец он отпустил перекладину и ушел под воду с головой, скрывшись от глаз публики. Затем всплыл на поверхность и уставился в разверзнутые небеса, как человек, поглощенный горем.

Последняя дорожка скрипнула, пластинка остановилась, свет на сцене погас. Внезапно огни вспыхнули, Коля выпрыгнул из ванны, сделав кувырок в воздухе, и встал, раскинув руки, согреваясь в бурных овациях. Вода ручьями стекала с него на пластиковый коврик. Я оглядел зал и под светившейся надписью «Выход» заметил Уплу. На мгновенье наши глаза встретились, и она отвернулась.

Может, музыка, может, выпитое пиво остудило мой собственный восторг, но, глядя на финальный поклон Коли, я вдруг почувствовал, как на меня накатывает тоска.

Я поймал взгляд Сильви, она засмеялась, продолжая хлопать, и наклонилась ко мне:

– Вот чего не хватает нашему шоу – немножко сексуальности.

Слово «нашему» меня удивило, но пол задрожал от топота зрителей, и я подумал, что она права.

Дикс сидел в дорогом угольно-сером костюме – «Армани», «Версаче», «Шанель», мать ее, или что-то в этом духе. Он был похож на богатенького младшего брата того небритого и немытого мужчины, который прилип к рваному креслу в квартире Сильви. Он поднял кружку: