Эмма вынула изо рта прищепки и кивнула; она опасалась, что если заговорит, то голос ее выдаст, поскольку именно в эту минуту спрашивала себя, бывает ли любовь с первого взгляда. Потом она провела Тома в пансион и показала ему комнату на втором этаже, которая находилась как раз под ее коморкой в мансарде. Эмма жила в этом пансионе с шестнадцати лет, когда ее отец умер от горя. Ее мать умерла двумя годами раньше, и после ее смерти отец так и не сумел оправиться. Ее родители были образованными людьми: к примеру, ее мать происходила из хорошей семьи, жившей в Нью-Джерси, где она посещала частную школу. Детство у Эммы было счастливым; ее воспитывали так, чтобы она могла понимать поэзию, красиво шить и вышивать и изысканно выражать свои мысли. Ее отец был процветающим фермером, но после того, как умерла мать Эммы, дела у него шли все хуже и хуже, поэтому, когда он сам отошел в лучший мир, его единственной дочери вместо денег достались одни долги. По этой причине Эмма не поступила в колледж, как планировали ее родители, а ушла из школы второй ступени, где училась, и устроилась на работу в пансион. Она неоднократно получала предложения руки и сердца — в молодости она была прехорошенькая: высокая, черноволосая, с правильными чертами лица, — но никто из мужчин не привлекал ее внимания до тех пор, пока к пансиону, где она работала, не подошел в один прекрасный день Том Сарпи.
— Вам придется снять комнату на месяц. Таковы правила, — произнесла Эмма, когда окончательно уверилась в том, что голос у нее не дрожит. Надо сказать, такого правила не существовало, просто Том так ей сразу понравился, что ей захотелось задержать его в городе подольше, чтобы без помех свести с ним знакомство.
Позже Том сказал, что снял бы комнату и на год, если бы она его об этом попросила. Оказалось, однако, что месяц — срок вполне достаточный для знакомства, поскольку, когда он подошел к концу, Том и Эмма поженились, и брак этот был заключен, что называется, на небесах. Роман их протекал в основном в стенах пансиона, поскольку денег на красивые ухаживания у Тома не было. Зато Том помогал Эмме на кухне и развлекал ее разговорами, когда она лущила горох или вынимала косточки из маслин. Пока она стирала простыни и рубашки, он колол дрова, а когда ее дневная работа подходила к концу, отправлялся с ней на прогулку. Они неспешно шли по главной улице города, застроенной нарядными коттеджами и особняками с колоннами, или прохаживались вдоль реки; бывало также, что они никуда не ходили, просто сидели на пороге: Эмма шила, а Том глазел на прохожих.
— В жизни не встречал женщину, которая бы так четко и ясно выражала свои мысли, — сказал ей Том однажды вечером, когда они остановились передохнуть рядом с большим домом, сложенным из кирпича и отделанным белым камнем. Том также сообщил ей, что кривляк и жеманниц терпеть не может, и добавил: — Вот ты — достойная женщина, поскольку стойко переносишь трудности, которые на тебя обрушились. — А потом еще добавил, окончательно осмелев: — Мне нужна жена, которая не боится тяжелой работы, и ты в этом смысле мне очень подходишь. — Сказавши это, он отчаянно покраснел, поскольку предложение руки и сердца получилось у него на редкость неуклюжим.
Нельзя сказать, чтобы манера, в какой было сделано это предложение, понравилась и Эмме. Она отвела от него глаза и стала рассматривать мансарду большого дома, где лучи заходящего солнца искрились в разноцветных стеклышках круглого витражного оконца, напоминавшего огромный ограненный бриллиант. Правду сказать, она была разочарована, хотя приняла бы предложение Тома даже в том случае, если бы оно было сделано в еще более неуклюжей или причудливой форме. К чему скрывать? Том совершенно покорил ее сердце. Ко всему прочему он был человеком покладистым и легко сводил знакомство с людьми. Эмма восхищалась этими качествами своего возлюбленного, поскольку сама бывала чрезмерно суровой к людям и относилась к ним настороженно. Но Эмме для полного счастья было явно недостаточно того, что Том считал ее трудягой и подходящей ему во всех отношениях женщиной. Ей хотелось слышать от него заверения в вечной любви и преданности, какими бы смешными и глупыми они ни казались в его устах. Эмма, несомненно, обладала практическим складом ума, но и тяга к романтике, пусть и глубоко запрятанная, у нее в душе еще сохранилась. С детских лет она носила в своем сердце образ некоего прекрасного юноши, который, протянув ей букет пышных роз и припав на одно колено, в самых изысканных выражениях предлагал ей руку и сердце.
Том, казалось, что-то такое почувствовал. Неожиданно схватив ее за руку, он заглянул ей в глаза и произнес:
— Ты самая искренняя и чистосердечная девушка из всех, кого я когда-либо встречал, и я люблю тебя больше жизни. Если ты не согласишься выйти за меня замуж, я сию же минуту уеду на Запад на золотые прииски, и тебе, когда ты будешь убирать мою комнату, придется выбросить мои вещи на помойку. — Потом, несмотря на то, что улица буквально купалась в пыли, а сидевшие неподалеку в беседке две женщины внимательно за ними наблюдали, Том, придав лицу трагическое выражение, рухнул перед ней на колени.
Сцена, что и говорить, получилась наиглупейшая, но для Эммы она потом стала одним из самых светлых и драгоценных воспоминаний. Наклонившись к Тому, она поцеловала его в губы и сказала:
— Я готова следовать за тобой повсюду, но лучше в качестве твоей законной жены, — произнесла она шепотом, — хотя это и не обязательно.
При этом она так отчаянно покраснела, что Том пришел к выводу, что это, напротив, обязательное условие.
Они попытались купить земельный участок неподалеку от Галены, где поля были плодородными, а окрестные холмы радовали глаз ярким зеленым убранством, но то, что им предлагали, стоило слишком дорого, а средств у них почти не было — Эмма едва набрала денег, чтобы расплатиться за золотые часы, которые подарила Тому на свадьбу. Натуры у них, однако, были беспокойные, и оба любили приключения. По этой причине они решили лично выяснить, так ли уж хороши сельскохозяйственные угодья на Западе, как об этом писали в газетах. Погрузив весь свой скарб в фургон, они переехали из Галены в Колорадо, где и обосновались в окрестностях городка под названием Минго.
Участок, который они приобрели, в отличие от тех, что рекламировались в газетах, не имел, казалось, никакой сельскохозяйственной перспективы, но они тем не менее как-то на нем перебивались и о переезде в Колорадо не жалели. Они и впрямь отлично подходили друг другу. Эмма работал бок о бок с Томом на поле, засевая землю и убирая урожай; Том выстроил для семьи симпатичный домик — насколько, разумеется, это было возможно, принимая в рассуждение то обстоятельство, что в качестве строительного материала использовался обыкновенный дерн. Но Том очень старался — даже врезал в стены застекленные оконные рамы. Молодые супруги быстро перезнакомились со всеми соседями и вместе с ними посещали маленькую церковь, воздвигнутую совместными усилиями переселенцев. Эмма обладала неплохим голосом и актерскими способностями и принимала деятельное участие в театрализованных представлениях и создании живых картин, которые, собственно, и являли собой то, что можно было, пусть и с натяжкой, назвать культурной жизнью города Минго.
Через два года после того, как Том с Эммой поженились, у них родилась Кора Нелли. Девочка появилась на свет раньше срока, и в скором времени родители узнали, что Коре Нелли суждено до конца своих дней сохранить незамутненное младенческое сознание.
Когда это уже не вызывало сомнений, Эмма пришла в отчаяние.
— Я тебя подвела, — сказала она.
Том поторопился ее успокоить.
— Кора Нелли — господом избранное дитя, ибо зло этого мира никогда ее не коснется, — сказал он, и Эмма ему поверила.
Они надеялись, что у них еще будут дети, которые позаботятся о Коре Нелли после их смерти, но бог им больше никого не дал. И тогда они отдали всю свою любовь ей одной.
Словно в награду за свое младенческое простодушие, Кора Нелли получила от природы удивительно привлекательную наружность — густые угольно-черные волосы, белую кожу и такие же, как у Эммы, глаза цвета неба над прерией.
