– Вот оно как, – грустно произнесла лекарка. – Добрых ей посмертных путей. Хорошо бы она там так или иначе узнала, как все сложилось.

Зинте представлялось, что эта сильная, отцветающе красивая, решительная женщина похожа на кошку или собаку, которая уносила в зубах от врагов своего детеныша, да так бежала, что упала замертво. Зато детеныша все-таки спасла.

– Думаю, она скоро получит послание, если уже не получила, – Эдмар кривовато усмехнулся, словно хотел выказать пренебрежение к тому, о чем шла речь, и в то же время сам отлично понимал, что это у него скорее игра в пренебрежение, чем что-то настоящее. – От мерзавца, которому я сплавил Тимодию. Он из тех немногих, кто на это способен.

– Да хватит уже хорошего человека по всякому поводу мерзавцем честить! Вот уж язык у тебя хуже змеиного жала, если вдруг прикусишь его – сплюнь поскорее, чтобы самому не травануться.

– Спасибо, я обычно так и делаю, – невозмутимо согласился Тейзург. – Зинта, можно быть примером для всех доброжителей, истинным ангелом небесным, заблудившимся среди людей, Стражем Мира в резерве, хорошим сыном, мужем и отцом, сокровищем для своего начальства, обладателем целого чемодана заслуженных боевых наград и благодарностей – и в то же время отъявленным мерзавцем по отношению к тому, кому выпало несчастье тебя полюбить. Едва заходит речь обо мне, его хваленая совесть радостно срывается с места и удирает далеко-далеко, чтобы блаженно нежиться под ласковым солнцем на тропическом пляже, пользуясь минутой передышки.

– Ага, на пляже если разнежишься, тут как тут вылезет из воды морская нечисть, подберется к тебе – иной раз утащит да утопит.

– Так то не в Сонхи, а в моем нынешнем мире.

– Ладно, в этом деле ты хорошо все устроил, да еще магов этих спровадил, которые тогда за ними явились. – Зинта как будто ступила на шаткие мостки, которые ходуном ходят под ногами, того и гляди какая-нибудь вихлявая доска треснет и проломится. – Они ведь сила, их никому не обыграть, особенно если они защищают свою кормушку, а ты их выгнал вон!

Вот она и произнесла ключевые слова: «их никому не обыграть». Никому – то есть и тебе, Эдмар, тоже. И что теперь?

– Не забывай, что Ложа связана магическим зароком не вредить мне, – он, похоже, вовсе не заметил, что его провоцируют. – К тому же сделка на один золотой – серьезный ритуал, и даже забери они Тимодию, я бы смог сделать так, чтобы ее сила Накопителю впрок не пошла.

– Отца ее жалко. Он ведь ничего не знает… Я на днях видела его на улице, хотела подойти да сказать, что с Тимодией все хорошо, у добрых людей живет, но я как раз к больному на зов спешила, надо было бегом.

– Не вздумай подкатываться к нему с разговорами. Это одна из верных амеб Светлейшей Ложи, и даже если он питает к дочери какие-то отцовские чувства, это не гарантия того, что ты не угодишь в неприятности. Уж если речь зашла об играх, – Эдмар подмигнул с насмешливо-многозначительным выражением на лице, – то это, Зинта, не твое игровое поле, и лучше держись от него подальше.

– А ты не забывай, что я служительница Тавше Милосердной, меня тронуть не посмеют.

– Мне бы твою уверенность… Скажем так, пока ты вне игры – не посмеют. Прими это к сведению.

Зинта кивнула, про себя думая: «Главное, чтобы ты все, что нужно, к сведению принял!»

Он глядел на нее с какой-то чересчур понимающей усмешкой. Может, догадался, что она задумала, и про себя забавляется? От этой мысли Зинте стало неловко, будто ее застукали на попытке чего-то неблаговидного, да еще высмеяли.

– Пойду я домой, а то уж поздно, – она со вздохом поднялась. – У тебя все складно выходит, но после Гвисойма я тут жить не останусь.

– Хорошо, только не пойдешь, а поедешь. Сейчас распоряжусь коляску закладывать.

– Да что ты, не надо, зачем твоего кучера лишний раз беспокоить…

Эдмар с тихим стоном закатил глаза к потолку.

– Я ему знаешь сколько плачу?! Это не беспокойство, а его работа, которую он выполняет от случая к случаю за недурственное жалованье. Если ты уйдешь отсюда пешком с котомкой за плечами, словно выброшенная на улицу приживалка, твои ухажеры завтра же сбегутся, как на дармовое угощение. Поедешь в моем экипаже, со всей помпой – из гостей домой, и ты по-прежнему под моей защитой, так что никому ничего не перепадет. Есть ведь и другие, кроме бедного коллеги Троглехта?

– Еще четверо таких же приставучих, – созналась она сконфуженно. – А над Троглехтом тебе нехорошо насмехаться, сам же сделал так, что у него ум за разум зашел, с этим, прости Тавше, моллюском… Когда-то в Молоне читала книжки про любовь, и мечталось – вот бы у меня тоже были поклонники, а как они и вправду завелись, век бы мне их не надо…

– Да какие у тебя поклонники! – снисходительно фыркнул собеседник. – Это у меня – поклонники, а у тебя, Зинта, ухажеры самого последнего разбора, хоть они и маги Светлейшей Ложи.

– А чем, по-твоему, те от других отличаются?! – поинтересовалась уязвленная Зинта.

– В поведении поклонников непременно присутствует некоторая доля преклонения. Они держатся на дистанции, которую, заметь, устанавливаю я, а вовсе не они, и не рискуют позволить себе лишнее. Попробуй кто-то из них повести себя так, как Троглехт с тобой, – я за это как минимум убью. Скажем так, в переносном смысле убью, и они об этом знают. А твои ухажеры – это форменное безобразие, у меня слов нет… Надо же до такой степени распустить тех, кто тебя хочет!

– Да мне б от них вовсе избавиться, – пригорюнилась лекарка.

– О, правда? Это может оказаться забавным… Что же ты раньше не сказала? Избавим, ваше дело намекнуть.

– Да что ты, не вздумай людей обижать! – испугалась Зинта. – Может быть, они еще сами поймут, что нельзя так себя вести.

Ей стало беспокойно и жутковато: не хватало еще, чтобы Эдмар из-за нее кого-то «как минимум убил в переносном смысле».

– Непременно поймут, особенно если я им в этом помогу.

– Нет уж, пусть сами понимают, без твоей помощи! Да не так уж они мне и досаждают… А насчет коляски ты все-таки прав, пусть лучше все думают, что мы не поссорились.

– А мы разве поссорились?

– Нет, – пошла на попятную Зинта, хотя перед тем решила, что она с ним теперь целый месяц знаться не будет.

Издали Ниларьягдун напоминал кучу мусора, оставленную какими-то канальями на берегу иззелена-бурой речки. Зато со своей легендой: жила некогда девица, которую звали Ниларья, однажды пошла она погулять, и за ней увязались амуши. Она от них бегом, а на пути река. «Спаси меня, Сумляр великий!» – взмолилась Ниларья. Польстила она безмерно этому мутному ручью, но Сумляр все равно заартачился: «Отдай мне, красавица, свое ожерелье, тогда помогу тебе!» Делать нечего: сорвав с шеи ожерелье из олосохарского жемчуга, Ниларья бросила его в воду, и оно тут же обернулось белокаменным мостом, по которому дева перебежала на ту сторону, а преследователи остались ни с чем. Известно ведь, что амуши заказано перейти по мосту через текучую воду, разве что кто-нибудь перенесет его на закорках. Вброд или на лодке – это запросто, а мосты для этих злыдней с травяными шевелюрами по Условию запретная территория.

Орвехту было любопытно, как решит эту проблему «спутница» снедаемого тревогой Онсура, но посмотреть так и не довелось. События понеслись вскачь еще до того, как их компания добралась до Ниларьягдуна.

Замаячил вдали старый каменный мост, и вправду белый. Кое-где в этой местности попадаются выветренные белесые скалы – так называемые Зубы Ланки. Будто бы повстречались однажды в этих краях хитроумный бог обмана и Зерл Неотступная, богиня преследования, возмездия и воинской доблести – ну, и повздорили. Ланки хоть бы что, у него потом новые зубы выросли.

Деревня по обе стороны бывшего ожерелья перестала напоминать две кучи отбросов, уже можно было различить глинобитные постройки в стиле «и так сойдет, лишь бы не развалилось». Здешний владетель, считавшийся потомком той самой Ниларьи, кормился платой за проезд по мосту, а его крестьяне рыбачили и возделывали огороды, раскиданные вдоль реки зелеными заплатками.