– Где сейчас держат Нинодию Булонг из Ларвезы? – спросила ведьма, вынув у нее из пальцев дужку звякнувшего ведра.
– В лечебнице тутошней, у ней ноги недужные, – тихо и сонно отозвалась заключенная.
– Отведи меня туда.
Услышанное Хеледике не понравилось. Если у Нинодии больные ноги, в состоянии ли она далеко уйти?
Дирвен и Кемурт выбрались из-за бочек и все вместе двинулись к отдельно стоявшей постройке под двускатной крышей. На вбитых в беленые стены крюках висели фонари, но магических среди них было раз-два и обчелся. Пахло известью, мылом, прогорклым маслом и рыбой. Дважды приходилось замирать и «исчезать», пропуская караул. Маскировку обеспечивали амулетчики, а для ведьмы главным было не выпустить из-под контроля провожатую.
В которой из палат находится Нинодия, та не знала. Хеледика велела ей вернуться обратно и заниматься дальше своими делами. Чары постепенно рассеются, а о том, что произошло, женщина не вспомнит.
Лечебница была невелика. Ведьма усыпила надзирательницу, флегматично вязавшую носок в коридоре при свете начищенной медной лампы, и двух обитательниц первой палаты, переругивавшихся в темноте простуженными голосами. Нинодия нашлась в следующей палате, которую Дирвен отпер «Ключом Ланки».
Каморка с крохотным зарешеченным окошком и единственной лежанкой. Тут скверно пахло, и все трое еще на пороге невольно сморщили носы.
Бледное, опухшее, изможденное лицо больной каторжницы. Волосы кое-как заплетены, выбившиеся пряди прилипли к потному лбу. Беспокойно пошевелившись, женщина съежилась и подтянула к подбородку залатанное одеяло.
– Не трогайте меня, я и так скоро умру… Я не виновата, не торговала я своей дочкой, почему мне никто не верит! Ради Тавше, дайте мне просто умереть, Акетис на том свете рассудит, виновна я или нет…
– Нинодия, это я! – гневно прошипела ведьма, ее глаза по-кошачьи сверкнули среди угольных разводов. – Ты меня не узнала?
Женщина глубоко вздохнула и откинулась на испачканную подушку, на висках у нее в свете волшебного шарика блеснули капли испарины.
– Уф, тебя в таком виде узнаешь! Как ты сюда пробралась?
– Потом расскажу, а сейчас вставай и пошли. Эти двое согласились мне помочь.
Нинодия кивнула, выражение ее отечного лица с огрубевшими чертами стало осмысленным и даже азартным. Откинув истрепанное одеяло, она с тихим кряхтением спустила на пол забинтованные ноги и тут же скривилась от боли.
– Что у тебя с ногами?
– Болят, мерзавки… Меня осудили за Детское Счастье, да еще я, видишь, тут чужачка, не из ихних – вот и начали они меня наказывать, пласохи окаянные. И щипали до синяков, и пинали, и кулаками в грудь тыкали, и по ногам башмаками топтались со всей силы, все там распухло и почернело, так что не уйти мне, деточка, далеко, до дверей и то еле доковыляю. – Она сморгнула слезинку, глядя на визитеров благодарно и безнадежно. – Спасибо, что заглянули проведать, мне и то радость, да хранят вас Тавше, Ланки, Кадах и все остальные.
– Что-нибудь придумаем, – упрямо заявила девушка, отступив в угол и сделав знак своим сообщникам.
– Плохи дела, – еле слышно произнес Дирвен, сердито скривившись и отведя взгляд. – Знаешь, отчего такой запах? У нее там наверняка гнойные язвы или вроде того, мы ее забрать с собой не сможем.
– Мы ее тут не оставим. Есть заклинание, с помощью которого даже тяжелораненого или беспамятного можно заставить идти, я один раз такое видела… И я это заклинание знаю, но после этого у нее с ногами станет хуже, из-за нагрузки…
– Давай тогда, деточка, заколдуй меня – и пойдем поскорее, – попросила Нинодия. – Хуже, чем есть, не будет. Я с вами хоть под заклятьем пойду, хоть на карачках поползу, только не бросайте меня здесь!
– Лучше мы ее унесем, – деловито предложил Кемурт. – Знаете, как солдаты раненых выносят? Смотри, Ювгер: сцепим руки вот так, она сядет – и мотаем на всех парусах, – в его сипловатом голосе появились нарочито залихватские нотки. – Она не тростинка, так и мы с тобой ребята не слабой дюжины. По-всякому нельзя ее тут оставлять.
– У меня «Тягло» есть, – спохватился Дирвен. – Я один ее унесу, она для меня будет по весу, как годовалый ребенок, а вы тогда прикрывайте. Главное, что потом делать, ей же лекарь нужен.
– Потом я знаю, что делать, – отрезала ведьма, стиснув кулаки, чтобы унять нервную дрожь.
– Ты, что ли, умеешь лечить?
– Нет, но я смогу кое-кого позвать.
– Деточки, да хватит уже лясы точить! – вмешалась Нинодия Булонг. – Пошли отсюда!
– Только молчите, а то нас застукают, – отрывисто попросил Дирвен перед тем, как взять ее на руки.
– Не бойся, буду нема, как рыбка в аквариуме, – Бывшая танцовщица подмигнула, обняв его за шею. – Верещать от боли, когда тебя спасают, – распоследнее дело.
Хеледика выскользнула во двор первая и наслала сонные чары на появившуюся из-за угла стражу, выдавшую свое приближение топотом и вонью дешевого масла. Звякая оружием, караульные осели на булыжник. Послав еще одно заклинание, ведьма заставила погаснуть оброненный ими фонарь.
Сколько ни смотри, лаза не найти, внешняя стена сливается с расплывчатой мутью безлунной северной ночи, но их привел к нужному месту подвластный Хеледике песчаный ручеек. Маскировка с шорохом осыпалась, беглецы выбрались наружу, после этого заклятый песок опять взметнулся и перекрыл пролом. Этого колдовства хватит еще на несколько часов. Утром охрана обнаружит загадочную дыру, выводящую на зыбучие прибрежные пустоши.
– Эй, цепляйтесь за меня, – напомнил Дирвен, не сбавляя шага.
Если для кого другого «Тягло» убавило бы вес ноши на четверть, в лучшем случае на треть, то первый амулетчик сумел, как обычно, выжать из артефакта намного больше. Таль и Кемурт держались с двух сторон за его куртку. Выбравшиеся на поверхность жлявы затаились, опасливо прислушиваясь и принюхиваясь. Невидимое в седом сумраке море шумело мерно и сонно, словно прижатая к уху раковина.
– Куда мы сейчас? – проворчал Дирвен, когда вышли на дорогу.
– В коптильню, – Таль говорила уверенно, как будто все хорошенько продумала. – Кем, вам с Грентой надо будет сразу оттуда уйти, как можно скорее и как можно дальше, а мы выберемся иначе.
– Как? – поинтересовался Дирвен.
– Моим способом. Увидишь.
– Ты не забывай, с нами моя мама.
– Знаю. Все будет в порядке. Я кое-кого позову, и за нами придут.
«Надеюсь, что придут, – добавила она про себя, украдкой поежившись от мучительной неуверенности. – И надеюсь, что долго ждать не придется».
Летом в Овдабе ночи короткие, и к тому времени, как дошли до обветшалой продолговатой постройки, небо над холмами начало розоветь, а на западе появилось море – холодное, медлительно-беспокойное, переливчато серое в необъятном туманном коконе, словно только что сотворенное.
Грента дремала на лавке, закутавшись в плащ, а Сонтобия штопала чулок при свете огарка в позеленелой плошке. Ей постоянно снились пшоры: словно она опять у них в пещере, среди других пленников, и не может оттуда уйти, – поэтому она старалась спать поменьше. В длинном темном помещении до сих пор сохранился слабый запах копченой рыбы. Нинодию, еще сильнее побледневшую после путешествия, усадили на расшатанный топчан у стены.
– Спасибо, мальчики, вы такие галантные кавалеры, – вздохнула она, глядя с теплотой на Дирвена и Кемурта.
С кавалерами Нинодия Булонг привыкла флиртовать, перешучиваться, выпрашивать подарки, болтать о пустяках. То, что те переносят ее с места на место, как немощную старуху, да еще видят непричесанной, в грязной арестантской одежде, без пристойного макияжа, в прежние времена показалось бы ей немыслимым, а сейчас она смотрела на них сконфуженно и ласково, пытаясь хотя бы улыбкой отблагодарить за помощь.
Поманив Таль в сторонку, Дирвен процедил:
– Нас тут застукают в течение ближайших нескольких часов. Так что помоги ей переодеться, наведи на нее то заклятье для ходьбы – и смываемся.
– Подожди. Не успеют нас найти. Я сейчас позову.