В особенности здесь, на территории прорвы, где магия бессильна и амулеты не работают. Волшебным существам сюда хода нет, но кто им помешает отрядить за беглецами людей? Были бы деньги, чтобы заплатить наемникам, а уж у древней вурваны скопленных за века сокровищ – что песка в Олосохаре.
Пожалуй, Начелдона следовало убить. Орвехта недвусмысленно проинструктировали: ради того, чтобы дряхлеющие архимаги Ложи получили обратно животворное ожерелье, которое поддерживает их силы, можешь положить кого угодно – хоть чужих, хоть своих, хоть случайно подвернувшихся, ибо такая благая цель оправдывает любые средства. Но Суно чем дальше, тем больше претило убивать без необходимости. Тем более ради такой благой цели.
Насчет Начелдона он решил: пока пусть живет, а там посмотрим. Не пришлось бы ему пожалеть о своем решении.
В Золотой Прорве он не маг, так же, как Зомар и Кебрехт здесь не амулетчики. Прорва всех уравнивает.
Страсть как стыдно. Во-первых, за дверь. Очень уж не по-доброжительски с этой дверью вышло. Во-вторых, за то, что напилась хуже Улгера, которому повезло занять денег у какого-нибудь нового знакомца. Шампанское было вкусное… Ага, было. В шкафчике у Эдмара вчера стояло три бутылки, а теперь ни одной не осталось.
Когда вернулся хозяин дома, Зинта рылась в этом самом шкафчике, который по-местному называется бар, – искала еще шампанского, вдруг оно там все-таки есть? У нее все валилось из рук, что-то брякнулось на пол и разбилось, по паркету растеклась рубиново-красная лужа. Откуда ни возьмись приползли две бронзовые черепахи с гравировкой на панцирях – и давай наперегонки лакать.
«Ишь ты, механические штуковины, а тоже хотят пить!» – подивилась лекарка, на миг оторвавшись от своего занятия.
Комнату наполнили ароматные винные пары, но Зинта и без того была хорошая. Она продолжала разорять бар, когда за спиной раздался изумленный голос Эдмара:
– Зинта! Ты что делаешь?!
Лекарка повернулась и неловко взмахнула руками, едва не шлепнувшись на пол, прямо на битые стекла.
– Ты пьяна?..
Таким ошеломленным Зинта его еще не видела. Он подхватил ее под мышки и усадил в кресло – правильно сделал, а то б она все-таки упала.
– Смотри, у тебя комната кружится… Это магия?
– Это не магия, это ты нагрузилась, как не знаю кто! Какого черта?
Лекарке подумалось, что он же, наверное, вернулся домой волшебным способом: раз – и в один миг издалека перенесся сюда и еще не знает, что здесь без него стряслось, а то б из-за другого переживал.
– Эдмар… Ты не волнуйся… Твою дверь мы уже почти починили…
Язык заплетался, словно чужой, а слова то растягивались, будто кисель, то съеживались в комочки, так что нипочем их не выговоришь.
– Какую дверь?
– Ту, которая тебе нравится… Ты еще сказал, что надеешься, что никто ее не вышибет, а мы выш-ш-шибли!.. У тебя есть еще шампанское?.. Надо Тине отнести, она дверь чинит…
Тина уже и сама появилась на пороге. Загорелая сероглазая женщина в блекло-голубых штанах и бело-голубой безрукавке, светлые волосы собраны в недлинный хвост, на правом запястье тускло поблескивает гладкий черный браслет. Если б у Зинты была красивая сестра, она бы, наверное, была похожа на Тину.
– Извини за дверь. Недоразумение вышло.
– Зинта тебе пожаловалась, что я ее похитил, и ты кинулась ее спасать, а потом вас обеих заела совесть, и вы решили напиться, чтобы заглушить угрызения? И почему меня это не удивляет?
– Ты же удивился, когда меня увидел! – возразила лекарка, утонувшая в лиловом, как грозовое облако, мягком кресле. – Неправда, я не жаловалась! Я сказала, что здесь было умертвие, и после него могла остаться магия, а ты неизвестно когда вернешься, а я по коридору вперед пройти не могу, потому что там был колдовской знак – наверное, опасный, тогда Тина сломала дверь, чтоб я вышла наружу. Потом я рассказала, как все было, и Тина сказала, что это не умертвие и не волшебство. Это я виновата…
Удалось все выпалить единым духом, даже язык перестал заплетаться – уж больно ей не хотелось, чтоб из-за нее двое хороших людей поссорились.
– Агрессивный рекламный вирт-модуль, – добавила Тина. – Ты бы хоть объяснил Зинте, что это такое, перед тем как оставлять ее наедине с телевизором.
– Я предупреждал, что оранжевую кнопку лучше не трогать.
– Ага, молодец, – хмыкнула гостья с нескрываемым превосходством.
– Я не нарочно ту кнопку тронула! – жалобно добавила лекарка. – Я честно не хотела…
Она икнула и умолкла.
– Тина, и не стыдно тебе святых спаивать? Зинта в течение пяти лет была женой тихого алкоголика – можно считать, она из группы риска. Вот зачем было угощать ее шампанским до такого несусветного безобразия? И кто из нас после этого молодец?
– Так я же сама! – заступилась Зинта. – Я увидела, Тина пьет, и решила, мне тоже можно… А оно оказалось та-а-акое пьяное…
– Тина не может опьянеть, потому что она киборг – родилась она человеком, но сейчас у нее организм не совсем человеческий. Шампанское для нее все равно, что компот, и она могла бы тебе это объяснить, перед тем как оставлять тебя наедине с бутылкой.
Лекарка уловила, что Эдмар, зараза такая, вернул Тине с подначкой ее же фразу, и снова вступилась:
– Нет, я сама, она не смотрела на меня, потому что чинила твою дверь, а я взяла другую бутылку… Вкусно… Я тоже хочу стать кибо… киборгом… чтоб пить шампанское и не пьянеть… Эт-то можно?..
– Давай уложим ее спать? – тихонько предложила Тина. – И антиалкогольную капельницу, чтобы завтра не было похмелья. Потом я приведу в порядок твою дверь, там еще несколько трещин осталось – и можно будет вешать на место.
– Хочешь сказать, ты разбила ее в щепки, спасая Зинту от злодейского рекламного модуля? Безумно тебе признателен, но лучше я сам. Если желаешь, заодно покажу, как это делается.
– Хорошо. Иногда приходится чинить то, что ненароком разнесешь. Зная тебя, я решила, что это может быть что угодно, вдруг ты и правда держишь у себя дома какую-нибудь призрачную тварь, которая выбралась из клетки?
– Не пробовала смотреть поменьше хоррора? – ухмыльнулся Эдмар, извлекая Зинту из мягких недр кресла-облака.
– Да я вообще его не смотрю. В последнее время предпочитаю красивые психологические драмы или комедии положений.
Ноги у лекарки разъезжались и заплетались, и она снова чуть не упала, но тут Тина подхватила ее на руки – легко, словно ноша ничего не весила.
– Брось, надорвешься! Я тяжелая…
– Не для киборга, – заметил Эдмар.
– Тоже хочу… Быть такой… Чтобы пить…
В этот раз не удалось сказать честь по чести, и маг все понял по-своему, потому что начал гостье выговаривать:
– Тина, я еще в прошлой жизни подметил, что ты оказываешь дурное влияние на наших общих знакомых. Взять хоть Тлемлелха, хоть Лейлу, хоть Поля… Теперь добавим сюда еще и Зинту! Да ты знаешь, кто она такая? В Сонхи она лекарка под дланью Тавше – избранная служительница богини Милосердия. Жрецы Тавше по протоколу должны кланяться ей ниже, чем она им. Можно сказать, это сонхийская святая праведница. Но вот она свела знакомство с тобой – и что же? Мало того что напилась, как выигравший в лотерею бомж, и разгромила мой бар – в лучших традициях любимых тобой комедий положений, так теперь еще мечтает стать киборгом! И заметь, вовсе не затем, чтобы у нее было больше возможностей творить добрые дела, а чтобы употреблять алкоголь в неумеренных количествах. Это ли не пагубное влияние? Тина, тебе следует хотя бы смутиться…
– Не дождешься, – фыркнула Тина.
Зато Зинта смутилась и попыталась объяснить, что она хочет стать киборгом как раз для того, чтобы ни от чего не пьянеть, но у нее вырвалось только невнятное мычание.
Как уснула, она не запомнила. Теперь вот очнулась в постели, и не иначе прошли целые сутки – сквозь неплотно прикрытые жалюзи, расписанные зелеными побегами и разноцветными звездочками, в комнату проникало утреннее солнце. Голова не болит, никаких признаков похмелья, но стыдно, стыдно, стыдно…