Хохотнув и доверительно подмигнув собеседнику, он долил себе из кувшина.

– За что платят? – удивился Дирвен.

Пиво ударило ему в голову. Рисковое состояние, но пока он в безопасности. У Варловена шляпа почти такого же фасона, как у него, только светло-коричневая, и за щегольской лентой с пестрым обережным орнаментом торчит веточка рябины. Это нынче в моде, здесь многие с такими ходят, надо бы тоже.

– За осеменение в интересах Овдейской державы, – ухмыльнулся Варловен. – Это у меня уже знаешь, которая? Пятая, во!

– Пятая – что?

– Подбирушка иностранная, которую я обрюхатил для государственного счастья. – Он с заговорщическим видом придвинулся ближе, дыша густым пивным запахом, его грубовато смазливое лицо раскраснелось, глаза светились победно и плутовато, как у игрока, сорвавшего куш благодаря собственной находчивости. – Учись, малый, как мужики деньги зарабатывают!

– Как зарабатывают? – переспросил Дирвен с хмельной непонятливостью.

– А вот едешь за границу, денег тебе на все дадут, понял? Там поешь любовные песни какой-нибудь местной дуре, имеешь ее, предлагаешь пожениться и везешь сюда, – он многозначительно поднял палец. – Главное, чтоб она с тобой поехала! И потом вовсю обещаешь: то да се, придет время – будет свадьба… Бывает, приходится жениться, чтоб она не умотала обратно раньше срока, но этого не бойся, потом разведут – моргнуть не успеешь. Я сам два раза женился, чтобы рыбка с крючка не сорвалась, – и глянь на меня, опять живой и холостой. Главное, чтобы она родила в Овдабе, после этого хоть куда пусть катится. Можно и под зад пнуть, чтоб побыстрее катилась!

– И они бросают своих детей? – амулетчик искренне ужаснулся. – Ну и гадство…

– Не сами бросают, – Варловен снова расплылся в ухмылке бывалого игрока, наставляющего новичка. – Судят их, уразумел?

– За что судят?

– За отсутствие материнского инстинкта. Одна там с усталости выругалась, соседи услышали, другая вышла из дома до лавки, пока у нее ребенок орал, третья еще чего-нибудь… За что засудить – это ж умелые господа законники завсегда найдут!

– Ага, найдут, – чужим голосом подтвердил Дирвен, постепенно трезвея.

Внутри у него как будто все одеревенело. Он выпрямился на стуле и замер истуканом, по лбу скатилась капля пота. Есть на свете всякие сволочи, есть Самая Главная Сволочь, есть и гады похуже, вроде Ферклица, но это…

– И что потом? – его голос прозвучал хрипло и напряженно, однако пьяный Варловен ничего не заметил.

– А потом суд лишает ее прав на ребенка по причине отсутствия этого самого материнского инстинкта – и катись колбаской к себе домой, больше тебе, дуре, ловить тут нечего! – он сыто и благодушно усмехнулся. – А мне за это причитается от государства денежное вознаграждение. Учись жить, малый! Это у меня уже пятая.

– И у тебя теперь четверо детей?

– Не у меня, желторотик, а у приемных родителей, которым их отдали на воспитание. Мне ж они, вот поверь, даром не нужны, даже если приплатят, не возьму, не для себя старался. Вот разродится эта плаксивая овечка Уленанк, и я еще куда-нибудь за тем же делом поеду, я парень видный, они сами передо мной юбки задирают. Не жизнь, а шоколад с медом! Дорогу и накладные расходы оплачивают из казны, на все хватает, знай себе гуляй, только приплод родине обеспечь.

– А с ними что дальше?

– Да плевать, что с ними. Из моих прежних две куда-то делись, кто их знает – то ли домой, то ли здесь подались в шлюхи. Я же говорю, мне плевать, лишь бы ко мне под дверь скулить не приходили – вот этого не люблю. Еще одна осталась и все мыкалась с прошениями по присутственным местам, чтобы ей щенка вернули. Дура же, не уразумела своим женским умишком, что ради того все и затевалось. Кто-то ей наплел, что, если она еще и второго здесь родит, ей тогда первого отдадут, так она, представь, опять нагуляла брюхо! Того не понимает, что второго у нее тоже заберут, дело-то недолгое. Моя предпоследняя вся изревелась, а после украла дочку из приемной семьи, но ее, стервь такую, уже у границы поймали и на три года посадили в тюрьму за похищение, да присудили заплатить за ущерб Надзору за Детским Счастьем – отсидит свой срок, потом все равно из долговой ямы не вылезет. Зато мне сплошной прибыток, ни разу, можешь поверить, не обделили. Так что, малый, учись, как парни не промах берут от жизни свое!

– Ага, – глухо поддакнул слушатель.

За ширму заглянула помощница хозяйки, окинула их неодобрительным взглядом.

– Посидели, и будет. Не хватало нам за тебя, гуляку неполнолетнего, штраф платить! Давайте-ка отсюда, парни вы хорошие, да заведение, если чего, из-за вас штрафом обложат, вы же не хотите, чтобы «Добрая кружка» закрылась?

Мешая недовольное ворчание с лестью, она спровадила их за дверь в зябкий холодок мутно-белой ночи.

– Я знаю, кто нас завтра угостит пивом! – сообщил Дирвен, пошатнувшись – будто бы он пьянее, чем на самом деле.

– Кто?

– Да этот же… Как его… Не помню, как звать, но лежит он вон там, – амулетчик ткнул пальцем в ту сторону, откуда веяло сыростью и запахами строительного мусора с развороченной набережной. – Так нагрузился, что свалился спать на холодке. Мы его растолкаем и поднимем, и за то стребуем завтра выпивку!

Он опасался, что Варловена, который сорит деньгами по трактирам, дармовщина не заинтересует, но тот одобрительно крякнул:

– Смыслишь, малый! Пошли, поднимем завтрашнего поильца. Тут главное что?

– Чтобы хватило сил втащить его по лестнице.

– Не, втащить-то втащим. Главное, чтоб он не забыл, кому сказать спасибо кружкой доброго пива! Сюда, что ли?

По лестнице он спускался шатко, хватаясь то за железные перила, то за спутника. Шляпа с веточкой рябины свалилась у него с головы и укатилась вниз вперед хозяина. Дирвен, который его поддерживал, не лишился своей шляпы единственно потому, что она сидела, словно приклеенная, благодаря загнанному в кармашек рогу – только вместе с головой потеряешь. Пару раз чуть не сверзились по ступенькам в водянистую мглу.

Амулетчик уловил несколько тихих всплесков: те, с кем он пообщался по дороге сюда, все еще надеются, что им что-нибудь перепадет.

– Вот он где дрыхнет.

– Тьфу, да это же бездомный! Дурень ты, малый, сам не видишь?

Ночь все красила в один цвет, и казалось, будто окружающий мир вылеплен из потемневшего воска. С бледного неба смотрела белая ущербная луна – единственная свидетельница того, как оглушенный внезапным коротким ударом Варловен осел на землю рядом с бродягой, который досматривал уже седьмой сон. Все-таки не напрасно Дирвен потел на занятиях по рукопашному бою. Варловен был крупнее и сильнее, но не ждал подвоха от «малого», который с таким потрясенным вниманием слушал его хвастливый рассказ.

Обшарив карманы, Дирвен забрал деньги и связку амулетов. Не без труда стянул с пальца перстень с печаткой. Одну серебряную монету швырнул в темноту: дань воровскому богу Ланки.

После этого он выпрямился, огляделся, настороженно прислушался. Никого. И в канале опять плеснуло. Обойдя похрапывающего бродягу и валяющегося без сознания Варловена, он крадучись подошел к ограде, заменявшей парапет. Вот они.

– Эй, меняться не передумали?

– Долго же ты решался, – отозвалась русалка. – Тащи его сюда!

– Ага, сначала клятву по всем правилам, что ты отдашь взамен «Непотопляй».

– Хитренький! – хрипловато рассмеялась морская дева, бледная, как луна, с колышущимся в воде шлейфом волос.

Впрочем, она приняла к сведению, что этот смертный не из простофиль, и больше не пыталась его морочить. После того как прозвучала клятва, Дирвен приволок Варловена и перевалил его, поднатужившись, через деревянные перила. Жертва рухнула в канал с тяжелым всплеском, к ней сразу ринулись, рассекая воду, три-четыре твари. Русалка, размахнувшись, метко швырнула амулет, так что камешек на цепочке перелетел через ограду, и присоединилась к остальным.

«Что ж, до скорой встречи, Серебряный Лис, – подумал Дирвен, сглотнув застрявший в горле комок. – Или теперь уже – мой князь и повелитель Серебряный Лис? Хотя я предпочел бы Серебряную Лису…»