— Но ведь они ш-шоциалишты и к-коммуништы! Ш ними н-невозможно не боротьшя!

— Так было всегда. Индусы борются с мусульманами, католики боролись с протестантами, идеалисты борются с материалистами, тори боролись с вигами, республиканцы борются с демократами, а теперь капиталисты борются с социалистами. Капиталисты ругают коммунизм, коммунисты ругают капитализм, а кто прав, никому из нас неизвестно. В отличие от вас, мы считаем, что они могут вести мирное сосуществование. Я должен заметить, мистер Черчилль, что ваша вражда с социализмом и коммунизмом больше всего напоминает вражду остроконечников и тупоконечников в стране лилипутов.

Уинстону Черчиллю было свойственно éloquence[65], и он явно не ожидал услышать от оппонента столь яркое сравнение. Его бульдожье лицо вытянулось, но тут же приобрело привычное выражение.

В толпе возникло волнение, и рядом Вульфом возник профессор Драйзер. Вслед за ним к нам протиснулись Исаев и Иден. В мою голову тут же пришла мысль о том, что Исаев выдал себя за министра иностранных дел, но Иден ещё не догадывался об этом.

Бонд обратился к профессору.

— Профессор Драйзер, если продолжить аналогию с «Путешествиями Гулливера», то я скажу вам, что ваша теория об арийском происхождении англосаксов больше всего напоминает нелепые рассуждения мудрецов Лапуты.

— Никогда бы не подумал!

— Мистер Черчилль, я не советую вам верить этому шарлатану. Если вы истинный ариец, то я отец Ниро Вульфа! — Холмс снова обратился к профессору: — Профессор Драйзер, вы обвиняетесь в арийском расизме и в занятиях евгеникой…

— Я не вижу в ней ничего предосудительного! — крикнул тот с такой нервозностью, что я подумал о напрасности использования лоботомии.

— Не перебивать! Вы обвиняетесь в занятиях евгеникой и разработке сыворотки гениальности, от которой будет мало хорошего. Вы вздумали воплотить в жизнь антиутопию и выращивать людей на человекофабриках. А что касается поисков Шамбалы, то это мероприятие больше всего напоминает поиск Эльдорадо.

— Откуда вам всё это известно?

— Возможно, вы когда-нибудь это узнаете. О том, что вы подсидели профессора Джойса, напоминать не нужно.

— Какое вам дело до н-нашей деятельношти? — сердито спросил Черчилль.

— Я должен сообщить вам, кто перед вами. Ватсон, идите сюда.

Я вышел вперёд, встав справа от Холмса, и Черчилль тупо уставился на нас, которых он считал без вести пропавшими. За его спиной стояла миссис Черчилль, которая в свою очередь не понимала причины нашего появления. Люди в толпе, понявшие кто мы такие, заволновались.

— Позвольте вам представить человека, пришедшего к вам под видом профессора Драйзера.

— Это были вы? — поразился Черчилль.

— А вот перед вами так называемый Энтони Иден, — Бонд вывел вперёд Исаева.

— Это наштоящий к-кошмар! Я выдал швои шекреты п-п-пошторонним людям! — премьер оказался на грани истерики, но стоило миссис Черчилль подойти к нему, нервный срыв прекратился, так и не начавшись.

— А этот солидный мужчина, — Бонд показал на меня, — в компании со мной подслушивал ваши разговоры с профессором и мистером Иденом. Теперь позвольте представить вам даму, изображённую на фотооткрытке.

Перед Черчиллем возникла фрау Штольц.

— Вы знаете, кто перед вами?

— Я ношу ф-фотооткрытку в шляпе, — честно признался Черчилль. — Как говорили д-древние греки, я вшё швоё ношу ш шобой. Но в д-другом шмышле.

— Винни, тебе не стыдно при жене носить с собой фотографию несостоявшейся жены? — воскликнула миссис Черчилль.

— Вы ошиблись, мадам, — учтиво сказал Холмс. — Это была не какая-то там Этель Бэрримор. Это была Агнесс Штольц — первая леди, медсестра, киноактриса и просто красавица.

— Фрау Штольц? Что она здешь д-делает? Шпионка!

Черчилль снял шляпу и, передав трость жене, опустил туда руку. Когда он вытянул оттуда contenu[66], оно вызвало на его лице гримасу недовольства. Черчилль показал окружающим ту самую упомянутую Бондом карикатуру, изображавшую Черчилля, первого лорда Адмиралтейства, в образе Нельсона. Толпа отозвалась смехом.

— Что означает этот ш-шюрприз? Где же открытка?

— Неужели вы забыли, что продали её на аукционе? — усмехнулся Бонд. — Я был покупателем.

С этими словами он подтвердил сказанное, показав фотооткрытку с изображением молодой Агнесс Штольц.

— Вы к-купили у меня открытку? И, если я не ошибаюшь, вы же обыграли меня в казино?

— Это был я, сэр.

— А кто выдал шебя за меня, з-заштавив Клемми решить, будто я пью пиво?

— Мистер Вульф, выйдите сюда.

— Какой миштер В-Вульф?

— Сыщик из Нью-Йорка.

— Шыщик из Нью-Йорка? Что вы делаете в Л-Лондоне?

— Я прибыл сюда лишь затем, чтобы выяснить вопрос моего родства с Холмсом. Но, поверьте, происшествие с пивом было обычной случайностью.

— Погодите, у нас к вам ещё одно дело, — сказал Холмс, заметив, что фрау Штольц держит книгу. — Теперь, мистер Империалист, я хотел бы, чтобы вы вспомнили свою интерпретацию предсказания Нострадамуса. Мистер Бонд, прошу вас, подержите книгу.

Джеймс Бонд взял книгу, и Холмс, открыв её на нужной странице, стал ковырять страницу ногтём. Наконец, он издал удовлетворённый возглас и продемонстрировал публике полоску бумаги.

— Приклеенная папиросная бумага. На ней написаны слова «7 лет и 3 месяца». Если вы взглянете на то, что было скрыто под этой бумагой, вы увидите слова «73 года и 7 месяцев». Что вы скажете? Какой несомненный вывод вы должны сделать?

— Что вы ишпортили м-мои планы, — прохрипел премьер-министр.

— Не только. Я прихожу к выводу, что Уинстон Черчилль — ещё больший шарлатан, чем Нострадамус.

Эти слова снова развеселили толпу, и разоблачённый Черчилль побагровел, ещё больше сжав зубами сигару. В таком состоянии он не нашёл ничего лучше, как приложиться к бутылке армянского коньяка. К его неудовольствию, вынутая из кармана бутылка оказалась пустой. Миссис Черчилль подошла к мужу, и тот моментально успокоился.

— Как бы то ни было, вы должны отказаться от своих одиозных планов, — сказал Холмс со строгостью на лице. — Какими бы ни были Германия и Советская Россия, вы не имеете право организовывать захват и колонизацию этих стран. Возможно, когда-нибудь их социализм будет исправлен. Царскую Россию точно незачем завоёвывать. Но чем вам не угодила Абиссиния?

— Варваршкая штрана. А вот опыт к-колонизации Китая у англичан уже ешть.

— Знаю. Опиумные войны. А зачем вам понадобились Украина, Финляндия, Прибалтика, Польша, и прочие несоциалистические страны?

— Они раньше п-принадлежали Рошшии и Германии. Крайне н-необходимо было шделать их б-британшкими, а не теми отшталыми, какими они были под влаштью немцев и р-рушшких.

— Верно, но они уже не под властью немцев и русских. А Чехословакия, Румыния и Югославия, которые раньше принадлежали Австрии? Ведь Австрия не стала жертвой империализма.

— Авштрия — н-наштоящая европейшкая штрана. А Чехошловакия, Румыния и Югошлавия з-зашелены шлавянами.

— А пролетариат? Зачем запрещать социальное обеспечение и возвращать капитализм к уровню прошлого века?

— Шоциальное н-неравенштво шущештвует ш древнейших времён и, шледовательно, является ш-швященным и иштинным. Так было, и так б-будет.

— А «жёлтая угроза»? Ваш расизм и ненависть к азиатам я оправдать не могу. Хотите вы этого или нет, но вы больше не будете премьер-министром. Сейчас мы отведём вас в парламент, и Палата Общин узнает, как мы обошлись с Сувереном Великобритании. Доверие Палаты Общин несомненно будет утрачено.

Георг Шестой кивком подтвердил слова Холмса.

— Кем же я б-буду?

— Пенсионером. Теперь я предлагаю будущему правительству предоставить независимость колониям.

— Это никак н-невозможно, шэр! Ошвобождение колоний в-ввергнет Англию в нищету! Индия вшегда была жемчужиной б-британшкой короны! Британшкая империя не может ш-шущештвовать без неё!