Но обратим внимание на другие моменты. Завороженные наглым фиглярством «отца оттепели» историографы долгое время закрывали глаза на скрываемый им факт. На то, что все громкие дела послевоенного периода, в том числе суд над «ленинградцами», «дело врачей», проходили под руководством и при непосредственном участии Хрущева.

Впрочем, сын Маленкова обвиняет крестного «отца оттепели» без обиняков. «В конце сороковых годов… — пишет А.Г. Маленков, — Хрущев занимал пост секретаря ЦК по кадрам и, по долгу службы контролируя деятельность репрессивных органов, нес личную вину за гибель А. Кузнецова и других ленинградских руководителей»[49].

Но скажем больше. Политические зигзаги истории вообще невозможно оценить здраво, если не рассмотреть объективно роль, сыгранную этим номенклатурным выдвиженцем в рассматриваемый период. В своих воспоминаниях, записанных на магнитофон в конце 60-х и начале 70-годов, Хрущев объяснял причину перевода в Москву так. Сталин сказал: «У нас плохо обстоят дела в Москве и очень плохо — в Ленинграде, где мы произвели аресты заговорщиков. Оказались заговорщики и в Москве…»[50]

Эту мысль Хрущев повторяет еще дважды: «Сталин, сказав, что мне нужно перейти в Москву, сослался на то, что в Ленинграде раскрыт заговор»[51]. И спустя время (сорок четыре страницы в книге) он снова почти повторяет ту же мысль: «Сталин говорит: «Мы хотим перевести вас в Москву. У нас неблагополучно в Ленинграде, выявлены заговоры. У нас неблагополучно в Москве»[52].

Что это? Старческий маразм? Или попытка заретушировать пятна на собственной биографии?

Конечно, рассуждая о существе дела, хитрый Никита отмежевывается от участия в событиях. Он пытается выглядеть лишь неосведомленным «свидетелем». Он виляет: «… обвинили «группу Кузнецова в Ленинграде», будто там проявился «русский национализм» и противопоставили себя общесоюзному ЦК. Что-то в этом духе, точно не помню, а документы не видел… Со мной о «ленинградском деле» Сталин никогда не говорил»[53].

Но он уже проговорился. И исследователи обратили внимание, что, хотя Хрущев в своих «воспоминаниях» отмежевывается от «ленинградского процесса», он делает предусмотрительную оговорку: «Не зная подробностей этого дела, допускаю, что в следственных материалах по нему может иметься среди других и моя подпись»[54].

В. Кожинов обоснованно иронизирует: «Как же так? «Документов не видел», а подпись под ними, «допускаю», поставил?! Или другое противоречие: Сталин переводит Хрущева (по его же признанию) в Москву секретарем ЦК из-за Ленинградского дела, но затем-де не говорит ему об этом деле ни словечка!»

Между тем 1 декабря 1950 года, на момент осуждения «ленинградцев», Хрущев, возглавив «кадровую работу в ЦК», уже 11 месяцев курировал МГБ. Именно он довел дело до завершения. То есть до того часа, когда Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила участников «ленинградского дела» к расстрелу. Все это так, и даже английский историк А. Буллок указывает прямо: «Хрущев… признался, что подписал документ об их казни…»

Таким образом, с конца 1949 года до начала 1953 года именно Хрущев выполнял ту роль в репрессивном аппарате, которую именно с его подачи позже приписывали Берии. В действительности это Хрущев, а не Берия был тем «сверхпалачом», от свирепости которого кумир «детей оттепели» якобы избавил страну. Переложив на Берию ответственность за свои действия, Хрущев не только избежал ответственности, он ловко сумел превратить свою вину в благодеяние. Придурки «оттепели» чуть ли не молились на своего кумира.

То, что в послевоенные годы Берия не занимался органами безопасности, теперь уже очевидно. В определенный период Сталин сориентировал его на атомную промышленность, Маленкова — на ракетостроение. Место наблюдателя за системой безопасности стало вакантным. Заняв должность секретаря ЦК по кадрам и куратора МГБ, Хрущев сосредоточил в своих руках практическую деятельность по расстановке ответственных работников.

Но сошлемся на воспоминания самого Хрущева. Он надиктовал на магнитофонную ленту: «У меня сложилось впечатление, что Сталин, вызывая меня в Москву, хотел как-то повлиять на расстановку сил в столице и принизить роль Берии и Маленкова».

Так это было или нет, сегодня, пожалуй, даже не важно, но, так или иначе, в начале 1950 года Хрущев оказался в той «четверке», которая составила дееспособное ядро Политбюро.

Правда, «бесноватый Никита» внешне как бы находился в тени, но реально именно он стал «серым кардиналом» репрессий. Свое реальное руководство партаппаратом и карательной системой Хрущев использовал в полной мере. Это кураторство проявилось, в частности, в том, что уже вскоре после перевода в Москву, в феврале 1950 года, именно Хрущев был назначен председателем комиссии по расследованию положения дел на автомобильном заводе имени Сталина.

В результате проверки и подготовленной Хрущевым итоговой записки на ЗИСе разоблачили «заговорщицкую организацию американских шпионов» и 18 марта арестовали «помощника директора завода еврея Эйдинова и десятки других работников». В ноябре этого же года группе «американских сионистов» были вынесены «самые суровые» приговоры.

Некоторых расстреляли, но эта история из биографии Хрущева не вызвала проклятий со стороны «творческой интеллигенции». Почему? Примечательно и то, что просто «секретарем» ЦК «бесноватый Никита» оставался до ликвидации Берии, и лишь в сентябре 1953 года его фактическое положение обозначилось открыто — он стал называться 1-м секретарем.

Участников «ленинградского дела» судили накануне процесса над «зисовцами». Но напомним читателю: в историографии до сих пор нет никакой внятной информации и по этому процессу. Все, что опубликовано за многие десятилетия в литературе, — лишь пара-другая обрывочных фраз, вырванных из неизвестно какого текста.

Так, в одной из последних вариаций на эту тему профессор Сироткин эмоционально сообщает, что арестованных с начала августа по декабрь 1949 года «допрашивали»… выбивая самые немыслимые признания». Какие признания? — профессор не считает необходимым даже упоминать.

Правда, профессионал-историк пишет, что якобы «18 января Абакумов представил Сталину список на 44 человек, из которых 9-10 человек «главарей» предложил расстрелять, а остальным дать различные сроки лагерей. При этом судить не в открытом процессе с участием обвинения и защиты, а «тройкой» — закрытым выездным заседанием военной коллегии Верховного суда в Ленинграде».

•Эта цитата вызывает столь же потрясающее недоумение. За что все-таки предлагалось расстрелять «главарей»? И если процесс закрытый, то какого черта подсудимых понадобилось тащить в Ленинград? Не проще ли было их «с комфортом» расстрелять в особой московской тюрьме?

Причем Сталин не сразу согласился на такой «сценарий». Суд состоялся только спустя целых восемь месяцев!. Он действительно прошел 29-30 сентября 1950 года в окружном доме офицеров Ленинграда. 1 октября в 00 час. 59 минут суд огласил приговор. Как на следствии, так и на процессе подсудимые признали свою вину, и в два часа ночи пятерых из них расстреляли.

Подчеркнем, что, кроме обрывочной информации, подобной приведенной выше, в литературе никаких документов по процессу тоже никогда не публиковалось. И следует предположить, что, видимо, вся информация по этому делу уничтожена. Тогда возникает тот же наивный вопрос: «Почему?»

Если в отношении осужденных был совершен произвол, то самым простым способом их реабилитации могло явиться предание гласности всей информации. Только наивным людям непонятно: когда что-либо скрывается, то за этим стоят неправедные цели.