Ю. С. Вообще, авиакатастрофы становятся весьма грозным оружием в руках секретных служб. Торрихос. Трагедия совсем недавнего времени — гибель президента Мозамбика Саморы Машела…

Г. Г. Все это весьма трагично и загадочно. Но летать — надо. Время не ждет. Скоро лечу в Манагуа; прилетайте, там договорим…»

Ю. С. Манагуа… «В горах мое сердце», — Семенов закуривает. — Я вспомнил вдруг свою поездку с Омаром Кабесасом в горы Лос-Ногалес, на уборку кофе. Когда мы подъезжали к фронтовой зоне, в ночи засветились огоньки, словно у нас дома, в благословенно-мирном Домбае; только живут здесь не горнолыжники, а «кортадорес да кафе», сборщики кофе, добровольцы, приехавшие из Манагуа, — сто сорок человек, сто сорок автоматов; день в дозоре, день на плантации, работа каждый день без отдыха, и так в течение четырех месяцев; люди живут в асиенде, комната — для мужчин, чуть большая — для женщин, спят в гамаках, очень тесно, согреваются дыханием, в горах холодно, много детишек — матери, добровольно приехавшие сюда (в основном работники аппарата Совета министров, министерств финансов и культуры), берут малышей с собою, дома оставить не с кем: муж охраняет границу, отец расстрелян, сестра замучена в сомосовской охранке, мать умерла от горя — такое типично для Никарагуа.

Еду там готовят по очереди, пища однообразная, изо дня в день лепешка с фасолью в шесть утра, перед выходом на плантации, в четыре пополудни то же самое, только по воскресеньям жарят яичницу. Вечером — засыпают тут рано, в девять, движок надо экономить — чай с куском сахара и лепешка. Жизнь — по условиям, приближенным к фронтовым, то и дело добровольцы гибнут, сраженные автоматными очередями бандитов.

И вот я думаю: как же часто мир страдает беспамятством. Как легко и бездумно бросаем мы ничего не значащую для нас фразу: «Чашку кофе, пожалуйста!» Мы садимся за столик, болтаем о пустяках и ничего не знаем о Лос-Ногалесе, где коричневые зерна собирают люди, отдающие себе отчет в том, что в любую секунду из зарослей может простучать автоматная очередь контрас; отхлебывая глоток ароматной влаги, мы не думаем, чего стоит труд — по колено в воде, когда в горах выпадает холодная роса, как у нас в конце сентября, — работают с температурой, не хватает лекарств, мало калорийной еды… Чашка кофе стоит значительно дороже того номинала, что обозначен в прейскуранте, трагично много дороже…

И вот теперь скажи мне: чашка кофе — это политика?!

Я молчу в растерянности, ибо привык не отказывать себе по утрам в чашке кофе и — по нынешним временам сетую: «С чего бы это он подевался куда-то? И так некстати!»

Ю. С. Читая главы из новой книги Омара — он писал ее и в то время, когда мы были с ним на северном фронте, возле границы с Гондурасом, — думал свое… Мы исследуем подвиги революционеров, их самоотверженность, логику борьбы, но отчего же вне поля зрения остаются такие моральные категории, как любовь, честность, уважение к чувству другого? Ежели быть предельно откровенным с самим собой, то соблюдение этих императивов столь же важно для человечества, как и сражение против зла и социальной несправедливости! Когда появляется плесень ханжества? Кто благословляет ее, отбрасывая в прошлое то, что рождалось вместе с крушением рабства, абсолютизма, диктатуры? Чем объяснить, к примеру, что революция, свергшая Бурбонов, так покорно благословила новую монархию Бонапарта?

Как сохранить живую память революции в поколениях? Сколько ни кричи «халва», во рту от этого не станет слаще. Что больше помнит Франция: штурм Бастилии или триумф Наполеона? Поди ответь… Однозначность будет успокоительной ложью; с другой стороны, возможна ли многозначность ответа в наш прагматичный, хоть и взбаламученный век?

…Только в правильных пьесах или романах герои обязательно находят верное решение; в жизни все трудней и горестней; это здорово, что существует «утро вечера мудренее» — спасительная формула, которая позволяет человеку продолжать жить и выполнять свои обязанности, хотя это совсем не простая штука, честное слово, особенно в годину крутого перелома, накануне того часа, когда надо принять решение — единственное на те годы, что тебе осталось прожить на земле, зная, что отпущено их очень немного.

А. Ч. Летом 1986 года в Гаване состоялся учредительный конгресс Международной ассоциации детективного и политического романа, президентом которой вы избраны. Почему это произошло именно в Гаване и именно сейчас?

Ю. С. Кубе вообще присуще пристальное внимание к этим жанрам литературы.

Это действительно так. Кубинские друзья рассказывали мне, что «Семнадцать мгновений весны» был издан суммарным тиражом около трехсот тысяч экземпляров. Фильм показали девять раз. У книги «Майор Вихрь» тираж был двести тысяч. Кубинцы активно обращаются к разговору о политике средствами литературы и кино. И это логично. Они живут в окружении противника. Жить трудно. Экономическая блокада. Опыт социалистического хозяйствования приобретается дорогой ценой. Кубинцы прекрасные пропагандисты и к художественной литературе политической нацеленности относятся сугубо уважительно. Как к оружию.

Летом в Гавану съехались известные писатели, работающие в жанре детектива и политического романа, из Болгарии и Мексики, Венгрии и Уругвая, Польши и Никарагуа…

На открытом конгрессе Томас Борхе, единственный из основателей Сандинистского фронта национального освобождения, оставшийся в живых, ныне член руководства СФНО, писатель и поэт, министр внутренних дел Никарагуа, сказал: «Мы вручаем нашим бойцам, уходящим в горы, чтобы охранять границы республики от контрас, наиболее интересные детективные и политические романы, переведенные на испанский язык. Это не только чтение, которое не оставляет человека равнодушным, но и великолепная информация, которая приобщает людей к мировым проблемам, учит их патриотизму и самостоятельности решений».

А. Ч. Вы с Борхе, надо полагать, не сговаривались?

Ю. С. Естественно. Читательский «голод» на активного, самостоятельного, инициативного героя наблюдается во всем мире. Кстати, каждая четвертая книга в США — детектив. Более того, американское телевидение каждый день передает специальную программу, в которой действует адвокат, фэбээровец, налоговый инспектор, пожарник, инспектор дорожной полиции, сотрудник ЦРУ, прокурор, частный детектив, инспектор по борьбе с наркотиками… Если кубинские писатели Родольфо Перес Валеро и Альберто Молина Родригес пишут романы о борьбе против банд, засылаемых в республику штаб-квартирой ЦРУ, то известный мексиканский мастер Пако Игнасио Тайбо-секундо считает, что ныне коррумпированная полиция в ряде стран континента стала союзницей гангстеров: схватка с нею честных людей, ставших на защиту жизни и достоинства «униженных и оскорбленных», не может не привлекать обостренного интереса писателя, исповедующего гражданские ценности. Процессы, происходящие ныне в Латинской Америке, невероятно полярны: с одной стороны, чудовищный пресс корпораций и банков США, выжимающих из «пылающего континента» миллиардные прибыли (на одних только процентах по займам!), с другой — взрыв народного возмущения этим циничным грабежом громадного региона. Это именно та ситуация, в которой вызревает новейшая модель латиноамериканского детектива, модель качественно новая. Можно предполагать, что в ближайшие годы появятся книги о ситуации на Гаити, в Гренаде, Сальвадоре.

И в полный рост встает потребность в таком герое, у которого нет времени советоваться с вышестоящим начальством — преступник должен быть изобличен, порок наказан, опасность устранена, счетчик-то включен! Действовать надо, принимать решения и нести за них ответственность перед людьми и своей совестью, а не просиживать брюки на бесконечных совещаниях в ожидании спасительного указания всезнающего шефа.