Было нелегко найти замену предыдущему помощнику, Джейкобу Оппенгейму, который переехал в Манчестер и обзавелся собственной лавкой. Мистер Лион радовался, что Оппенгейм стремится достичь большего, и от всей души желал ему успеха, но потерять такого способного помощника было очень досадно. Чтобы работать в его лавке, требовалось хорошо разбираться в шкафах и часах, поскольку дело мистера Лиона касалось главным образом напольных часов. Кроме того, помощнику надлежало разговаривать и выглядеть достаточно изысканно, чтобы обслуживать состоятельных покупателей.
Мистер Лион не перенес лавку в модный район Мэйфер, куда уже начали переезжать другие еврейские торговцы; Корнхилл-стрит, где располагалась его лавка, все еще считалась хорошим торговым местом. Близость округа Корнхилл к триумвирату британской финансовой системы — Английскому банку, Королевской бирже и Фондовой бирже — была благоприятна для владельцев часовых и ювелирных лавок, типографий и кофеен на Корнхилл-стрит: дела их шли весьма оживленно — а значит, помощник должен был знать, как вести беседу с биржевым брокером или купцом, только что разбогатевшим на Бирже. Графов и лордов мистер Лион конечно же обслуживал самолично; зачастую он сам приходил к ним на дом, чтобы избавить их от необходимости ехать в Ист-Энд.
Но он скучал по бывшему помощнику не только поэтому. У них сложилась традиция посвящать один час в день изучению Талмуда — и для мистера Лиона то было самое важное время дня. Джейкоб Оппенгейм обладал живым острым умом; они любили сидеть вдвоем над огромным томом, пытаясь разобраться в запутанных доводах мудрецов-толкователей. Возможно, мистер Лион счел бы молодого человека подходящим женихом для Ханны, но у Джейкоба не было никакого состояния. Несколькими годами раньше он приехал в Англию из Богемии без гроша за душой — ему пришлось спешно покинуть страну, где он родился, из-за несправедливого обвинения в провозе контрабандных товаров, — и единственным его богатством стали те деньги, что он скопил за время работы в часовой лавке.
Мистер Лион ощущал потребность помогать этим новым иммигрантам хотя бы тем немногим, что было в его силах. В Европе обычным англичанам приходилось сражаться лишь с французами, а на английских евреев еще в бытность их на континенте обрушился целый ворох неприятностей: притеснения в Германии, Богемии и Польше привели к тому, что они начали уезжать тысячами; потоки беженцев хлынули в Лондон, надеясь преуспеть в стране, где атмосфера была более благоприятна для евреев. Однако лишь немногие из них, подобно Джейкобу Оппенгейму и Айзику Уорбургу, родились в благополучной семье, получили достойное образование и поэтому без труда могли найти работу. Большую часть приезжих составляли бедняки, жизнь в Лондоне оказалась для них почти такой же мрачной и жестокой, как и там, откуда они прибыли. У них не было ни умений, ни денег; английского языка они не знали; все, что им оставалось, — бродить по грязным узким улочками Ист-Энда, выбирая кварталы победнее, и торговать поношенной одеждой, лимонами, иголками и нитками. Их дети зачастую занимались менее почтенным делом: они становились карманниками или скупщиками краденого.
Еврейская община, принадлежностью к которой очень гордился мистер Лион, была потрясена масштабами происходящего. Положение осложнялось тем, что многие богатые еврейские семейства перебрались в другие районы Лондона и почти утратили связь со своими прежними синагогами — а ведь именно синагоги являлись центрами традиционной еврейской жизни, и благотворительной деятельностью занимались по большей части они же. Мистер Лион знал, что он не вправе осуждать этих людей, ибо в самом Талмуде сказано: не суди ближнего, пока сам не побываешь на его месте. И однако же он не мог не думать о том, что деньги, потраченные на роскошный обед для увеселения королевского герцога, куда лучше было бы употребить в помощь молодому беженцу, прибывшему к берегам Англии. «Но, — сказал он себе, — сейчас не время и не место для долгих разговоров о лондонских иммигрантах; меня ждет работа».
— Саймон, отнеси это, пожалуйста, мистеру Абрамсону. — Мистер Лион протянул записку мальчику лет восьми, что сидел у задней двери, строгая ножичком кусок дерева. — Но смотри, иди прямо на склад, нигде не задерживайся. Мистер Абрамсон должен получить записку до того, как запрет склад на ночь.
— Да, мистер Лион.
— Когда доставишь записку, выпей чаю и возвращайся в приют. Это все на сегодня.
Мальчик коснулся своей шапочки в знак прощания и стрелой вылетел из дверей на улочку, по которой он должен был — при благоприятных обстоятельствах — добраться до склада менее чем за две минуты. Однако лондонские улицы были полны опасностей, соблазны маячили на каждом углу. Родители Саймона умерли от чахотки через год после приезда в Англию, и мальчика поместили в общинный приют. Но его заманил к себе некий возмутитель спокойствия, молодой еврейский мошенник, обещавший сиротам свободную и сытую жизнь, если они перейдут в его шайку карманников. К счастью, Саймона удалось вырвать из лап воров, и мистер Лион решил взять его в лавку посыльным. Он также следил за тем, чтобы ребенка кормили хорошим сытным обедом и давали ему что-нибудь к чаю перед сном. Мистер Лион пообещал Саймону, что если тот будет добросовестно выполнять работу, то его переведут на более ответственную должность на складе, где производились и хранились часы.
Казалось, Саймон счастлив работать у него, но кто знает, что на самом деле происходит в душе ребенка, испытавшего столько лишений за свою недолгую жизнь? Поэтому мистер Лион мысленно помолился Всевышнему, чтобы Он защитил мальчугана от бед и провел его прямою дорогой. Затем он раскрыл конторскую книгу.
Записки, что он разослал сильно задолжавшим покупателям, заставили некоторых расплатиться, но таковых оказалось меньше, чем он надеялся. Многие поместные дворяне уже уехали из Лондона в Брайтон. Когда закончится курортный сезон, они отправятся в деревню, где и проведут зиму, навещая друг друга в поместьях. Большинство из них вернется в столицу лишь весной, когда вновь начнется лондонский сезон, — тогда у него появится возможность потребовать плату.
Банкиры и биржевые брокеры оставались в Лондоне круглый год, но теперь на их платежи не приходилось особо надеяться, поскольку на финансовых рынках творилась неразбериха из-за войны. Стоило англичанам найти способ обойти наполеоновскую блокаду на континенте, как Америка наложила эмбарго на торговлю с Англией. Тогда Англия, пытаясь возместить ущерб, который нанесло ей прекращение торговли с бывшими колониями, открыла новые рынки в Южной Америке. Но затем американцы сняли эмбарго — и внезапно, даже если не брать в расчет Южную Америку, у Англии оказалось столько товаров на импорт и экспорт, что она не знала, что с ними делать.
Мистер Лион тоже не знал, что делать со всем этим, и ему куда больше хотелось бы заниматься только своим делом в лавке на Корнхилл-стрит, не беспокоясь о том, что происходит на континенте и в обеих Америках. Его собственный дебют на Фондовой бирже завершился плачевно. Он сделал большую ставку на растущую цену хлопка, последовав совету знакомого брокера, убедившего его, что вложить капитал в хлопок — самое безопасное решение. Весь этот вклад пропал, когда цены на хлопок неожиданно рухнули. Поэтому мистер Лион понимал, почему некоторые из его покупателей, игравшие на Королевской и Фондовой биржах, не могли заплатить по счетам. Злосчастный импорт и экспорт осложнял жизнь всем — от богатых банкиров, владевших домами на Пиккадилли, до скромных торговцев, таких, как мистер Лион, хозяин часовой лавки в Корнхилле, проживающий на Девоншир-сквер.
Он отложил конторскую книгу, наклонился под стол и вынул из пола одну половицу. В этом тайнике он держал шкатулку с наличными деньгами. Вынув ее и поставив на место половицу, мистер Лион достал из жилетного кармана ключ и открыл шкатулку. Она была полна монет и банкнот.
Оставлять такую сумму в лавке не следовало, даже в тайнике. Мистер Лион понимал это, но не знал, как поступить с деньгами, куда их вложить. Безусловно, он не намерен больше рисковать ими на Фондовой бирже; разумнее всего было бы пойти в его банк в Корнхилле — это учреждение, которым владели господа Смит, Фрай и Компания, пользовалось очень хорошей репутацией. В иное время он сразу же отнес бы содержимое шкатулки туда. Однако за последнее время несколько банков прогорели, и неотвязная тревога подсказывала ему, что банки ненамного надежнее Фондовой биржи.
