— Известно ли вам, мистер Меламед, что если меня признают виновным в ограблении лавки, то отправят на виселицу?

Граф оперся подбородком о ладонь и, обворожительно улыбаясь, заглянул в глаза собеседнику. Однако мистер Меламед поймал себя на том, что его не особо трогает положение юноши. Как община несет ответственность перед человеком, так и человек отвечает перед всей общиной. Нам дарована свобода воли. Даже в условиях страшной нищеты можно оставаться честным человеком. Граф же был вором и искусителем невинных душ, а стало быть, заслуживал подобающего отношения.

С другой стороны, мистер Меламед вовсе не хотел передавать какого бы то ни было еврейского вора в руки английских судей. Рано или поздно Граф оступится и сам попадется ищейкам с Боу-стрит. В этом мистер Меламед был уверен. Что до кражи в лавке — он все еще надеялся разрешить тайну без огласки, так, чтобы история не вышла за пределы общины. Впрочем, Графу было необязательно знать об этом, и мистер Меламед, ответив спокойным взглядом на его взгляд, произнес:

— Да, мне это известно.

Несколько бесконечно долгих мгновений они просидели в молчании. Первым отвел глаза Граф.

— Что ж, ищите, — сказал он, беспечно махнув рукой, — и, если вы найдете в моем доме краденый товар, я попрошу суд даровать вам привилегию лично сопровождать меня на эшафот.

Слова Графа на миг привели мистера Меламеда в замешательство. Но, быстро взяв себя в руки, он стал обдумывать следующий ход. Должно быть, от шкатулки избавились еще в ночь ограбления, так что искать ее не представляло смысла, однако была вероятность, что деньги и сейчас хранятся в доме. Такие, как Граф, не могут запросто зайти в банк и открыть счет на тысячу гиней, не вызвав подозрений.

С другой стороны, юноша не предложил бы ему обыскать помещение, не будь он уверен, что у мистера Меламеда нет ни малейшей возможности найти деньги. Итак, если деньги и впрямь находились у Графа, то они наверняка были спрятаны где-то в другом месте, и, если мистер Меламед, приняв предложение, начнет обыскивать комнату, он лишь выставит себя дураком. Не этого ли добивается Граф? — подумал он. Хочет выставить его на посмешище? Или же он задумал нечто посерьезнее?

Внезапно мистер Меламед вспомнил. Он пришел сюда, чтобы найти ребенка, который, возможно, обладал ключом к разгадке тайны.

— Вообще говоря, я не думаю, что вы замешаны в краже, — сказал мистер Меламед. — У меня есть основания полагать, что преступление совершил ребенок, мальчик лет восьми или около того. Если вы поможете мне отыскать его, то будете щедро вознаграждены, даю слово.

Граф Грэйвел-лейнский резко поднялся с места и подал знак Велик’ону, который незамедлительно стал по стойке «смирно».

— Проводите этого человека к выходу, Велик’он, — сказал Граф бесцветным голосом. Затем, окинув мистера Меламеда холодным взглядом, добавил: — Что до вас, сэр, — не советую вам возвращаться на Грэйвел-лейн. В этом квартале могут украсть носовой платок, но мы не воруем детей и не отправляем их на виселицу… и не жалуем тех джентльменов, которые занимаются подобным.

Велик’он подошел к мистеру Меламеду и отконвоировал его к двери, а оттуда — вверх по лестнице. Генерал шел позади «пленника», то и дело тыкая его в спину палкой, чтобы тот шел быстрее. Такое обращение, при всей его непочтительности, на поверку оказалось благом, ибо, когда Эзра Меламед уже почти было дошел до парадного входа, он вдруг увидел пару испуганных глаз, взиравших на него сверху, из просвета между тонкими прутьями ограждения этажом выше.

— Саймон! — закричал он, взлетая вверх по лестнице.

Но ребенок мчался еще быстрее. За несколько минут он добежал до верхнего этажа и распахнул дверь, ведущую на крышу. За ним гнался мистер Меламед, а того, в свою очередь, преследовали Велик’он и остальные дети. Едва мистер Меламед достиг двери, как кто-то с силой дернул его за плащ. В мгновение ока он скинул плащ и набросил его на голову Велик’ону, тот упал назад, а за ним и другие покатились вниз по ступеням. Мистер Меламед вбежал в распахнутую дверь и быстро захлопнул ее за собой. Увидев на двери задвижку, он поспешил ею воспользоваться. Теперь, хотя бы на несколько минут, можно было остаться наедине с мальчиком. Но где же он?

Эзра Меламед обеспокоенно оглядел крышу. Ребенка нигде не было видно.

— Саймон!

Молчание.

Здесь, наверху, было странно тихо — мистер Меламед заметил это, услышав, как его шаги гулко отдаются от черепицы. Тихо и пусто… Но затем он различил в дальней части крыши большой бак и направился туда.

Казалось, его шаги становятся все громче и громче; он спрашивал себя, пугает ли этот грохот мальчика так же, как его самого, — если, конечно, Саймон до сих пор на крыше и слышит его.

Дойдя до бака, он медленно наклонился и заглянул внутрь. Оттуда на него смотрели два больших глаза.

— Пожалуйста, сэр, — взмолился голосок из темной глубины, — я не хочу, чтобы меня вздернули.

— Я тоже не хочу, чтобы тебя вздернули, — ответил мистер Меламед, вынимая Саймона из бака. — Пойдем ко мне домой, побеседуем.

— Не могу, мистер Меламед. Граф говорит, чтобы я никому не доверял, кроме него.

В эту секунду над краем крыши возникла черная двууголка. Затем появился сам Велик’он, взобравшийся по стене дома; чтобы проделать это, ему пришлось вылезти из окна верхнего этажа, где карниз находился недалеко от крыши. За Велик’оном проворно забрались шестеро его подчиненных — они были вооружены увесистыми палками и явно готовы к сражению.

— Сдавайтесь! — крикнул Велик’он, в то время как остальные окружили мистера Меламеда и Саймона.

Убедившись, что его люди надежно держат пленных в кольце, Велик’он отошел отпереть дверь, ведущую с крыши в дом. Через несколько мгновений на крышу выскочил Граф, держа в одной руке плащ мистера Меламеда, в другой — его носовой платок. Солнце не благоволило к Графу, подчеркивая его бледность и ветхость наряда.

— Этот ребенок находится под опекой еврейской общины, — сказал мистер Меламед Графу. — Вы не вправе удерживать его здесь.

— Саймон волен идти, куда пожелает, — ответил Граф. — Не так ли, Саймон? Тебя кто-то принуждает оставаться здесь со мной, генералом Велик’оном и остальными друзьями?

— Нет, сэр.

— То же самое относится и к вам, мистер Меламед. Вы также можете идти, куда пожелаете.

Граф засунул носовой платок в карман плаща и протянул плащ его владельцу.

Надев плащ, мистер Меламед повернулся к Саймону и сказал:

— Сейчас ты думаешь, что Граф — друг тебе. Но друг не стал бы просить тебя обокрасть хозяина, Саймон. Когда поймешь это, приходи ко мне, я помогу всем, что в моих силах.

— Но Граф не просил меня красть деньги, мистер Меламед!

— Тогда кто же?

— Никто. Это не я стащил шкатулку. Я только видел их. Потому и сбежал.

— Я не понимаю, Саймон. Кого ты видел?

— Мужчину и мальчика. Это был не я, а другой мальчик. За что меня вешать, если это не я украл?

Мистер Меламед глянул на Графа. Тот казался спокойным, даже безразличным к словам Саймона. Но правду ли сказал мальчик или это Граф научил его, что говорить, если поймают?

— Саймон, почему бы тебе не рассказать все с самого начала?

— Послушайте, сквайр, — вмешался Велик’он, — мы люди рабочие и не можем весь день торчать на этой крыше.

И снова Граф небрежно махнул рукой, и Велик’он замолк.

— Говори, малыш, — обратился Граф к Саймону. — С тобой не случится ничего дурного, если ты расскажешь этому человеку всю правду. Мы защитим тебя. — Затем, повернувшись к Велик’ону, скомандовал: — Генерал Велик’он, велите вашим людям стоять вольно!

— Вольно, ребятки, — с неохотой пробасил тот, и мальчики приняли более удобные позы, а Саймон начал свой рассказ.

Он объяснил, что прошлой ночью чувствовал себя одиноко, поэтому решил вылезти из окна приюта и пройтись: так он иногда поступал, когда был в смятении и не мог уснуть. Сначала он отправился на Вормвуд-стрит, улицу неподалеку от приюта, где жил когда-то с родителями. Наведавшись в места, где он провел детство, Саймон — он все еще не чувствовал усталости — решил продолжить свою одинокую ночную прогулку. Ноги сами повели его по Бишопсгейт и затем на Корнхилл-стрит, к лавке мистера Лиона. Если верить словам Саймона, он не замышлял ничего плохого. Он всего лишь стоял перед входом в лавку, рисуя в воображении тот славный день, когда у него будет собственная лавка. Но Саймон решил, что если он сам будет торговать часами, то не станет ждать четверть часа или полчаса, чтобы услышать их бой. Нет, он заведет часы так, что их нежный музыкальный звон будет раздаваться в лавке непрестанно.