Аня оглянулась.

За ее спиной, очевидно, уже давно наблюдая за происходящим, стояла с фарфоровым блюдом в руках Немая.

Заметив Анин взгляд, девушка поспешно поставила блюдо. Пирог на нем был высок и румян…

И с яблоками.

— Аня, — Богул с сожалением глядел на Светлову, — пребывание в нашем городе влияет на вас не лучшим образом. Вы что, действительно поверили во всю эту чушь?

— Ну, как вам сказать… — попыталась уклониться от столь прямого вопроса Светлова.

— Так и скажите. Кого вы там вызывали? Сэра Артура Конан Доила, если не ошибаюсь?

— Нет, леди Доил, — смутилась Светлова.

— Час от часу не легче!

— Но, Богул, стол.., того…

— Чего — того?

— Действительно приподнялся!

— И что?

— Да так… — Аня пожала плечами. — Это значит, что.., кто-то его приподнял.

«А свеча накренилась от сквозняка, когда, открыв дверь в гостиную, вошла немая прислуга с пирогом, — подумала, ничего не сказав вслух, Светлова. — И вообще.., кто-то решил пошутить!»

Все-таки, помня, что именно госпожа Кудинова была инициатором общения с призраком леди Доил, Аня заехала в салон “Молодость”.

— Амалия, один вопрос. Это вы во время спиритического сеанса приподняли стол?

— Помилуйте! Я не люблю шуток с призраками. И довольно суеверно ко всему этому отношусь.

— Но.., может быть, вы не шутили?

— Да что вы! — Амалия ахнула. — За кого вы меня принимаете? За отважную и сверхсознательную гражданку, которая ценой жизни помогает родным ментам обнаружить преступника?! Ну вы хватили лишку, Аня, клянусь!

— Даже так — клянетесь?

— Аня! Да тут, хоть все окрестности в кладбище превратись.., я бы никогда… Даже, если бы и точно знала… Что вы! — Амалия почти в ужасе замахала руками. — Я даже подумать о таком боюсь…

— О чем?

— Анечка, — почти жалобно заключила Кудинова, — я трусливая и эгоистичная женщина. Мой покой мне дороже всего. Это без преувеличений. Никакие соображения морали повлиять на эти мои правила жизни не в состоянии. Какой бы помощи вы от меня ни ожидали — вы никогда ее от меня не получите, если это хоть чуточку угрожает моей безопасности и покою. Конечно, это цинично. Но что делать? Уж такова Амалия Кудинова! Вы не обиделись?

— Помилуйте, — успокоила косметичку Аня. — Какие тут могут быть обиды? Предельный цинизм обычно сопутствует кристальной честности. С интересом выслушала откровенные объяснения… Значит, не вы?

— Да нет же!

«Амалия говорила слишком горячо… — думала Светлова. — И эти фразы… “Даже если бы я точно знала”, “ценой жизни”…»

Но Светловой было сейчас не до нее. К тому же вся эта история со спиритическим сеансом оказалась действительно на редкость — Богул прав! — глупой.

Светловой вообще сейчас было ни до кого. Ибо уговаривание Немой состоялось! Гор назначил девушке первый сеанс.

— А как бы мне так… — жалобно попросила Светлова доктора, — чтобы не присутствовать при этом — и в то же время.., э-э.., быть в курсе?

— Ну надо же! Да вы скоро из меня, голубушка, веревки вить начнете! — возмутился Горенштейн. — Вы только посмотрите на нее! Как бы ей “не присутствовать и в то же время присутствовать”! Да как я вообще терплю ваше присутствие?

— Не знаю, — честно призналась Светлова.

— Ну, хорошо, — явно смилостивившись, хмыкнул Гор, — искренняя вы моя… Посидите вон в той комнате.

Сначала была долгая прелюдия к сеансу, заполненная бархатистым, с явно усыпляющими интонациями голосом доктора. Прелюдия, которая подействовала и на Светлову. Она чуть не впала в какую-то странную дрему — смесь полусна и реальности. Гор был безусловно мастером своего дела, а стена между его кабинетом и комнатой, в которую он определил Светлову, подозрительно тонкой. Может, его супруга специально заказала такую перегородку, чтобы быть “в курсе” того, чем занимается с пациентками влюбчивый доктор?

В общем, у Ани возникла полная иллюзия, что Горенштейн усыпляет непосредственно ее саму.

Потом Светловой показалось, что за стеной заговорил ребенок. Настолько детским, лепечущим был этот голосок.

— Я обещала мамочке, что никому не расскажу, — пролепетал этот голос, явно принадлежащий девушке. Поскольку, кроме нее и Горенштейна, в комнате за стеной больше никого не было. — Я обещала…

Пауза.

Аня затаила дыхание.

— Мама, ну, мама, ну можно мне пойти погулять? Мамочка, ну разреши мне пойти погулять хоть немножко…

Снова пауза…

— Мама, а кто под землей лежит в саду? Там трава и цветы.., там хорошо… Мама, а они никогда не встанут?.. Мама, ведь земля тяжелая! Мама, а ты ему яму глубокую выкопала? Я пойду посмотрю. Нет, пойду!

Мама, я никому не скажу… Мама, не бей меня, я никому не скажу!

Девушка с детским голосом заплакала.

— Успокойтесь, — Аня услышала голос Гора. — Вам не надо ничего бояться! Здесь мамы нет. Никто вас не обидит. Успокойтесь!

— Я.., я никому не скажу.

— Успокойтесь. Я рядом и никому не разрешу вас обидеть. Успокойтесь.

Всхлипывания понемногу затихли.

— Гор, а откуда у нее этот детский голос? — накинулась на доктора ошеломленная услышанным Светлова, когда девушка после окончания сеанса удалилась.

— Детский голос — это что! Бывает, что, когда в состоянии гипноза человека возвращают в детство, некоторые загипнотизированные и вовсе принимают позу эмбриона! Известны случаи, когда к ним возвращается даже младенческое косоглазие. А вы говорите, “детский лепет”! Вернуть детский голос — это для нас пустяки… Не желаете, кстати, испробовать на себе мое искусство?

— Спасибо, док, — сдержанно поблагодарила, отказываясь от интересного предложения доктора, Светлова. — Право, не стоит… Вдруг что-нибудь не заладится, когда вы захотите вернуть меня обратно в теперешнее состояние?

Перспектива вернуться домой после всех приключений в Рукомойске еще и с младенческим косоглазием совершенно не вдохновила Светлову. Бедный Петр, только этого ему не хватало! Ее младенческого косоглазия! Все остальное Аня уже, кажется, в качестве сюрприза ему преподносила.

— Лучше объясните, что вы все-таки с ней делаете, Гор? — попросила Светлова.

— Ну как вам сказать… Тут ведь необходимо некоторое введение в тему.

— Я — вся внимание!

— Видите ли, у этой девушки неспособность говорить — это всего лишь симптом. А симптомы великий Фрейд в подобных случаях считал символами воспоминаний о каких-то переживаниях.

Чтобы объяснить, как это происходит, Фрейд прибегал, например, к такому сравнению…

Монументы и памятники, которыми украшают города, тоже представляют собой символы воспоминаний. Так, в Лондоне недалеко от Лондон-Бридж уходит ввысь колонна, которую называют Монументом. Она должна служить напоминанием о великом пожаре, который в 1666 году уничтожил большую часть города. Этот памятник — символ воспоминания. Но что вы скажете, задавался вопросом Фрейд, о таком лондонском жителе, который и теперь бы стоял перед Монументом и оплакивал пожар своего любимого города, с тех пор многократно отстраивавшегося и представшего в гораздо более блестящем виде, — вместо того чтобы спешить по своим насущным делам?

Подобно этому непрактичному лондонцу ведут себя и невротики. Не только потому, что вспоминают давно прошедшие болезненные переживания. Но и потому, что они аффективно привязаны к ним и не могут отделаться от прошедшего.

— Каково же было прошлое этой девушки? — чуть ли не шепотом спросила Светлова. — Какой же силы были ее переживания?

— Возможно, что-то ужасное, с чем девочке не хватило сил справиться. Видите ли, как известно, невроз — это своеобразный монастырь, в который уходят теперь те, у кого нет сил справляться с жизнью.

Назвать этот дом развалюхой язык не поворачивался. Справный кирпичный особнячок. Заборчик свежепокрашен, дорожки подметены, сарай крепкий, на большом висячем замке.