Это был адрес дома, в районе Заводи и Чермянки, который разыскал для Ани Богул.

Именно здесь, в этом доме года три назад нашли одичавшую грязную девочку лет пятнадцати, мертвую женщину, грязь и запустение…

Из дома вышла хозяйка и очень решительно направилась к остановившейся у забора Светловой:

— Вам чего?

— Да вот.., смотрю. Сказали, что дом продается.

— Кто это вам такое наболтал? Ничего тут не продается. Сами недавно купили.

— Да?! Ну… Значит, ошибочка вышла…

Аня через плечо хозяйки оглядывала участок.

— Уютно у вас! — похвалила она. — Красиво.

— А как же! Когда руки приложишь — всегда уютно. А вы бы видели, что тут было, когда мы эту недвижимость приобрели!

— А что тут было? — стараясь не выдать своего неподдельного интереса, поддержала беседу Светлова.

— Ужас! Хаос и мерзость запустения! Дом весь заново перестроили. Даже фундамент.

— Даже фундамент?

— Да, представьте.

— А вы ничего такого не обнаружили, когда дом перестраивали?

— Какого “такого”?

— Ну, странного…

— Знаете что, голубушка, — колюче взглянула на Светлову хозяйка особнячка, — а по-моему, это вы странная!

Она захлопнул калитку.

И, бормоча себе под нос классическое “ходят тут всякие…”, стала удаляться в направлении своего славного справного пятистенка.

"Дом новый. А сад старый…” — подумала Светлова, глядя с улицы через забор на кряжистые раскидистые яблони. На некоторых из них еще висели кое-где крупные тяжелые плоды.

— Это антоновка! — подсказал ей старичок прохожий, семенящий мимо. Он заметил, как неотрывно Анна смотрит на эти наливные яблочки, и остановился поболтать. — Они аж до заморозков могут провисеть. Чем дольше, тем лучше.

— Неужели до заморозков?

— А то! Чего мне брехать? Какой смысл…

— И то правда, — согласилась Светлова.

— Вот и я говорю! Такой всегда урожай завидный на этих антоновках. Ну прямо аж ветки гнутся… Страсть какой богатый урожай.

«Стало быть, не нашли ничего странного, когда дом перестраивали, — думала про себя Светлова, краем уха слушая разглагольствования старичка. — Дом новый, а сад старый. И как там сказал опытный товарищ Богул? “Утопленников находят чаще, чем закопанных”? Может, все-таки есть смысл получше поискать закопанных?»

Но нет, пока рано. Ведь ни в чем нет уверенности. Надо посмотреть, что будет на следующем сеансе у Горенштейна. Что еще они услышат от странной красавицы?

Господин Фофанов между тем не появлялся в Рукомойске уже целую вечность. Ту самую вечность, которую Светлова, напротив, тут уже проторчала!

Да в общем, что ему, этому Фофанову, когда есть наместник — Бобочка. Даже нельзя из-за этого помечтать, что он, Фофанов, о Светловой забыл.

"А где же ваше.., э-э.., начальство?” — время от времени интересовалась Аня у Бобочки. Но Бобочка туманно смотрел вдаль поверх ее головы и оставлял вопросы без ответа.

Что не мешало ему тем не менее ежедневно Светлову навещать. Проверять, на месте ли подопечная” не дала ли деру из Рукомойска.

"Бобочке следовало родиться японцем, — думала Светлова, встречая неизменно своего тюремщика, — они такие же добросовестные: император уже, возможно, давным-давно сделал себе харакири, а японский солдат все несет службу, если никто не отменил приказа”.

Если Боб не заставал Светлову в “Ночке” утром, то непременно приезжал вечером.

В конце концов, чтобы не терзать друг друга, они уговорились о контрольном времени. Полдне. Светловой “по возможности, но желательно” было в это время находиться на месте, в “Ночке”.

При этом услышать голос по телефону Бобочке было недостаточно: он, опасаясь технического подвоха — пленка, и все такое… — должен был убедиться воочию, что Светлова не удрала.

И Светлова старалась к полудню заехать в мотель. Приезжала, включала телевизор и пила кофе, поджидая контрольного визита Бобочки.

В общем, это время никак нельзя был назвать потерянным. В полдень по телевизору шли передачи про животный мир, которые Светлова очень любила и считала необычайно познавательными из-за удивительного сходства с миром человеческим.

На сей раз телевизионная передача была про рептилий.

На экране огромный питон демонстрировал свои возможности: растягивался, как эластичный чулок, заглатывая кролика.

— Возможности питона огромны. Он может проглотить самую невероятную добычу. Но, впрочем, и у него иногда случаются оплошности…

Вот этот питон, — ласково комментировал голос диктора за кадром, — проглотил опоссума. И не смог двинуться с места. Он перегрелся на солнце — и издох.

"Вот такие дела! — Аня вздохнула, слушая диктора. — Что ж… И на старуху бывает проруха. Может быть, этот питон был старухой? Ведь, наверное, среди них тоже есть питоны-старики, питоны-старухи, питоны-девушки… Все как у людей”.

Светлова выключила телевизор: созерцание издохшего питона доставляло мало радости. Хотя пример поучительный. Поистине, нет большей мудрости, чем умение соизмерять свои желания со своими возможностями.

Проглотить-то он может все. Проглотит — и не подавится. А вот уползти вовремя в тень… Не смог! Засветился. Вывод: добычу нужно выбирать по силам. Не зарываться. Опоссум — это для него оказалось чересчур. Надо было ограничить питону свое меню кроликами.

Впрочем, это не противоречит некоему жизненному закону: на каждого питона найдется рано или поздно свой опоссум, который тяжким грузом утянет его за собой в небытие.

"О ком это я? — устало потерла виски Аня. — Получается, что уже не о питоне… А опять об этом злополучном деле с Фофановой”.

Добыча оказалась не по зубам.

Вот в чем, очевидно, дело.

Нинка Семерчук была оторва, каких свет не видывал. Начальница колонии рассказывала о ней чудеса. По ее словам, Нинка из любой передряги выберется — зубами уцепится, но выберется, выплывет, вырулит.

Вот она и вырулила. Правда, все-таки не дотянула до спасения.

И это отличает ее от всех остальных.

Те машины были пустыми, потому что их владельцам не удалось выбраться из брюха питона… А Семерчук-Фофановой удалось.

Есть такой тип людей, которых ничто не останавливает. Они так про себя и говорят: “Живой или мертвый, но я это сделаю”. Да, есть ведь такая фраза: “Живой или мертвый”.

Так, по всей видимости, и получилось: пусть мертвой, но Семерчук удалось вырваться. А остальным — нет. Питон их переварил и уполз в тень дожидаться новой добычи.

Если Фофанова и исчезнувшие автовладельцы — жертвы этого Питона, тогда понятно, почему очередной “бермудский” автомобиль появился на трассе почти сразу после того, как Аня обнаружила мертвую Фофанову.

То есть… Фофанова, значит, и вправду, ускользнула. И Питону понадобилась замена. Поэтому между другими исчезнувшими автомобилистами были интервалы. Кстати! Кстати, почти равные были интервалы.

А между Фофановой и последним случаем времени прошло — всего ничего.

Периодичность, кстати, получается, как у маньяка.

Но зачем ему эта добыча?

Выгоды он никакой не получает. Она ему, видимо, совсем и не нужна. Он оставляет дорогие машины своих жертв на дороге. Бросает, как пустые консервные банки, содержимое которых съедено. Это означает, что деньги его не интересуют.

Но тогда что его интересует?

Маньяк? Безумец, которому просто хочется убивать? Но почему жертвы такие разные? Ничего общего, ни одного объединяющего штриха! Нет чтобы все исчезнувшие были девочками по имени Женя или мальчиками по имени Костя. Ничего похожего! Все совершенно разные. А так не бывает.

Деньги ему, стало быть, не нужны. Нужны сами жертвы. Но для чего?

Ну для чего, для чего…

Самое банальное: скажем, органы для трансплантации.

Но такое совершают опять же ради денег…

А деньги ему не нужны. Брошенный на дороге “Рейнджровер”, уж наверное, стоит не меньше запасных почек. Круг замкнулся.