— Так вроде? Или все-таки точно в спецназе? — заинтригованно спросил Андрей.
— Я так до конца и не поняла, — призналась Прилепина. — Эту инфу я в старой руоповской базе выцепила. В той самой, которую в свое время украли, а потом массово растиражировали? Помнишь?
— Конечно.
— Так вот, там обнаружился текст оперативной установки на Зечу, где со ссылкой на некоего анонимного источника говорится, что он воевал в каком-то элитном армейском спецподразделении. Там же, в связях, упоминаются несколько его сослуживцев. В том числе некто по прозвищу «Бугай». Вот я и подумала…
Мешечко неприятно задумался:
— Очень интересно! Особенно с учетом мнения эфэсбэшника Игнатковича, который уверяет, что в схеме закладки СВУ на шоссе угадывается профессиональный спецназовец. М-да, Олька, это ты большая молодчина…
— Андрей, а ты вообще не в курсе: в истории с обстрелом наших и Гурцелая есть какие-то подвижки?
— Насколько я понимаю, особых нет. За исключением найденной в лесу, в пятнадцати километрах от места засады, «шестерины» с суицидником Всеволодом Гаем внутри.
— Это тот самый, на которого в сводках обратил внимание Лоскутков?
— Да. К слову, его смерть списали на несчастный случай. Типа, водитель решил переждать дождь, свернул с шоссе, включил печку, ну и — угорел. Техническая неисправность. Что само по себе якобы неудивительно, так как талон ТО фальшивый.
— Бред какой-то. А разве такое возможно?
— В нашем мире возможно всё. Но все-таки я думаю, что здесь у областных оперов ключевую роль сыграла персоналия водилы. Навроде того, что еще одна тварь сдохла — да и фиг-то с ней. Смысл теперь париться?
— А кто такой этот Всеволод Гай?
— Бандос, а по совместительству — бизнесмен. И то и другое — средней руки. Три судимости. Море амбиций. По сведениям оперов из УУР, Гай возглавлял небольшую бригаду, входившую в состав империи Литвина.
— Что, снова перетираете косточки моему бывшему? — уловив окончание фразы, насмешливо поинтересовалась вынырнувшая откуда-то сзади Нежданова.
Ольга от неожиданности вздрогнула, а Мешок с ходу взял быка за рога:
— Юля, вам что-нибудь говорит имя Всеволод Гай?
— Естественно. Мерзкий тип с уголовными замашками. Ничего, кроме чувства брезгливости, у людей вызывать не может. Нормальных людей, разумеется.
— А вы в курсе, что на днях его нашли мертвым? Вроде как несчастный случай?
— Кому несчастный, а кому как, — усмехнулась Юля. — Нет, не слышала. Но скорбеть о нем, как вы догадываетесь, не собираюсь. Ну, пошли, что ли? — обратилась она к Ольге. — Посадку только что объявили. Кстати, можете поцеловаться на прощание, я не смотрю. — Нежданова демонстративно отвернулась.
Своим последним ехидным замечанием дерзкая клиентка порушила былые намерения Мешка, который и в самом деле собирался обняться с Ольгой на дорожку. Так что в итоге они всего-навсего сухо пожали друг дружке руки.
Девушки прошли на посадку. Дожидаясь, пока те скроются из виду, Андрей не обратил внимания, как через соседний вход в зону регистрации торопливо прошли два опаздывающих на мурманский рейс пассажира. Впрочем, даже если бы Мешечко и заприметил этих двоих, он едва ли сумел бы на расстоянии и с ходу опознать в этой парочке Зечу и Бугайца. Тем более что солнцезащитные очки оба сняли лишь на паспортном контроле, а к тому моменту Андрей, по-прежнему снедаемый нехорошими предчувствиями, уже покинул здание аэровокзала…
* * *
В начале девятого злой и уставший как собака Гриша Холин вернулся в контору. Именно он накануне вытащил счастливый билет по сопровождению «подзащитного» свидетеля Феклистова на очную ставку в ОВД города Подпорожье, следствием чего стало изнуряющее суточное путешествие «туда-сюда-обратно» по маршруту общей протяженностью под шестьсот без малого верст. И это, заметьте, по извечному, ставшему притчей во языцех областному бездорожью и разгильдяйству!
В оперской в эту позднюю пору Григорий предсказуемо застал дежурившего по подразделению Крутова. Тот активно осваивал новую компьютерную стрелялку и периодически бросал из-за монитора косые вожделенные взгляды на непредсказуемо припозднившуюся оперуполномоченную Северову. Вернее, на заднюю поверхность ее загорелых налитых бедер. Ибо Наташа в данный момент, переломившись в пояснице и поворотившись к двери передом, а к Жене задом, с остервенением скоблила в комнате пол.
— Твою дивизию! — ругнулся Холин. — Натаха, ну на кой ляд ты опять палубу драишь? Только вчера ведь всё до блеска намыла?!
— Во-во, я ей то же самое говорю. Гриш, хоть ты на нее своим авторитетом повлияй! Потому как наличие такового у меня она категорически не желает признавать.
— Вчера блестело, а сегодня уже затоптали, — проворчала Северова, не меняя позы. — И вообще, не мешайте мне отрабатывать мои наряды вне очереди.
— Да нет у тебя никаких нарядов! Сама себя накрутила как… Как не знаю как! А ну, брось сейчас же тряпку!
— Хорошо, пусть будут не наряды. Считай, я просто наложила на себя такую вот епитимью. Смываю водой свои грехи перед трудовым коллективом и его доблестным командиром, — выжимая тряпку, сказала Наташа. — Такая интерпретация тебя устроит?
— Идиотизм какой-то, честное слово!
Не дойдя до своего рабочего места, Холин резко развернулся, вышел в коридор и, топоча сорок третьим размером, направился в сторону кабинета нового босса. Нарочито громко громыхнув в дверь, не дожидаясь приглашения, заглянул:
— Вечер добрый. Можно?
Сочинявший какую-то казенную бумагу, Мешок недовольно повернул голову на источник шума и буркнул, не без раздражения:
— Можно. Но по поводу доброго я бы не спешил с выводами.
Григорий просочился в кабинет, подхватил стул, уселся напротив. Посмотрел на Андрея молча, но вопросительно.
— Ну, что там с Феклистовым? — первым спросил Мешечко, чтобы это самое молчание поскорее нарушить и понять, по какой такой причине Григорий явно собрался поискать конфликта.
— С Феклистовым всё нормально. А вот что у вас с Натальей происходит?!
— А что у нас с ней происходит?
— Андрей, мы с тобой не первый год замужем, посему давай четко, без размазывания и наматывания на кулак: что у тебя есть против Северовой?
— На данный момент — практически ничего.
— Не понял?!
— Мне кажется, я тебе ответил вполне доходчиво: практически ни-че-го.
— А тебе не кажется, что в таком случае тебе следует немедленно довести это сначала до ее сведения, а затем — до сведения всего личного состава? — начал потихонечку закипать Холин, пораженный ледяным спокойствием приятеля. — Равно как элементарно извиниться перед человеком?
— Кажется. Но сейчас я этого делать не буду.
— Может, ты все-таки объяснишь?…
— Хорошо, объясню, — устало сказал Андрей. Он поднялся из-за стола и подошел к двери, где сначала убедился, что за ней никто не стоит, а после плотно прикрыл, да еще и для верности щелкнул замком.
Возвратился на место, закурил. Заговорил медленно, серьезным тихим голосом:
— На прошлой неделе, из нашего со Жмыхом выступления, вы должны были вынести одно, оно же — самое главное. Руководство отдела подозревает, что в нашем подразделении завелся «крот».
— А у тебя не возникает чувства, что всё это есть — полный бред?
— Я прошу меня не перебивать.
— Извини.
— Говно вопрос. Нет, не возникает. Информация, которой мы располагали на тот момент, давала основания подозревать в «сливе» Северову.
Лицо Холина сделалось каменным:
— Она лишь, как ты выражаешься, «давала основания», однако вы, не раздумывая, тут же обвинили ее в предательстве. Причем при всех!
— Если ты помнишь, изначально мы со Жмыхом пытались избегнуть публичной огласки, — вздохнув, взялся разжевывать Мешок. — Однако ваша, в том числе твоя, Гриша, склонность к демократическому плюрализму не оставила нам шанса решить это дело полюбовно-мирным путем… К настоящему времени часть (обращаю внимание, только часть!) вопросов к Северовой худо-бедно удалось снять. Я понимаю, что, скорее всего, в отношении Натахи я допустил ошибку… Мы допустили… Вот только признавать эту ошибку, тем более публично, я не собираюсь. Пока не собираюсь.
